Экман Пол. Лгуны или фантазеры. Правда о детской лжи

Одна из причин, почему подобные исследования не дают нам определенных результатов, заключается в том, что сравнение детей различных возрастных групп должно строиться на использовании ими одинаковой лжи. Это само по себе нелегко, потому что шестилетние и шестнадцатилетние не играют в одинаковые игры и не смотрят одни и те же телепередачи. Обман должен быть понятным, интересным и иметь смысл для представителей той возрастной категории, которая подлежит изучению. Также детям каждого возраста нужно быть достаточно мотивированными для успешной лжи. А еще ученого должна волновать этическая сторона исследования, в рамках которого он просит детей соврать, чтобы нечаянно не научить их этому или чтобы у них не создалось впечатления, что обманывать — хорошо.
В двух экспериментах детей просили соврать, что им понравился вкус виноградного сока. В первом эксперименте, в котором принимали участие дети в возрасте от 5 до 12 лет, а также студенты колледжа, испытуемым предлагали два напитка — подслащенный виноградный сок и сок без сахара. Детям дали задание убедить 22-летнюю женщину-экспериментатора в том, что оба напитка вкусные, независимо от того, какими они оказались на самом деле. Во втором эксперименте некоторых детей попросили соврать, объясняя, почему им не понравился подслащенный напиток. Доктора Роберт Фельдман, Ларри Дженкинс и Оладеджи Попула рассказали детям, что «смысл эксперимента заключается в том, чтобы проверить, насколько хорошо они смогут обмануть экспериментатора. В качестве примера того, какие реакции на напиток желательно продемонстрировать, испытуемым напоминали о рекламных роликах, которые они видели по телевизору» [18].
Во время другого эксперимента первоклассникам и пятиклассникам демонстрировали слайды с приятным или неприятным содержанием. При показе половины слайдов детей просили изображать чувства, диаметрально противоположные тем, которые они на самом деле испытывали. Им предлагали смотреть на неприятные слайды с таким выражением лица, словно там было изображено что-то приятное, а на приятные слайды так, будто они испытывали неприятные чувства [19]. Еще в одном исследовании мальчики и девочки от 6 до 16 лет должны были притвориться актерами, которых расспрашивают об их предпочтениях. Им велели изо всех сил постараться и изобразить, что им нравится или что у них не вызывает определенных чувств нечто такое, что им на самом деле неприятно, и притвориться, что им не нравится или что у них не вызывает никаких определенных чувств нечто такое, что им нравится [20].
Важное открытие, которое удалось сделать в ходе этого эксперимента, заключается в том, что первоклассники (дети в возрасте 5 и 6 лет) обманывали не так успешно (то есть можно было легко определить, что они врут), как дети 10 лет и старше. Сложнее было понять, кто обманывает лучше — девочки или мальчики, а также какую ложь труднее обнаружить — по поводу положительных или отрицательных эмоций, которые скрывают.

Почему некоторые виды обмана трудно распознать?

Если человек не испытывает сильных чувств, обманывать проще — проще врать о фактах, планах, действиях или идеях, чем о том, что ты не сердишься, не боишься или не испытываешь каких-то других чувств. Гораздо легче сказать неправду о том, что ты вчера не сердился, чем скрывать гнев, который ты ощущаешь в данный момент. Легкое раздражение скрывать проще, чем ярость. Даже если ложь не касается эмоций, эмоции всегда сопровождают ложь — это страх разоблачения, чувство вины или лихорадочное возбуждение от того, что ты сумел обмануть (я называю это чувство восторгом обманщика), и эти чувства мешают успешно обманывать.
Один из родителей рассказал мне о случае, который иллюстрирует, насколько проще врать, если ты при этом не испытываешь ярких эмоций. Разговор о стоматологах всегда вызывает бурю чувств — обычно это страх (и у детей, и у взрослых). Дядя спросил Арона, 13-летнего подростка, у которого были проблемы с зубами, был ли он недавно у стоматолога.
«Да, — ответил Арон. — Ходил на прошлой неделе».
«Ну и как? — спросил дядя. — Больно было?»
«Нет, нисколько. Даже и говорить не о чем», — ответил Арон, ни на минуту не задумавшись. А потом дядя узнал, что Арон уже много месяцев не был у стоматолога, а когда посещал его, то ужасно боялся уколов новокаина.
Через несколько месяцев дядя снова спросил у Арона, ходил ли тот лечить зубы. На этот раз он заметил, что мальчик посмотрел в сторону, сначала ничего ему не ответил, потом быстро сказал, что нет, и вернулся к обсуждению фильма, который посмотрел прошлым вечером. Выяснилось, что Арон был у стоматолога на прошлой неделе и, по рассказам родителей, ему удалили два зуба, при этом мальчик даже кричал.
Эмоции, особенно если они сильные, приводят к непроизвольным изменениям в поведении человека, которые трудно скрыть. Такие изменения можно заметить где угодно и в чем угодно — в выражении лица, жестах, позе, звуке голоса. Чтобы успешно соврать, обманщик должен подавить все те эмоции, которые идут вразрез с его ложью. Придется наблюдать за собой со стороны и тщательно контролировать свое поведение. Это непросто даже для многих взрослых, а для маленьких детей намного сложнее. Сильные эмоции и усилия, затрачиваемые на то, чтобы подавить проявление своих чувств, могут отвлекать обманщика настолько, что ему будет трудно ясно мыслить и говорить убедительно.

Чувство вины за обман

В экспериментах, проведенных с целью выяснить, лучше ли врут старшие дети по сравнению с детьми младшего возраста, не учитывался важный фактор: чувство вины. Детям велели врать; ученые сделали ложь допустимой, а в качестве благовидного предлога для нее была выбрана роль — участие в телевизионном шоу. Когда ребенок подделывает оценку в дневнике или утверждает, что не пробовал виски из бара, нет авторитетного взрослого, который велел бы ему соврать. Это выбор ребенка, который противоречит желаниям родителей или учителя. Именно в такой ситуации, когда его не просят соврать и когда обман не считается допустимым, у ребенка может возникнуть чувство вины. Из-за него врать становиться труднее. Оно давит тяжелым бременем на того, кто обманывает, и от этого ложь может рассыпаться.
Именно чувство вины, которое давит на обманщика и приносит ему дискомфорт, заставляет его во всем признаться. В результате наступает облегчение, что и способствует признанию. Десятилетний Тим выразился так: «Я не знаю, ну, если ты соврал и это на твоей совести, нужно этим с кем-то поделиться. Если ты сделал что-то действительно плохое. Пусть оно выйдет из тебя наружу и больше не будет тебя мучить» [21]. Даже если обманщик упорствует в своей лжи, признаки угрызений совести — взгляд в сторону, невыразительный или возбужденный голос — могут выдать его.
Конечно, не у всех детей, которые обманывают, возникает чувство вины. Большинство детей младшего возраста уверены, что врать нехорошо. Родители, среди которых я проводил опрос, сказали, что, если правильно воспитывать ребенка, он будет чувствовать себя виноватым, когда врет. Насколько я знаю, не существует исследований, которые подтвердили бы их надежду. Мои исследования взрослых показывают, что люди не чувствуют угрызений совести, если они обманули кого-то, кто не внушает им уважения или чьи ценности они не разделяют. Я предполагаю, что дети будут не так сильно мучиться угрызениями совести, говоря неправду родителям, которые, как они считают, навязывают им несправедливые, слишком жесткие и косные правила поведения, и точно так же взрослые не чувствуют себя виноватыми, обманывая руководителя, который относится к ним, по их мнению, предвзято. Муки совести из-за обмана усиливаются, если у обманщика и его жертвы общие жизненные ценности.
Рейчел — студентка-первокурсница, и она очень гордится своими успехами в учебе. Ее родители, профессора колледжа, тоже гордятся ею и всегда подчеркивают, как важно получать хорошие отметки. Когда девушка плохо выполнила еженедельный тест по научной дисциплине, к которому она недостаточно подготовилась, она соврала родителям, что сделала его хорошо. Но в выходные родители заметили, что дочь какая-то хмурая, подавленная и сама на себя не похожа. Когда к ним пришли гости и родители Рейчел стали хвастаться ее успехами в учебе, она вдруг резко встала и вышла из комнаты. В воскресенье вечером Рейчел не выдержала и рассказала родителям обо всем.
Ребенок легко найдет себе оправдание, обманывая родителей, которые сами делают то, что запрещено ему. Если вы, например, выпиваете, то ваш ребенок-подросток может счесть лицемерием наказание за его эксперименты со спиртным. Многим взрослым не стыдно врать незнакомым людям или обманывать государство. Видимо, поэтому я так и не убедил моего сына Тома, что не стоит преуменьшать его возраст, чтобы получить детскую скидку при покупке билета в кино или пользовании общественным транспортом. Он знает, что многие взрослые хитрят, и не понимает, почему этого не делаем мы. Более того, он не понимает, почему мы хотим, чтобы он жил по тем правилам, которым, как ему хорошо известно, многие его знакомые не следуют.
Тот, кто врет, может не испытывать чувства вины, если он верит, что и все остальные люди тоже обманывают. Именно это утверждают некоторые дети, вступающие в младший подростковый возраст. Хотя в поддержку данного предположения не существует экспериментально полученных данных, я предполагаю, что именно в этом кроется причина того, что многие подростки врут так успешно. Они испытывают меньше угрызений совести, когда обманывают родителей или учителей. Отвергать родительские ценности, что является одним из проявлений протеста, способность видеть, что колосс авторитета стоит на глиняных ногах, — все это свойственно многим подросткам. Для некоторых из них ложь — это способ формирования собственной идентичности, отделения от взрослых и достижения независимости, что является неотъемлемой частью подросткового этапа развития.
Мало кто, будь то взрослые или дети, испытывает укоры совести из-за тривиальных обманов. Если обманщик считает, что от его лжи никому не будет хуже, в том числе тому, кого он обманывает, чувство вины практически не возникает. Даже если ложь будет иметь значительные последствия, те, кто врет, не чувствуют себя виноватыми, если могут оправдаться. Шпионы не страдают угрызениями совести, когда их предательство совершается по велению страны, на которую они работают.
Если какой-то авторитетный человек велит ребенку соврать, то маловероятно, что маленькому человеку станет при этом стыдно. Лгать без угрызений совести проще. Во всех упомянутых мной экспериментах (кроме тех, что проводили Хартшорн и Мей, а также тех, которые я упоминал в начале этой главы) дети врали по просьбе организаторов исследования, поэтому обман не вызывал у них чувства вины. И поэтому из этих исследований не так много можно почерпнуть информации о том, как дети обманывают родителей или учителей.

Страх разоблачения

Я подозреваю, что дети, которые участвовали в экспериментах, посвященных лжи, не имели оснований опасаться разоблачения, у них не было причин думать, что если они не будут достаточно убедительно врать, то они чем-то рискуют или могут быть наказаны. Когда врут по-настоящему, обманщик всегда боится разоблачения, потому что существует вероятность, что его накажут. Но чаще всего, если дети пытаются обмануть родителей или учителей, в случае раскрытия лжи последствия не заставят себя ждать. Эго важно, если речь идет об обмане: лжец боится, что его выведут на чистую воду, потому что последует наказание.
Вот в чем состоит одно из существенных отличий пустяковой лжи и серьезного обмана: накажут ли обманщика в случае разоблачения? Что ему будет за это? Обычно бывают два вида наказаний — одно за обман сам по себе, а другое — за тот проступок, который пытались скрыть с помощью вранья.
Десятилетняя Шарлотта, которая иногда ведет себя как настоящий сорванец, рада новым джинсам фирмы Guess, которые ей купила мама, предупредив, что это дорогая вещь и ее нужно беречь. Однажды, играя в бейсбол, Шарлотта порвала одну штанину. Девочка помчалась домой и, пока мама не увидела, поспешно засунула джинсы в ящик с одеждой. Через неделю мама предложила ей надеть эти джинсы с новой блузкой, а Шарлотта замялась и сказала, что лучше наденет юбку, что было так на нее не похоже. Мама заподозрила, что здесь что-то не так. Когда она попросила показать ей джинсы, девочка объяснила, что оставила их дома у своей подруги Карен, только вот в гостях у нее она не была уже неделю.
Не все, кто обманывает, боятся, что их уличат во лжи. Обманщику очень страшно, когда ставки высоки и последствия разоблачения могут быть очень серьезными. В этих случаях лжецов терзает страх. На самочувствие вруна влияет статус человека, которого он обманул. Маленькие дети, которые верят, что их родители всемогущи, чаще утверждают, что те всегда могут раскрыть их обман, по сравнению с детьми постарше, которым удается избежать разоблачения.
Практически во всех исследованиях с участием взрослых и детей, посвященных обману, предметом изучения были ложь во спасение или тривиальные обманы, где испытуемые мало чем рисковали, а о серьезной лжи речи не шло. Если человек сам решает соврать, не получив на это чьего-то одобрения, он рискует потерять доверие к себе, а этого не хочет никто. В экспериментах, которые нам известны, детей не заставляли рисковать потерей доверия к себе, потому что они видели экспериментаторов, которых обманывали, может быть, в первый и последний раз в жизни.

Восторг обманщика

Существует третья категория чувств, которые могут выдать обман. Я называю их восторгом обманщика. Это возбуждение, радость и прилив адреналина, когда удалось кого-то ловко провести. У человека может появиться ощущение достигнутого успеха и собственной силы, волнение и чувство удовлетворенности. Такие эмоции испытывает взрослый, который завел роман на стороне, или ребенок, обманывающий родителей. Я предполагаю, что в подростковом возрасте подобное предвкушение риска и желание попробовать свои силы могут быть тем существенным фактором, который подталкивает к обману. Даже в младшем возрасте дети могут воспринимать ложь как увлекательную игру. В сущности, многие взрослые и детские игры подразумевают обман. Отличный пример — покер. Это же можно сказать о детской игре «У кого кнопка». Во время таких игр развиваются способности, которые необходимы, чтобы успешно обманывать [22].
Восторг обманщика заставляет человека поделиться с кем-то своим секретом, чтобы вызвать восхищение. Преступников часто ловят, когда они не могут удержаться от искушения похвастаться, как умно и ловко они все устроили. Дети могут проговориться обо всем друзьям, рассказывая, как искусно они провели папу или маму. У ребенка возникает восторг реже, когда он обманывает родителей, но чаще — если жертвой становится доверчивый друг, особенно на глазах у сверстников, которые потешаются при виде этого зрелища.
Стефани и Джейсон, четвероклассники, любили дразнить других детей, особенно Стивена, который был новеньким в классе. Однажды во время перемены Джейсон и Стефани вышли в школьный двор и стали рассказывать Стивену, что они — брат и сестра. Они объяснили, что их родители в разводе и дочь осталась с мамой, а сын — с отцом. Они сочиняли небылицы, а вокруг собралась толпа одноклассников (которые были в курсе, что Стефани и Джейсон вовсе не родственники), чтобы вдоволь повеселиться. Когда Джейсон решил еще больше приукрасить свой рассказ и поведал, что его отец женился во второй раз, причем на директоре их школы, сладкая парочка не выдержала и расхохоталась.