Хеллингер Берт. И в середине тебе станет легко. Книга для тех, кто хочет найти гармонию в отношениях, любви и стать счастливым.

ПСИХОТЕРАПИЯ И РЕЛИГИЯ
И психотерапия, и религии стремятся к спасению и исцелению души, и та, и другие стремятся через душу спасти и исцелить всего человека. В этом они едины. Но есть между ними и различия, поскольку психотерапии, обязанной своим происхождением науке и просвещению, свойствен критичный настрой по отношению к унаследованным нами религиям. И для религий это во многом целительно, ибо своими открытиями и познаниями психотерапия вынуждает религии очищаться, то есть отходить от мифических образов, надежд и страхов и возвращаться к истокам и корням.
Душа и «Я»
Однако для психотерапии тоже актуален вопрос, насколько она сама остается в плену архаичных образов и надежд, и потому тоже нуждается в демифологизации. Достаточно указать лишь на то, что «Я» в его власти над умами и сердцами некоторых психотерапевтов тоже является мифическим образом, питающим мифические надежды и стремящимся унять страхи порой путем почти суеверным.
Мифом мне кажется и то, что и религия, и психотерапия рассматривают душу как что-то личное. Поскольку объективное наблюдение за тем, как действует душа, указывает скорее на то, что это мы находимся в душе. Что не у нас есть душа и не мы ею обладаем, но мы есть у души и она обладает нами. Что не она служит нам, а мы вместе с нашим «Я» привлекаемся ею на службу. Так что вопросов как по поводу психотерапии, так и религии, существует немало.
Образ действий
Мой образ действий феноменологичен. Это значит, что я, насколько могу, отказываюсь от привычного, в том числе
189
и от теорий с убеждениями, и вверяю себя познаваемой действительности, какой она, со временем меняясь, себя являет. И жду, не появится ли из скрытого что-то, что внезапно, подобно молнии, обнажает истину и рассеивает тьму, что приводит к гармонии с действительностью, которая оставляет далеко позади и знания, и планы, и желания «Я» и своим действием доказывает свою правоту.
Душа и «Я» в религии
Начну с религии и сначала поставлю вопрос: что происходит в человеке, если он считает себя религиозным?
Глядя на религиозных людей, мы видим, что они воспринимают себя зависящими от сил, которых не понимают. Например, это знание о том, что их жизнь не в их власти. Перед лицом подобных познаний, основа и действие которых остаются для нас окутанными тайной, они занимают позицию почтения, смирения или благоговения перед чем-то таинственным, чего мы не понимаем. Это и есть подлинно религиозная позиция, которая велит нам скорее сделать шаг назад, чем вперед. Она свободна от притязаний, она означает гармонию и покой. Это религия души.
И все же какой-то части души трудно примириться с по-добной сдержанностью. Взамен она стремится взять таящуюся за явлениями действительность в свои руки, влиять на нее и заставить ее себе служить с помощью, например, ритуалов, жертв, покаяния, молитв. Это религия «Я».
Правда, в религии «Я» есть некоторые отголоски религии души, ибо она тоже признает некую действительность, которая больше, чем мы. Однако в то же время здесь она пытается снять с этой реальности покров тайны и распоряжаться ею по своему усмотрению, что, по сути, является противоречием. Поэтому там, где мы стремимся раскрыть тайну и получить возможность ею распоряжаться, вместо того чтобы перед ней остановиться и ее уважать, религия вырождается.
190
Этим для религий и нашей религиозной жизни указан путь очищения. Это движение от «Я» обратно к душе.
Религии откровения
Особое значение для нас имеют религии откровения. Это те религии, которые восходят к одному человеку, сказавшему другим, что получил от Бога откровение, и зачастую под угрозой вечного проклятия призывающему других этому откровению верить. Религии откровения — для нас это прежде всего христианство — являются как бы вершиной религии «Я». Здесь «Я», со всеми присущими «Я» качествами, не только Бог, о котором говорится, что он себя открыл. Получивший откровение тоже говорит как «Я», которое требует от других подчинить свое «Я» его «Я».
Но если здесь тоже объективно рассмотреть происходящее, мы обнаружим, что этот некто говорит тут только о себе, а вера, которой он требует, это в конечном итоге вера в него самого. Тем самым он ставит себя выше не только своих приверженцев, но и выше провозглашенного им Бога, поскольку утверждает, что никого другого Бог подобным откровением не озарит, что все другие поэтому от подобного откровения отстранены и что Бог сам должен на веки вечные этому откровению подчиниться. Поэтому в первую очередь религии откровения нуждаются в просвещении и очищении.
Религиозное сообщество
Если теперь внимательно проследить за религиозным развитием отдельного человека, наше внимание обратит на себя тот факт, что его религиозное чувствование, вера и деятельность начинаются с его связи с семьей. Таким образом, первые религиозные представления задаются человеку семьей. Раньше религия принадлежала к числу тех усло-
191
вий, выполнение которых давало право принадлежать к семье. Его нарушение воспринималось как отпадение от семьи и влекло за собой соответствующую кару. Поэтому раньше — а отчасти и сегодня — отпадение от религии семьи воспринималось не столько как отпадение от религии, сколько как отпадение от семьи, и связывалось со страхом потери права на принадлежность. При более глубоком рассмотрении обнаруживается, что этот страх никак не связан с содержанием религии, поскольку он сходным образом проявляется в семьях, принадлежащих к разным религиям, независимо от их учения и практики. Он переживается слабее или сильнее в зависимости от того, насколько серьезно семья относится к своей религии. То же самое относится и к так называемой арелигиозной позиции, и к позиции атеистической. Они тоже являются обязательными — в той степени, в какой являются условиями сохранения права на принадлежность к семье.
Эти религии являются религиями группы. Своей религией группы часто отграничивают себя от других. Благодаря ей они чувствуют себя выше других групп и стремятся за счет других расширить влияние своей религии и своей группы. Иногда они оправдывают религией угнетение других групп. С аналогичным религиозным пылом отстаиваются и некоторые политические убеждения, и влияние они имеют аналогичное.
Эти группы являются неким расширенным «Я» и действуют как расширенное «Я». Поэтому групповая религия в еще большей степени является религией «Я». Для такой групповой религии «Я» речь идет не только о том, чтобы овладеть скрытой действительностью, но и о власти над другими людьми и группами.
Естественная религия
И все же внутри различных религий имеет место выходящая за рамки привязанности к семье и группе глубокая лич-
192
ная набожность, хотя и уважающая внешние требования из верности к собственной группе, но внутренне намного перерастающая их содержания. К примеру, мистические течения в христианстве и исламе близки друг другу настолько, что различий между религиями, из которых они происходят, словно бы и нет.
Следовательно, над тем, что разделяют традиции, содержания веры и религиозные ритуалы, есть религиозный опыт и религиозная позиция, которые являются личными, не зависящими от религии группы. Они связаны с общим для всех людей познанием мира и тех пределов, которые он для нас устанавливает. Поскольку эта религиозная позиция одинаково доступна каждому, ее можно назвать естественной религией. Ей не нужны ни учение, ни практика. В противоположность другим религиям здесь нет превосходства одной религии над другими, нет притязаний на власть, нет пропаганды. Здесь каждый сам по себе. Поэтому естественная религия объединяет там, где другие разъединяют.
Естественная религия — это личное достижение, и может быть, наивысшее. А какого рода это достижение, я покажу на примере зарождения философии. Первым философам, о которых известно на Западе, удалось внутренне отказаться от представлений о человеке и природе, доставшихся им от предыдущих поколений, и отдаться действительности, такой, как она перед ними лежала, без оговорок и страха. Первое, что они при этом испытали, было удивление, что что-то есть. Что жизнь возникает из чего-то, что остается скрытым, и что она снова в это скрытое опускается. Это удивление перед лицом реальности, какой она себя являет, есть благоговение перед тем, что есть, без желания этого избежать или как-то истолковать. Это смирение перед тайной — без желания знать больше, чем она сама нам показывает. Это согласие с теми границами, которые устанавливает для нас познаваемая действительность — без желания их уничтожить или переступить. И это в высшей степени религиозно, но при этом естественно и смиренно.
193
Религия как бегство
И напротив, очень многое в унаследованной нами религии представляет собой попытку уклониться от действительности, какой она себя являет, и искать от нее избавления. Попытку изменить познаваемую действительность согласно собственным представлениям и желаниям. Дать ей иное толкование, вместо того чтобы принять ее вызов. Раскрыть ее тайну, вместо того чтобы ее уважать. Но прежде всего это попытка устоять вопреки потоку исчезновения. Это попытка «Я» овладеть непостижимой действительностью и подчинить ее себе.
За этими представлениями стоят архаичные, магические надежды и страхи еще из тех времен, когда человек понимал, что он во всех отношениях зависим, и пытался заклинать жуткое и опасное с помощью магических средств и ритуалов. Из этой архаичной глубины души происходит потребность в жертвовании, умилостивлении, искуплении и влиянии. Со временем привычка цементирует потребность в убеждения, хотя ничто вокруг не указывает на то, что за этими убеждениями стоит реальность. Такие архаичные образы, несомненно, в значительной степени являются переносом человеческого опыта на то, что скрыто. Ибо с человеческих отношений на скрытое другое, о чем мы догадываемся, но не знаем, религия переносит опыт уравновешивания, умиротворения, искупления и влияния.
Тем яснее становится на этом фоне, какой отдачи требует от человека естественная религия, какого очищения духа, отказа от желания иметь влияние и власть.
Философия и психология
Безусловной заслугой философии и психологии является то, что они проложили путь к беспристрастному созерцанию действительности и ее границ и тем самым помогли снова обрести признание религии в ее естественной форме. В области психологии здесь нужно указать на Фрейда, который
194
во многих религиозных представлениях распознал проекции. Или на К. Г. Юнга, обнаружившего в божественных образах идеалы «Я» или заданные архетипы.
Самый радикальный анализ иудейско-христианской религии, ее основ и последствий я нашел у Вольфганга Гигери-ха в его книгах «Атомная бомба как психическая реальность» и «Борьба драконов. Посвящение в ядерную эпоху». Речь здесь идет о глубоком исследовании духа христианского Запада. Он доказывает, например, что современные естествознание и техника — всего лишь продолжение основных стремлений христианства и что, будучи далеки от того, чтобы поставить их под вопрос, они упорно их используют и доводят до конца.
Я сам, сравнивая опыт отношений в семье с религиозными представлениями и религиозным поведением, имел возможность наблюдать, как отношение к религиозной тайне выстраивается по хорошо знакомым образам и опыту. Одно только представление о Боге как личности кажется поэтому сомнительным. Этот Бог снабжается качествами, намерениями и чувствами, заимствованными из опыта, связанного с королями и властителями. Потому этот Бог наверху, а мы внизу. Поэтому мы приписываем ему озабоченность своей честью, считаем, что его можно оскорбить, что он вершит суд, награждает и осуждает в зависимости от того, как мы ведем себя по отношению к нему. Как идеальный властитель, он должен быть справедливым и благодетельным, защищать нас от невзгод и врагов. Поэтому мы абсолютно чистосердечно зовем его еще и нашим Богом. Как и у короля, у него есть придворные — ангелы и святые, и многие надеются однажды оказаться в их числе.
Другие модели, которые мы переносим из нашего опыта на свое к нему отношение, это отношение ребенка к своим родителям и его отношение к семье и роду. Тогда мы представляем себе скрытое другое как отца или мать и привязываемся к сообществу верующих как в семье или роду. Поэтому можно также наблюдать, что многим богоискателям не хватает отца, и когда они находят своего настоящего отца, их поиски Бога прекращаются. Или что многим аскетам не хватает матери, как, например, Будде.
195
Или на скрытое другое, например, в обетах, переносятся модели «давать» и «брать», существующие в деловых отношениях. Или на скрытое другое переносятся модели отношений между мужчиной и женщиной, к примеру, в представлении о священном браке и любовном единении. Или — и это, может быть, самое странное — мы ведем себя по отношению к скрытому другому, как родители с непослушным ребенком, предписывая ему, что ему нужно делать и как себя вести, чтобы он мог быть нашим Богом, например, когда говорим: «Бог не должен был этого допустить».
Такие наблюдения ведут к демифологизации религий, в частности, религий откровения. Они показывают, что расхожие религиозные представления скорее говорят что-то о нас самих, чем о Боге или Божественном. Подобные наблюдения понуждают к очищению наших представлений и отношения к ним. Но это означает также, что нас снова отсылают к изначальному религиозному опыту и к тем границам, которые он нам указывает и для нас устанавливает.
Я расскажу в связи с этим одну маленькую историю. Она называется
Пустота
Ученики простились с мастером и по пути домой, опомнясь, вопросом задались: «Что у него искать нам было?»
На что один заметил:
«Мы вслепую
в некую повозку сели,
которую
кучер слепой
с слепыми лошадьми
вперед гнал слепо.
196
Но если б, как слепцы,
мы сами на ощупь двигались,
возможно,
у пропасти однажды оказавшись,
мы посохом своим нащупали б
ничто».