Аллан Фромм. Способность любить.

обнаруживал, что причины поведения пациентов скрываются в сильных психологических переживаниях их прошлого.
Гипноз помог Фрейду установить, что эмоции, испытанные пациентом в прошлом, сохраняются в памяти его подсознания. Фрейд показал, что пациент по-прежнему привязан к тому, кто оказал на него такое сильное воздействие в прошлом. И эту привязанность он назвал любовью.

Определение любви

Мы начали эту главу с вопроса «Что такое любовь?» И неужели долгий путь по извилистой тропе должен привести нас к выводу, что любовь не более чем «привязанность». А как же сильные чувства и глубокие страсти'* Даже в тусклой прозе словарей слово «любовь» определяется «как нежная и страстная привязанность к лицу противоположного пола», а также как «сильная личная привязанность к тому, что очень нравится».
Но Фрейд говорит, что любовь не чувство, а привязанность. Посмотрим, куда приведет нас эта мысль. Конечно, с нашими привязанностями связаны чувства, но неверно было бы определять их как всегда добрые и приятные. Любовь, несомненно, может быть романтической и возвышенной, но часто бывает и нарциссической и эгоистичной. Иногда она подавляет и определяет все поведение; в других случаях проявляется непоследовательно и непостоянно. Иногда любовь делает нас счастливыми и приносит сознание глубокого удовлетворения; но в других случаях заставляет постоянно стремиться к чему-то, ощущать неудовлетворенность и боль. Таким образом, очень нелегко определить связанные с любовью чувства, потому что они разнятся так же, как разнятся способы проявления любви.
В кульминации любви любящий с восторгом рассказывает о своих чувствах. Это самое замечательное, что когда- либо с ним случалось, его любимая - самое удивительное существо, а он — самый счастливый человек в мире Такие чувства он испытывает сегодня. Конечно, не стоит спра
[22]
шивать его, что он будет испытывать к предмету своей любви три месяца, три года или тридцать лет спустя. И тем не менее это справедливый вопрос. Чувство любви преобразует нашу жизнь на мгновение. Но мы не живем всего мгновение. Вопрос не в том, какие чувства относительно любви мы испытываем в данный момент, вопрос в том, как мы действуем на основании своих чувств.
Это совсем не означает, что мы отбрасываем чувства относительно любви. Именно чувства делают наши привязанности важными для нас. Но чтобы объяснить, почему мы действуем так, как действуем, и почему ведем себя так, когда испытываем любовь, мы должны раскрыть происхождение и развитие наших привязанностей. Чувства, связанные с любовью, глубоко интересуют нас, и мы с готовностью их описываем; но описания, какими бы чувствительными и проницательными ни были, остаются всего лишь описаниями. Они не объясняют, почему мы испытываем такие чувства, когда влюблены.
Как только мы решились взглянуть на любовь как на привязанность, на которую влияют более ранние и иные привязанности, мы получаем гипотезу, которая помогает понять, как возникают наши чувства и поведение, когда мы влюблены. То, каких людей мы избираем, что мы делаем с этими людьми, какие чувства движут нами, — все это возникает на основе наших прежних привязанностей. Это совсем не означает, что одно переживание не отличается от другого; однако черты сходства заставляют предположить существование какого-то устойчивого образца, что делает наше поведение относительно предсказуемым. Хотя психолог не владеет хрустальным шаром, он понимает: чтобы знать, как человек поведет себя завтра, нужно знать, как вел он себя вчера.
Есть привязанности, которые возникают на основе желания и выбора, и есть такие, которые вырабатываются из потребностей и опыта. Первые обладают качествами сознательности и рациональности, вторые — неразумности и случайности. Мы не единственные хозяева избираемых нами направлений. Наш организм, наша жизнь неумолимо движут
[23]
нами в своем собственном направлении. Привязанности возникают и мы их испытываем только потому, что уже обладаем ими. Это даже не обязательно привязанности к людям. Мы привязываемся к идеям, объектам, владениям, местам, фантазиям, идеалам — к чему угодно.
Теперь любовь становится чем-то таким, что мы можем изучать и исследовать. Это не только редкий, тонкий, непостижимый набор чувств, вырастающий на основе особой привязанности к особому человеку. Любовь, конечно, такая привязанность, но это и все остальные привязанности — к предметам и людям, приятным и неприятным, старым и новым, привязанности сознательные и подсознательные. У всех нас много видов любви. Эти виды сосуществуют; некоторые подпитывают друг друга, некоторые вступают в противоречия. Будущее одной-единственной любви зависит от того места, которое эта любовь занимает в сложном рисунке всех других наших «Любовей».
Поскольку привязанности есть у всех, в определенном смысле все мы «влюблены». И на всех этих видах любви отпечаток любящего. Мы лучше понимаем индивида, изучая все разновидности любви, все привязанности, которые у него сформировались. И лучший способ понять любую привязанность или любовь — изучить качество его предыдущих привязанностей или прошлых любовных переживаний.
[24]

2. ГДЕ НАЧИНАЕТСЯ ЛЮБОВЬ

Какие предыдущие привязанности должны мы знать, чтобы понять любовь, испытываемую нами во взрослом состоянии? Очевидно, любые прежние привязанности, которые были достаточно сильны, потому что привязанности, сильные в прошлом, могут оказаться сильными и сегодня. Многие из нас, например, признают, что испытывают сильную привязанность к родителям. Вряд ли мы можем избежать привязанности к тем, кто заботился о нас в младенчестве и детстве; хотя привязанность может быть и негативной, неприятной и неприемлемой, но это все равно привязанность, к тому же сильная. Во многих тончайших проявлениях эта привязанность остается с нами и влияет на более поздние отношения.
Пути проявления этой и других ранних привязанностей должны, несомненно, меняться, и Фрейд это понимал, но настаивал: мы не должны приходить к ошибочному заключению, будто они больше не существуют. Он предполагал, что могут возникать привязанности еще раньше, до возникновения привязанности к родителям, и их влияние тоже может сохраниться.
[25]
Фрейд понял, что все предыдущие попытки объяснить любовь не удались, потому что мы недостаточно далеко уходили в жизнь любящего, чтобы понять это. Возможно, самый первый опыт, который Приходит задолго до возникновения любви, какой мы ее знаем, может на самом деле сформировать любовь, какой мы ее со временем испытываем. Некоторые ранние потребности организма и то, как мы привычно их удовлетворяем, могут определить, какими людьми мы станем, счастливыми или печальными, оптимистичными или пессимистичными, легко нам будет угодить или трудно, будем ли мы зависимы или самостоятельны и свободны. Фрейд заподозрил, что то, что мы испытываем по отношению к себе и к окружающим, возникает на основе первых, примитивных физических ощущений удовлетворения и неудовлетворения еще до возникновения психологического и социального осознания. И потому углубился в изучение того неясного туманного периода, с которого начинается жизнь всех нас, с переживаний младенчества.

Назад к источнику

Хотя младенец с рождения, несомненно, представитель человеческой расы, но он столь же, несомненно, более животное, чем человек. Он недисциплинирован и нецивилизован, как любой другой детеныш, и гораздо беспомощней большинства детенышей животных. Он требователен, раздражителен, нетерпелив; как у только что вылупившегося птенца, у него постоянно раскрыт рот, он хочет, хочет, хочет. Это комок физических желаний; эти желания доставляют ему сильную боль, а их осуществление — огромное удовлетворение. Потребности организма для этого маленького животного, по существу, весь его мир. Он вряд ли осознает что-либо, помимо своих физических потребностей, ощущений дискомфорта, за которыми следует комфорт, боли, которая сменяется удовлетворенностью.
Ребенок плачет, когда голоден, потому что ощущает голод как острую физическую боль. Становясь взрослыми,
[26]