М.-Л. фон Франц. Фемининность в волшебных сказках.

У матери-природы есть мельница, которая вместо зерна перемалывает людей, мельница молодости и старости - несколько смягченных форм жизни и смерти. Здесь богиня является вечной и к тому же великой волшебницей, которая дарует людям молодость или наказывает их старостью. Если сравнить то, что случилось с тремя девочками (Василисой, героиней сказки «Госпожа Труде» и героиней сказки «Лесная матушка»), можно увидеть разные стороны и грани, которые проявляет эта богиня природы в зависимости от того, кто к ней приходит. В сказке «Госпожа Труде» девочка является глупым, инфантильным и хитрым маленьким существом и потому гибнет. В сказке «Лесная матушка» девочку только наказывают. Василисе, которая ведет себя правильно, помогают. Интересно заметить, что инфантильное любопытство считается чем-то совершенно пагубным. Насколько я знаю, настойчивое любопытство не слишком часто наказывают в мифах о героях, хотя героиню оно очень часто приводит к гибели. То, что Василиса не спрашивает о руках, спасает ей жизнь, но девочка из сказки «Госпожа Труде» проникает в таинство, к которому следовало бы относиться с почтением.
Если у женщины существует неразвитый Анимус, если она не работает над ним, ее умственная деятельность часто остается сосредоточенной на слухах, сплетнях и мыслях о соседях. Ее интересуют соседские разводы, ей интересно знать, как они происходят. Она разговаривает в полупсихологической манере. Это означает больше, чем просто интерес к разводу, этот интерес в своем зародыше похож на психологический. Например, человек думает: «Почему мужчины и женщины ссорятся?» Но он никогда не идет дальше; он остается на уровне любопытства и никогда не достигает основы и сути чего бы то ни было. Если бы такая женщина могла сказать приблизительно так: «Какое это имеет отношение ко мне? Лично меня это никак не затрагивает, но очень увлекает вопрос, почему мужчины и женщины не ладят друг с другом», - то в этом вопросе она могла бы продвинуться гораздо дальше. Однако она застревает на стадии наполовину развитой умственной организации, не будучи объективной и не потеряв интереса, что, на мой взгляд, характерно для неразвитого Анимуса. Это имеет связь с пагубным любопытством, и здесь определенно чувствуется рука дьявола.
Проблема божественной функции зла не является такой проблемой, к которой можно прикасаться открыто, ибо люди всегда ее раздувают. Она столь неоднозначна, что можно поступить лишь так, как поступила Василиса; но вместе с тем зло в своем самом худшем и пагубном проявлении связано с законами жизни. Например, можно было бы сказать, что в создании Берген-Белзена и Освенцима была своя положительная' сторона, ибо они потрясли всю европейскую цивилизацию, заставив ее осознать свою Тень. Но мы не можем этого сказать! Мы должны оставаться людьми и признать, что это было самое настоящее убийство, и в отношении его скрытого позитивного воздействия не может быть сделано никакого окольного и витиеватого исключения. Иначе мы превратимся в демонов, в то же самое, что мы уже видели. Случается, что учеными, занимающимися естественными науками, овладевает присущий природе демонизм мышления. Известный человек по имени Николай написал книгу «Биология войны», в которой он совершенно холодно, с научной точки зрения, исследовал вопрос, являются ли войны позитивным или негативным явлением с точки зрения биологии человеческого рода. Он задавался вопросом, чего больше гибнет в войне: хорошего или плохого, и т. д. Для таких исследований нужен демонический ум. Наша человеческая природа восстает при таком взгляде на происходящее, - но пойдите в университет, пойдите к ученым, которые обсуждают проблемы атомной физики. Они пропитаны этим духом природы! Они говорят о массовом уничтожении и о том, как конкретно его можно устроить; ими движет рука зла.
С другой стороны, возможно, иногда сама судьба человека заключается именно в том, чтобы его мысли приняли такое направление. Например, врачи должны иметь в какой-то степени демоническое мышление, ибо они чрезвычайно много внимания уделяют природе и ее жестокости. В первом семестре, когда, согласно программе обучения, нужно заниматься вскрытием трупов, студенты либо уходят [с медицинского факультета] и говорят, что не могут быть врачами, или же им приходится приобрести некую демоническую холодность природы и сказать себе, что постоянно умирают тысячи людей, и к этому нужно относиться спокойно, - ибо это реальность. Но если человек не понимает, что он делает, то он сам обретает абсолютно дьявольскую сущность. Например, врач может совершенно отстраненно наблюдать за протеканием ужасной болезни пациента, который для него является лишь номером таким-то в палате такой-то с таким-то диагнозом и заболеванием, протекающим в такой-то форме. Но вдруг этой же болезнью заболевает жена этого врача или его маленькая дочь, и тогда это заболевание становится сильнейшим потрясением в его жизни. В таком случае, как правило, возникает ужасный внутренний конфликт между холодным врачом, который смотрит на болезнь как на естественнонаучный процесс, - как он протекает и заканчивается, - и человеком, в семье которого случилось это злосчастное событие и сердце которого разрывается от горя. Это столкновение двух установок.
В нашей сказке непонятно, кому принадлежат эти руки. Это служит намеком на то, что человек должен спросить, что за ними скрывается. На мой взгляд, в определенной мере задача женщины заключается именно в том, чтобы принимать сторону личного отношения в противоположность холодному духу естественной науки. Врач должен себя проявить и сказать себе, что он не должен быть сентиментальным; ему следует прямо смотреть на такие вещи, не отстраняясь и не отворачиваясь. Хирург не может оперировать, если он проявляет сентиментальность к человеку, которого он оперирует. Но женщина должна сосредоточиться на человеческом отношении и его придерживаться; в таком случае все происходящее и все болезни являются уникальными, уникальной остается и чувственная реакция, когда один человек не может статистически холодно вычеркнуть из жизни другого человека. Если женщина начинает думать таким образом, эти мысли всегда исходят от ее Анимуса, и они оказывают весьма пагубное воздействие. Она должна сохранять личную, человечную атмосферу в отношениях между людьми. Создавать человечную атмосферу Эроса -одна из ее задач, которая состоит также и в том, чтобы не вникать слишком глубоко в Теневые вещи, в обезличенную, холодную жестокость природы.
Василиса должна рассортировать зерна, а затем те таинственные руки берут рассортированные семена, и мы не знаем, что они дальше с ними делают. Почему бы великой волшебнице Бабе-яге не рассортировать их самой? Мы этого не знаем, но вполне возможно, что она просто не смогла бы этого сделать; это этическое разделение - задача исключительно человеческая, которая трансцендентна иначе понимаемой Природе. Именно так думал Юнг: человек самую малость трансцендентен Богу, потому что он чуть более сознательнее Бога. При этом человек должен помогать Божеству и служить Ему или Ей, но, естественно, это не значит, что мы можем исключить из Природы зло или Бога.
Мы можем работать над бессознательным, но мы не можем исключить зло из природы или помешать миллионам живых существ каждую секунду умирать на этой планете жестокой или страшной смертью. Есть пределы человеческих возможностей, и существуют области, где Природа сильнее человека. Она никогда не остановит свои мельницы.
Цивилизации Дальнего Востока пытаются справиться с данной проблемой иначе - через представление об относительности добра и зла, а затем - путем отстранения от этой проблемы. В последнее время я перечитала кое-что у Чжуань-цзы и была поражена тем, как он говорит, что великий человек или мудрец просто смотрит на Природу и становится похожим на нее. Мудрец, следующий Дао, например, в представлении Чжуань-цзы не должен слишком много печалиться, если умирает его самый близкий друг или жена, или если умирает его первый ученик или мастер. Он организует похоронный обряд, но не более того, и с точки зрения нашей христианской традиции такое отношение вызывает шок. Но далее, в другом месте, я нашла у Чжуань-цзы отрывок, где он пишет, что действительно просветленный мастер Дао не стремится быть хорошим, а стремится быть таким же, как природа; он позволяет себе не вмешиваться в ход событий. Он никогда не пытается ни кого-то спасать, ни делать что-то хорошее, и если бы другой человек заболел, он бы к нему не подошел и не позаботился бы о нем. Это похоже на то, как вела бы себя сама природа. Но затем Чжуань-цзы добавляет, что он любит всех от избытка своей природной доброты. Это природное чувство симпатии по отношению к другому человеку, которое разрешается, но желание, исходящее из моральных, этических принципов, направлено против природы, а значит, вызывает сомнения; оно становится контрпродуктивным.
Но если из-за избытка природной доброты человек пойдет лечить своего больного друга, следуя природному порыву, то он не причиняет зла. Это разрешается, потому что в таком случае невозможно повернуть вспять, как того требуют чувства, или из желания проявить великодушие к другому. Это очень тонкий путь этической трансценденции и вступление в область, которая, вероятно, ближе всего к тому, что является абсолютным добром. Однако это способ настолько тонкий, что его описать можно только посредством парадоксов. На Западе это воплотить гораздо сложнее, так как мы совершили много больше с точки зрения стремления к абсолютному добру и накопили такую пропасть всякого ужаса с другой [этической] стороны, что наша проблема стала неразрешимой.