Алексеев А. В. Воля к превосходству.

Примечание. Не в смысле Лейбница мы понимаем необходимость зла, как элемент гармонии, а как необходимую отрицательную ипостась, имеющую самостоятельное значение. Никакой гармонии тут нет, а есть тягл, борьба мучительных противоречий, где гармония и красота - лишь отблеск этой борьбы; как отмечал Достоевский: «красота спасет мир», но как уже вторил ему Ницше – «даже в красоте есть борьба, и неравенство, и война, и власть, и чрезмерная власть». В красоте много зла; красота мучительна, она сама бывает причиной зла и зависти, она бывает роковой, она служит вызовом алчущим взорам; но вместе с тем она является и отрадой мира, где отдыхают глаза; красота разнообразна, ею могут выражаться противоположности.
Примечание. Почему с древних времен, начиная с Платона, Томаса Мора, Франциска Бэкона, Маркса и т.п., почему все их представления о градах благоденствия остаются утопиями и по сей день? Они изымают элемент зла. По существу это есть доказательство его необходимости от противного.
Примечание. Каждый должен добром оправдывать все то зло, заложенное в него Природой.

Примечание. Ницше: «Ах, звери мои, только одному научился я до сих пор, что человеку нужно его самое злое для его же лучшего».

Вера есть тяга жизни, есть соотнесение себя с теми силами Природы, которые находят отклик в каждой конкретной душе; ибо боги взывают к душам. Вера есть тайная связь с теми силами Природы, которые покровительствуют человеку; эти силы можно олицетворять себе, чтобы относится к ним, ибо силы Природы взыскуют кровь и плоть.
Бытие бога как олицетворения — в мире ценностей и природе тех сил, в которых находят отклик конкретные ценности. Вне Природы бога нет.
Любое олицетворение, отнесенное к ценностям, является условным; ибо конкретные ценности суть условны и не могут претендовать на абсолют. Безотносительностью обладают только общие ценности, такие как добро и зло, которые в свою очередь есть противоположности отрицания и к которым относятся конкретные, жизненные ценности. К примеру, одна из самых значимых христианских ценностей гласит: «Не убий!». Но эта ценность не является абсолютной, ибо при определенных условиях необходимость жизни диктует: «Убей!» И это «Убей» может выступать не на стороне зла, а на стороне добра. Например: Убей, чтоб спасти свою семью! Поэтому, христианское разделение на бога и дьявола, пытающееся зло отожествить с дьяволом, а добро перенести на сторону бога есть условность, поскольку содержание ценностей может выступать как на стороне зла, так и на стороне добра. Как мы показали, «дьявольская» ценность: «Убей во имя спасения» может выступать на стороне добра. Поэтому становится понятным, почему христианские понятия «бога» и «дьявола» не могут претендовать на абсолютное бытие и остаются без реального безусловного содержания, как бы там ни старались апофатики и катафатики (да, ничего иного не остается, как объявить бытие бога трансцендентным и недоступным; ах, как сладка эта мысль!)
Отметим также, что сами понятия «добро» и «зло», как рожденные человеком, и без бытия человека не имеющие отклика в Природе, не являются абсолютом в том смысле, в котором мы мыслим абсолют; ибо эти ценности как рожденные подвержены забвению.
Противоположности «добро» и «зло» есть инструмент бытия человеческого общества, где отрицание зла (стрела добра) в качестве принципа положен в основу сосуществования людей в одной общине (все принципы начинаются с частицы «не»: не укради, не прелюбодействуй и т. д.) – важный момент.
Из вышесказанного можно сделать еще один вывод: «добро» приобретает свою значимость только через «зло», на его фоне и как отрицание последнего (все та же относительность противоположностей, в основе которой лежит принцип отрицания). Свою самостоятельную ценность «добро» получает через отрицание «зла»; как героями становятся только через преодоление, через борьбу, через противостояние.
Здесь явственно прослеживается глубина действенности принципа отрицания: нравственность приобретает значение только через отрицание «зла»; чем «зло», вызывающее отвращение, более явственно, тем понятие «нравственности» более ярко. Отвращение в отношении к дурному поступку заставляет людей «понимать» ценность «нравственных» поступков. Сначала случается смерть, потом приходит осознание, что это зло.
Мы не в коем случае не отрицаем объективность общечеловеческих ценностей, к примеру, «мужество»; но, тем не менее, в определенных ситуациях проявление безрассудного мужества может привести к нелепой смерти. Но в тот момент это не значит, что «мужество» теряет свою объективную ценность, когда оно рассматривается безотносительно к определенной ситуации; таким образом, общечеловеческие ценности предполагают абстрагирование от конкретных ситуации и представляют ценности как имеющие самостоятельное значение (в это есть их объективация). Отсюда проистекает источник споров и разногласий по поводу абсолютности и относительности ценностей. Дело в том, как определять, как рассматривать ценности: безотносительно к конкретным ситуациям, тогда ценности приобретают объективное значение, или в каждом конкретном воплощении, наконец — в поступках. Таким образом, мы приходим к выводу, что «истинно» объективного бытия ценностей, безотносительно к нашему пониманию их, не существует; ценности выступают как представления.

8.0.0
Мы предпочитаем добро злу только в силу идеи улучшения, становления; ибо зло для нас ассоциируется с разрушением; иначе какое вообще у добра преимущество перед злом? Никакого. Если бы мы стремились к регрессу, то зло для нас было бы куда предпочтительнее. И мы предпочитаем зло, если хотим что-либо разрушить, но опять же мы хотим разрушить что-либо, чтобы построить новое или самим возрасти в этом акте разрушения. Но мы отрицаем боль, лишения, страдания, именно в соответствии с идеей становления. Любовь, правда, добро, рождение содержат намного больше, чем ненависть, ложь, смерть, - зло вообще. Есть здесь какая-то асимметрия. А именно, утяжеляет добро стремление ввысь, задает, так сказать, направленность, поэтому добро и зло несимметричны; как то смерть намного менее желанна, чем рождение; проистекает это из противления смерти. Зло всего лишь обратная сторона, причем меньшая, как некое пятно, необходимое, чтобы от него оттолкнуться, как точка опоры, направляющая стрелу становления. Добру и злу отводится не равное значение. Поэтому-то мир и не разваливается безнадежно. Мир необходимо есть как волевое усилие. Это и есть воля Природы. Но куда направлена эта воля? Зло и добро не равновесны. В нашей природе укоренена стрела добра, это направленность задана в нашей природе, а добро в общем смысле, это то, что служит улучшению в противовес ухудшению.