Аллахвердян А.Г., Мошкова Г.Ю., Юревич А.В. и др. Психология науки Учебное пособие.

Часть I. ПСИХОЛОГИЯ НАУЧНОГО ПОЗНАНИЯ
Глава 1. НАУЧНОЕ МЫШЛЕНИЕ § 1. "Язык" научного мышления
Науковедение отдает должное коллективному характеру современной научной деятельности, описывая происходящее в науке как действия коллективных, "логических" и других подобных субъектов научного познания. Такой "коллективизм", конечно, не только имеет право на существование, но и во многом способствует описанию реального лица (точнее, многоличья) современной науки, в котором все труднее разглядеть лица конкретных ученых. Тем не менее за всеми коллективными субъектами научного познания стоит в конечном счете отдельный ученый, поскольку мыслят все же не абстрактные субъекты, не наука вообще, а конкретные люди. Как выразился Ст. Тулмин, "именно физики, а не физика "объясняют" физические явления" (Тулмин, 1984, с. 163). В результате в основе любого акта научного мышления лежит индивидуальное мышление ученых, подчиненное психологическим закономерностям.
Научное мышление принято считать творческим и наделять соответствующими атрибутами. Эта позиция, впрочем, имеет и оппонентов, стремящихся представить научную мысль как реализацию готовых алгоритмов. Однако, во-первых, наука располагает алгоритмами не на все случаи жизни, новые проблемы далеко не всегда могут быть решены по аналогии со старыми, на основе существующих алгоритмов. Во-вторых, даже те алгоритмы, которые имеются в арсенале науке, не всегда доступны каждому конкретному ученому: он может не знать об их существовании, не уметь ими пользоваться и т. д. и в результате часто вынужден заниматься "изобретением велосипеда", что, безусловно, является творческим процессом, но не на социальном, а на индивидуальном уровне. В-третьих, исходные элементы этого процесса - объясняемый феномен, знание, на основе которого строится объяснение, и др. - могут быть хорошо известны науке. Однако способ их соединения в конкретном акте научного мышления, как правило, уникален, и в результате эти акты обычно являются творческими. Даже осуществление формально-логической операции может носить творческий харак-
28

тер: "Казалось бы, столь простая с формальной точки зрения операция, как выведение из двух посылок некоторого заключения в содержательной науке, может быть революционным делом, если не видна внутренняя связь между посылками" (Кар-пушин, 1986, с. 27).
У научного мышления есть и еще одна особенность, придающая ему творческий характер. Оно, как правило, направлено на объяснение изучаемых учеными явлений, которое является одной из основных целей и главных функций научного познания (Никитин, 1970). А "конструирование объяснений всегда представляет собой творческий акт, поскольку объяснения - это, в сущности, предсказания о том, что произойдет в будущем" (The nature of creativity, 1988, p. 228). Они всегда представляют собой обобщения (именно поэтому однажды выработанные объяснительные схемы могут использоваться и впоследствии), имплицитно включающие утверждение о том, что если данная причина проявится и в будущем, то наступят и соответствующие следствия, и поэтому неизбежно - в случае своей адекватности, естественно - дают новое знание, а следовательно, являются творческими.
Таким образом, отрицать творческий характер научного мышления довольно трудно, причем не только мышления Ньютона или Эйнштейна, но и повседневного мышления рядового представителя науки, - если, конечно, он думает об изучаемых объектах, а не о чем-нибудь постороннем.
Одна из основных особенностей творческого мышления состоит в уникальной феноменологии, проистекающей из специфического восприятия мыслительного акта его субъектом. В сознании субъекта всплывает лишь результат мышления - найденное решение, сопровождающееся интуитивным ощущением его адекватности, а сам процесс остается за кадром. Поэтому научные открытия обычно совершаются в форме внезапных озарений ("инсайта") и в довольно неожиданных ситуациях: в ванной (Архимед), под яблоней (Ньютон), на подножке омнибуса (Пуанкаре), во сне (Менделеев и Кекуле) и т. д. - после "физической паузы, которая освежает интеллектуально" (Eiduson, 1962, Р. 93), венчая своего рода "креативное забывание" (Gruber, 1989, р. 262).
Тем не менее, хотя сам процесс творческого мышления, протекающий за пределами сознания, рефлексии, даже специально организованной, не поддается, ученые имеют вполне адекватные представления о его психологических механизмах и умеют неплохо им управлять. По свидетельству Б. Эйдюсон, они "располагают различными методами стимуляции своего подсозна-
29

ния" (Eiduson, 1962, p. 128), равно как и "подкупа своего сознания" (там же, р. 232), знают, что творческие решения приходят внезапно, но за этой внезапностью стоит огромная бессознательная мыслительная работа, поскольку "удачные идеи не приходят к мертвым коровам" (там же, р. 126). Интересно, что, чем интенсивнее мыслительный процесс, тем активнее и отдых от него, рассматривающийся учеными как единственно возможный способ "возвращения креативного здоровья" (Eiduson, 1962, р. 233). "Чем тяжелее моя работа, тем в более энергичном, "агрессивном" отдыхе я нуждаюсь", - сказал один из них, добавив, что, к ужасу своей жены, предпочитает спорт театрам и музеям (там же, р. 234).
Преимущественно бессознательный характер творческого мышления, часто описываемого такими метафорами, как "игра воображения", "сны наяву" (Eiduson, 1962, р. 88) и т. д., естественно, означает, что в нем основные элементы осознанного мышления, такие, как логические понятия, играют весьма скромную роль. Действительно, нечасто увидишь во сне, даже если это сон наяву, логическое понятие или концепцию. Считается, что осознанность, связь с языком и с другими эксплицированными знаковыми системами - их обязательные атрибуты. Неосознанное, не выраженное в языке понятие - это уже не понятие. Следовательно, творческое мышление, протекающее за пределами сознания, должно оперировать не понятиями, а каким-то другим материалом. Каким же?
Ответ на этот вопрос можно найти в высказываниях ученых, обобщающих их самонаблюдения. А. Эйнштейн, например, заметил: "По-видимому, слова языка в их письменной или устной форме не играют никакой роли в механизме мышления. Психологические сущности, которые, вероятно, служат элементами мысли, - это определенные знаки и более или менее ясные зрительные образы, которые можно "произвольно" воспроизводить или комбинировать между собой... вышеуказанные элементы в моем случае имеют визуальный характер" (цит. по: "Зрительные образы ...", 1972, с. 72). Основной "язык" творческого мышления - это зрительные образы, чему история науки накопила немало свидетельств. При создании А. Эйнштейном теории относительности заметную роль сыграли образы часов и падающего лифта, в открытии Д. Кекуле формулы бензольного кольца - образ змеи, кусающей себя за хвост. И. П. Павлов опирался на образ телефонной станции как визуализированную модель нервной системы, Д. Пенто использовал образ "стиснутых корней" и т. д.
30

Помимо таких образов, являющихся опорой индивидуального мышления ученых, известны и надындивидуальные, "коллективные" образы, облегчающие взаимопонимание между ними, например "цветность" и "аромат" кварков, "шарм" элементарных частиц и т. д. Продукт научных изысканий ученые тоже Предпочитают оценивать в образной форме, говоря об "элегантных" или "красивых" решениях, а истина бывает для них не только достоверной, но и "красивой, хорошей, простой, понятной, совершенной, объединяющей, живой, необходимой, конечной, справедливой, обычной, легкой, самодостаточной или забавной" (Maslow, 1966, р. 123).
Если самонаблюдения людей науки свидетельствуют о том, что зрительные образы широко используются творческим мышлением' и полезны для него, то психологические исследования демонстрируют, что они необходимы: мышление всегда использует зрительные образы, человек может помыслить какое-либо понятие, только визуализировав его, выразив в зрительном образе. Абстрактные понятия, такие, например, как, "бесконечность" и "справедливость", не составляют исключения. Исследования показали, что испытуемые могли включить их в свое мышление только посредством какого-либо зрительного образа, всегда индивидуального и не имеющего однозначной семантической связи с соответствующим понятием ("Зрительные образы ...", 1972).
Это свойство человеческого ума М. Мамардашвили охарактеризовал как "наглядность ненаглядности": человек в силу своей природы привязан к визуальной форме мышления и поэтому вынужден визуализировать любые понятия, в том числе и абстрактные (Мамардашвили, 1990). В результате научное познание, каким бы абстрактным оно ни было, вынуждено опираться на визуализацию. "Нет сомнения в том, что исключительная познавательная мощность многих новых научных методов определяется их способностью представить изученные изменения в обтьекте зрительно, в виде наглядных образцов (порой даже в известном изображении на экране дисплея)" (Кара-Мурза, 1989, с. 98-99). История науки запечатлела немало ярко выраженных "визуализаторов", таких, как Эйнштейн или Фарадей, причем последний, по свидетельству очевидцев, всегда опирался на зрительные образы и "вообще не использовал алгебраических репрезентаций" (Tweney, 1989, р. 352). Да и практически все выда-
' Можно предположить, что фиксируемые самонаблюдением ученых образы, Доходящие до их сознания, - лишь бледная тень и небольшая часть тех образов, которые используются бессознательным мышлением и не осознаются.
31

ющиеся физики отличались ярко выраженным образным мышлением (The nature of creativity, 1988, p. 380). Но, пожалуй, наиболее интересна в этой связи гипотеза о том, что в физике основное условие победы одних научных парадигм над другими - создание лучших возможностей для визуализации знания, и поэтому вся история этой науки может быть представлена как история визуализации физических понятий (Miller, 1989).