Якоби Иоланда. Психологическое учение К.Г. Юнга

В динамике психической субстанции направленность и насыщенность коррелируют друг с другом: ведь градиент, делающий возможным движение психической энергии и детерминирующий его направленность, обусловливается неодинаковостью энергетического заряда различных психических явлений, то есть неодинаковой важностью их содержимого для индивида.

Либидо или психическая энергия в юнговском смысле — это основа и регулирующий фактор всей психической жизни. Понятие либидо необходимо для логичного, трезвого описания психических процессов и их взаимоотношений. Но то же понятие вполне можно использовать и без предварительного решения вопроса о том, существует ли вообще такая вещь, как психическая энергия. Приступая к описанию жизни психической субстанции, происходящих в ней процессов, ее феноменологии, можно делать это в трех аспектах. Первый — это аспект ее структурных характеристик (такая точка зрения была принята нами в Главе 1); второй — это функциональный аспект, представленный теорией либидо. Наконец, третий аспект — практический; с ним мы сталкиваемся в психотерапевтических трудах. Именно этот последний аспект станет предметом рассмотрения в следующей главе.

3. Практическое применение юнговской теории
ДВУЕДИНЫЙ ХАРАКТЕР ПСИХОЛОГИЧЕСКОГО УЧЕНИЯ ЮНГА
Юнговская психотерапия — при том, что она строго согласуется с достижениями науки и медицины — не является аналитической процедурой в обычном смысле. Ее точнее было бы обозначить термином Heilsweg, имея при этом в виду оба значения этого немецкого слова: путь к исцелению и путь к спасению. Она способна излечивать психические и психогенные страдания человека. Она обладает всеми средствами, необходимыми для устранения всякого рода незначительных психических расстройств, которые могут положить начало неврозу; в то же время ей под силу успешно справляться с серьезными и сложными формами психических заболеваний. Но, сверх того, ей известен путь к спасению и средства, с помощью которых человек может достичь этой высшей ступени самопознания и самоосуществления — то есть того, что во все времена было целью всех духовных устремлений. Сама природа этого пути такова, что говорить о нем в абстрактных терминах очень сложно. Юнговская система мышления может быть объяснена только до определённого момента; чтобы понять её до конца, человек должен всем своим существом пережить, или лучше сказать выстрадать, её, как живую, действенную силу. Как всякий процесс, способный преобразить человека, такое переживание может быть описано лишь в самых общих чертах, но отнюдь не систематически. Как любое душевное переживание, оно в высшей степени личностно; в его субъективности и состоит его самая действенная правда. Как бы часто переживание это ни повторялось, оно всякий раз остается неповторимым; только внутри субъективных рамок оно открыто для рационального понимания.

Итак, будучи медицинской дисциплиной, юнговская психотерапия одновременно представляет собой систему духовного воспитания и руководства, средство, помогающее формированию личности. Лишь немногие хотят и способны пойти по пути спасения. «И эти немногие вступают на путь, только побуждаемые внутренней потребностью, чтобы не сказать страданием; ибо идти им приходится по лезвию бритвы»[95].

Юнг не сформулировал никаких общих предписаний для лиц, готовых довериться его терапии. Метод и интенсивность применения психотерапии зависят от характера расстройства и конституции больного. Юнг признает важную роль сексуальности и стремления к власти. Очень часто происхождение психического расстройства удается возвести к одному из этих двух факторов; соответственно, такие расстройства подлежат фрейдовским или адлеровским методам психотерапии. Но если сексуальность для Фрейда и воля к власти для Адлера — это главные объяснительные принципы, то с точки зрения Юнга не менее существенными могут быть и другие мотивации; Юнг отвергает точку зрения, согласно которой какой-либо один фактор может выступать в качестве источника любых психических расстройств. Помимо названных двух, безусловно очень важных факторов, Юнг обнаруживает и иные мотивации, одна из которых, особенно существенная, свойственна из всех живых существ только человеку: это врожденная духовная и религиозная потребность психической субстанции. Это ключевой момент теории Юнга, отличающий ее от всех прочих теорий и определяющий ее устремленность в будущее, ее синтезирующую направленность. «Духовное начало в психической субстанции выступает также в качестве инстинкта, настоящей страсти... Оно является не производным от какого-то другого инстинкта... а принципом sui generis (лат.: собственного рода), специфической и необходимой формой инстинктивной энергии»[96].

Миру природных, биологических инстинктов Юнг противопоставляет столь же значимое начало, формирующее и развивающее биологическую природу и данное только человеку. «Полиморфизму инстинктивной природы первобытного человека противостоит регулирующий принцип индивидуации... Вместе они образуют пару оппозиций, которая... часто обозначается терминами природа и дух... Это противопоставление служит выражением и, возможно, основой той напряженности, из которой проистекает психическая энергия»[97]. Образно говоря, оно олицетворяет два основных тона, на которых строится полифоническая структура психической субстанции. «Рассматривая психические процессы с этой точки зрения, их можно оценить как процессы, поддерживающие динамическое равновесие энергии, которая перетекает от духа к инстинкту и обратно — хотя вопрос о том, должен ли этот энергетический обмен описываться как духовный или инстинктивный, остается неясным. Такая оценка всецело зависит от точки зрения, от позиции сознания... Итак, психические процессы подобны некоей шкале, вдоль которой „скользит" сознание. Иногда оно вплотную приближается к инстинкту и подпадает под его влияние; иногда же оно достигает другого конца шкалы, где преобладает дух, способный ассимилировать даже те инстинктивные процессы, которые ему диаметрально противоположны»[98].

Термины «природа» и «дух», однако, не должны восприниматься в их обычном философском смысле. Мы не можем однозначно определить понятие Trieb («инстинкт», «побуждение», «склонность», «влечение»); Юнг использует этот термин для обозначения «инстинктивного действия или процесса», то есть автономной формы функционирования без осознанной мотивации. Следовательно, то, что он имеет в виду под «напряженностью» (Spannung) между природой и духом, есть прежде всего «частное противоречие между сознанием и бессознательным или инстинктивным», поскольку только такой конфликт доступен наблюдению. «В архетипических понятиях и инстинктивном восприятии дух и материя соприкасаются в плоскости психического. И материя, и дух выступают в сфере психического как отличительные качества, присущие содержимому сознания. В конечном счете природа обоих начал трансцендентна, то есть непредставима: ведь психическая субстанция — это единственная реальность, данная нам непосредственно»[99].

ОТНОШЕНИЕ К ТОЧНЫМ НАУКАМ

Здесь мы подходим к ключевой идее, которая сообщает юнговской мысли направленность, тональность и глубину и делает его психологию открытой системой, не исключающей ни одной из новых проблем, которые почти непроизвольно возникают всякий раз, когда мы приступаем к исследованию неизвестных областей психической жизни. Внимательному читателю может показаться, что в работах Юнга есть противоречия. Но при исследовании психической субстанции представление фактов должно соответствовать тому, что мы наблюдаем — а наблюдаемые нами факты, как некогда выразился сам Юнг, относятся не столько к категории «либо либо» (Entweder — Oder), сколько к категории «либо и либо» (Entweder und Oder). Юнговское проникновение в истину есть одновременно познание и прозрение.

Кто попрекает Юнга «мистицизмом», вероятно, не сознает, что самая строгая из всех современных наук — теоретическая физика — «мистична» ровно в той же мере, что и юнговская психология, с которой у нее много точек соприкосновения[100]. Дуалистическое «либо и либо», которое критики Юнга считают противоречием, принимается современной физикой просто потому, что таково требование, предъявляемое самой действительностью. Так, исследуя природу света, современный физик должен работать с двумя противоречащими друг другу гипотезами — волновой и корпускулярной; все попытки установить логическую связь между теорией относительности и квантовой теорией оканчивались неудачей. Но никто не обвиняет современных физиков в нелогичности или беспорядочности мышления: ведь факты, действительно, бросают вызов логике. Физикам приходится признать, что некоторые феномены, судя по всему, несводимы к единству или даже парадоксальны; конечно, это не лишает нас надежды, что единство — без всякого форсирования — все же когда-нибудь будет достигнуто.