Аллан Фромм. Способность любить.

Наши многочисленные виды любви сосуществуют и совсем не обязательно исключают друг друга. Индивид со многими «Любовями» — это тот, кто способен на множество привязанностей. Если все они хороши для него, если приносят ему удовлетворение и обогащают жизнь и увеличивают производительность, тогда он счастливый человек, вероятно, к тому же здоровый и хорошо адаптированный.
У некоторых любящих интересы бывают самые неожиданные и редкие. Если вы встретите человека, привязанного к древним шумерским письменам, или окаменелостям определенного геологического периода, или к подводным исследованиям, или к чему угодно, вы, вероятно, заметите, что он весь поглощен своим интересом и что он, вероятно, счастлив. Но если вы обнаружите, что у него нет отношений с другими людьми, что у него никогда не было любовных связей, он никогда не вступал в брак, отрезал себя от родителей, семьи, друзей, — тогда вы, несомненно, заключите, что человек этот необычен и, вероятно, ненормален. Ненормально в нем не то, что у него такие необычные интересы, такая необычная любовь, а то, что это его единственная любовь. От людей мы ожидаем наличия многих и разнообразных любовных переживаний.
[45]

Наши разновидности любви имеют семейное сходство

На любви обязательно есть отпечаток любящего. Это проявляется в том, как мы ее выражаем. Любовь мужчины к гольфу и его любовь к жене иногда поразительно похожи. Мужчина с нетерпением ждет игры, надеется выиграть. Ему предстоит замечательный день. Но всегда что-нибудь ему обязательно мешает. Предыдущие игроки обязательно заставляют его ждать у каждой метки, те, что за ним, его торопят, его мальчишка, приносящий мячи, никак не отыщет очередной мяч. Даже клюшки его подводят, клюшка неуравновешена и задевает за землю. Кончает игру он с самым слабым результатом и испытывает отвращение к гольфу, ко всему миру и к себе самому.
Тот же самый мужчина собирается провести вечер с женой: он поведет ее на ужин и в кино, и они хорошо проведут время вместе. Но она бесконечно долго одевается, не может решить, где бы ей хотелось поесть — и не успевает он опомниться, как у него возникает то же чувство, как после гольфа.
Оба эти вида любви похожи, потому что любящий ведет себя одинаково, он одинаково любит то и другое. Он любит только идеальное и не в состоянии проявить хоть малейшее терпение и справиться со своим напряжением и разочарованием. Он любит не гольф, а идеальный гольф. Возможно, у него только три партии из ста, сыгранных за год, оказываются идеальными, а остальные он безнадежно проигрывает. Любовь к жене подчинена тем же ограничениям. Если бы она не испортила ему удовольствие своей бесконечно долгой подготовкой, это сделал бы метрдотель, посадив за столик, который ему не понравится, или официант, обслуживающий слишком медленно или слишком быстро — совершенно неважно, что именно. Этому мужчине чрезвычайно трудно радоваться своей любви, потому что он способен на это, только когда она идеально соответствует его желаниям. Все разновидности его любви, большие и малые, отмечены одним и тем же недостатком.
[46]
Два вида любви могут иметь еще одно общее свойство: они могут быть не искренней любовью, а заменой чего-то другого, какой-то гораздо более глубокой привязанности, которая не проявляется в собственном облике. Мужчина может любить гольф по причинам, которые кажутся совершенно очевидными, но истинные причины могут быть никак не связаны с гольфом. Возможно, он испытывает глубоко запрятанную тревогу, ощущение опасности, и избавиться от этой тревоги он может, только послав мяч на самое дальнее расстояние. Общий результат у него может быть посредственным, но он посылает мяч дальше всех, и это повышает его статус среди других игроков; по крайней мере, так ему кажется.
Точно так же он может желать в качестве жены самую красивую женщину, какую только можно встретить. При этом он может не доверять ей, будет считать, что она постоянно поглядывает на других мужчин, не умеет вести хозяйство, или будет находить у нее множество других недостатков, однако не женится на женщине, какими бы достоинствами она ни обладала, если у нее нет выдающейся красоты.
Этот мужчина использует и гольф и жену как замену любви, и в обоих случаях любовь его нарцисстическая. Он не любит ни гольф, ни жену, хотя может уделять им много времени. На самом деле он по-прежнему любит себя, как любит себя двухлетний ребенок, потому что только он сам способен принести себе подлинное удовлетворение. Он ценит жену только за ее красоту, а гольф — за длинный бросок, потому что эти фрагментарные привязанности привлекают к нему внимание и повышают самооценку, удовлетворяют его любовь к самому себе.

Пирамида любви

Мы создаем новые привязанности, у нас возникают новые виды любви в такой сложной форме, что проследить их развитие очень сложно. Одна любовь ведет к другой, и наши привязанности накладываются друг на друга, создавая
[47]
пирамиду. Это легко увидеть на примере еды: некоторые привязаны только к бифштексу, но гораздо большее число людей любит разнообразную пищу; таким образом они на основе этой привязанности могут развить любовь к изысканным блюдам, к экзотической кухне, к тонким винам или вообще к кулинарии как к искусству.
Некоторые любят один вид спорта — как спортсмены или зрители, но большинство предпочитают участвовать в разных играх или наблюдать за ними. Или постепенно число любимых видов спорта, число «любовей» может увеличиваться: тот, кто любит плавать, может увлечься подводным плаванием, он может стать путешественником в поисках теплых морей, где приятней заниматься подводным плаванием; наконец, ему понравится тропическая природа, на фоне которой он занимается своим любимым видом спорта. Социальные привязанности следуют тому же образцу: такие любители отыскивают других ныряльщиков и влюбляются в них.
Наши самые деликатные привязанности мы накладываем друг на друга точно так же. Любовь к самому себе приводит к привязанности к статусу, который человек приобретает в группе, отсюда — к привязанности к этой группе, и человек ощущает эту привязанность как страстную и иррациональную. Интерес женщины к самой себе приводит к увлечению драгоценностями, одеждой; воспользовавшись особыми способностями и возможностями, такая женщина может начать карьеру модного дизайнера.
Все это упрощенные примеры и приводятся ради иллюстрации. Наша влюбленность в виды деятельности, в идеи, вещи или людей редко бывает такой прозрачной и легко объяснимой. Часто то, что нас на самом деле привлекает, бывает отодвинуто в сторону тем, что нас приучили считать хорошим и правильным. Армия специалистов по рекламе постоянно пытается убедить нас в том, что то, что они продают, хорошо для нас. Многие наши привязанности направляются незаметными культурными силами и течениями.
Некоторые из этих культурных сил носят отчетливые половые различия. В каждом магазине игрушек есть разные
[48]
отделы; с двух-трех лет мальчикам дарят легковые и грузовые машины, поезда и самолеты, а девочкам — кукол, кукольную одежду, посуду и игрушечные печи. Мы одобряем привязанность мальчика к бейсбольной бите, которой он несколько раз удачно отбил мяч; мы одобряем его стремление собрать машину из частей, найденных на автомобильной свалке; мы аплодируем ему, когда он зарабатывает и экономит деньги, чтобы купить себе настоящую машину или что-то другое желаемое. Мы очень активно воздействуем на мальчиков, вырабатывая у них привязанность к обладанию, активности, достижениям.
Девочек мы тоже ведем к тем же материальным привязанностям, но также побуждаем их к большему проявлению человечности и любви. Если мальчики играют в хороших и плохих парней и достигают статуса героя, используя игрушечное оружие, девочки играют в семью и заботятся о своих куклах.
Мы можем обобщить все это и сделать вывод, что мальчики растут, развивая материальные и профессиональные разновидности любви, а девочки — разновидности человеческие и семейные, и в определенном смысле мы будем правы. Но нужно снова сказать: такое обобщение становится слишком абстрактным, когда мы переходим к человеческим существам, потому что в жизни каждого человека давления перекрещиваются и накладываются друг на друга. Некоторые при этом усиливаются, другие вступают в противоречие с личными желаниями и потребностями.

Любящий, сформированный культурой

Хотя мы все в определенном смысле подчинены культуре, в которой живем, некоторые из нас развивают очень мощные и поистине доминирующие привязанности к идолам рынка, к целям, которые формулирует для нас общество. Нужно жить в правильном районе и иметь правильных соседей, вступать в брак с подходящим человеком, иметь определенное количество детей. Вообще, вступать
[49]