Слобин Д., Грин Дж. Психолингвистика.

Когда контрольное предложение давалось с нулевым интервалом, испытуемые были в состоянии обнаружить и семантические, и синтаксические изменения. После интервала всего в 80 слогов (около 27 сек) выявление испытуемыми синтаксических изменений (активно-пассивного и других формальных изменений) становилось случайным, тогда как семантические изменения всегда обнаруживались даже и после интервала в 160 слогов (около 46 сек). В другом исследовании (неопубликованном) Закс установила, что выявление формальных изменений становилось случайным даже и после интервала в 40 слогов (7,5 сек). Очевидно, что формальная структура предложения хранится в памяти лишь очень короткое время. Однако небольшое изменение в форме выражения, связанное со значением, легко замечается. Например, испытуемые выявили следующее изменение после интервала в 80 слогов, заполненного посторонней информацией: There he met an archaeologist, Howard Carter, who urged him to join in the search for the tomb of King Tut (Там он встретил археолога, Говарда Картера, который уговорил его принять участие в поисках могилы Тутанхамона) было изменено на There he met an archaeologist, Howard Carter, and urged him to join in the search lor the tomb of King Tut. (Там он встретил археолога, Говарда Картера, и уговорил его принять участие в поисках могилы Тутанхамона.) При этом оставалось почти всегда незамеченным такое изменение формальной структуры первоначального предложения: There he met
an archaeologist, Howard Carter, who urged that he loin in the search for the tomb of King Tut (Там он встретил археолога, Говарда Картера, который уговорил его, чтобы он принял участие в поисках могилы Тутанхамона).
Закс приходит к следующему выводу: «...очень незначительные изменения слов предложения совершенно по-разному сказывались на выполнении экспериментального задания в зависимости от того, влияло или нет данное изменение на значение...
Полученные результаты... находятся в соответствии с теорией восприятия, которая утверждает, что значение предложения выявляется из первоначальной цепочки слов при помощи активного процесса интерпретации. Исходное предложение, которое воспринимается, быстро забывается, а в памяти хранится, следовательно, та информация, которая заключена в этом предложении» (1967, р. 422).
Теоретические проблемы
Итак, непосредственная память ограничивает нашу способность воспроизводить и распознавать форму предложений. Миллер и Хомский (Miller, Chomsky, 1963) высказали предположение, что эти ограничения, накладываемые непосредственной памятью, тесно связаны с тем фактом, что язык обладает трансформационной структурой. Теперь вы уже хорошо знаете, что, согласно трансформационной модели, оперирование синтаксисом происходит на двух уровнях: поверхностном, связанном с фонетической структурой предложения, и глубинном, связанном с семантической интерпретацией предложения. Почему необходимы эти два уровня? Ни один искусственно созданный язык — язык вычислительных машин, математический язык и т. п. — не имеет этой двойной структуры поверхностного и глубинного уровней. Возможно, естественный язык обладает этой специфической структурой потому, что должен передаваться через звуковую среду, которая требует временной упорядоченности и быстрого стирания элементов сообщения. Искусственные языки передаются в визуальной среде, и поэтому мы можем забегать вперед и возвращаться назад, но нельзя вновь услышать только что услышанное пред-
ложение, если прошло время, в течение которого это предложение задерживается в непосредственной памяти (в «эхо-камере», как назвал ее однажды Миллер). Миллер и Хомский полагают, что существуют две памяти: кратковременная и долговременная. Кратковременная память дает нам возможность только количественно обработать поверхностную структуру предложения, которое затем посылается в более крупное хранилище памяти. Там, где уже не довлеет необходимость быстро стирать информацию, выделяются глубинная структура и соответствующая семантическая интерпретация. (Здесь речь идет, разумеется, о предложениях, которые мы слышим.) Лингвистическое подтверждение этому можно найти в том факте, что синтаксические структуры на поверхностном уровне гораздо менее сложны, чем те же структуры на глубинном уровне. Возможно, это объясняется тем, что поверхностные структуры должны обрабатываться в жестких временных условиях. Это сильный аргумент в пользу того, что должна существовать трансформационная грамматика, потому что язык передается посредством быстро исчезающих звуков.
Это многообещающее предположение, безусловно, согласуется с экспериментальными данными о запоминании вышеприведенных предложений.
ПОНИМАНИЕ ПРЕДЛОЖЕНИЙ
В результате экспериментов с запоминанием предложений стала проясняться сложная картина процесса обработки предложения и была продемонстрирована плодотворность соединения лингвистического анализа и психологического эксперимента в определении основных переменных, участвующих в речевой активности. Остается еще неясным вопрос, что делают люди с предложениями, когда требуется эксплицитно выразить, что эти предложения поняты. Сейчас мы расскажем об экспериментах, в которых испытуемых просили определенным образом реагировать на значение предложения. Это позволит нам установить некоторые взаимосвязи между формой и значением.
Когда эти исследования еще только начинались, существовала надежда, что скорость и/или точность понимания предложений будет надежной мерой их синтаксической сложности. Например, поскольку активные предложения синтаксически менее сложны, чем пассивные, предполагалось, что первые будут лучше пониматься. Аналогичные результаты ожидались относительно утвердительных и отрицательных предложений и т. д. Однако поиски надежной меры для измерения синтаксической сложности не увенчались явным успехом, и это произошло по весьма важной причине. Мы скоро обнаружили, что понимание предложения столь же сильно зависит от контекста, в который оно включено, сколько от его синтаксической формы. Другими словами, нельзя говорить абстрактно о сложности обработки предложения данной грамматической формы. Предложения употребляются для выражения значений в ситуациях, и в языке имеются разнообразные синтаксические средства выражения потому, что этого требует разнообразие коммуникативных ситуаций. Рассмотренные эксперименты показывают, что пассивное предложение не обязательно труднее для понимания, чем активное, а отрицательное не всегда труднее, чем утвердительное. Скорее можно заключить, что люди предпочитают для описания определенных типов ситуаций определенные типы предложений.
До того как начались психологические исследования трансформационной грамматики, процессы понимания предложений изучались английским психологом Питером Уосоном, которого интересовали психологические аспекты отрицания (Wason, 1959, 1961). В одном из его экспериментов (1961) испытуемым предлагались простые утвердительные и отрицательные предложения и требовалось установить истинность или ложность каждого предложения. Предложения имели следующую форму: N (является, не является) (четным, нечетным) числом, где N — однозлачное число от 2 до 9, а в скобках указаны варианты построения предложения. Получилось, таким образом, четыре типа предложений: (1) истинные утвердительные (например, Восемь является четным числом); (2) ложные утвердительные (например, Девять является четным числом); (3) истинные отрицательные (например, Девять не является четным числом); и (4) ложные отрицательные (например, Восемь не является четным числом). Уосон обнаружил, что отрицательные предложения требуют от испытуемых больших временных затрат и вызывают больше ошибок, чем утвердительные. Вполне вероятно, что трудно установить истинность отрицательного предложения, не сравнив его для этого с утвердительным. Аналогичные результаты были получены на языке иврит (см. Eifermann, 1961). Эти исследования показывают, что обработка отрицательных предложений, по-видимому, труднее не из-за синтаксической формы, а из-за специфики их использования в конкретном экспериментальном задании. Здесь трудность скорее интеллектуального, чем синтаксического характера.
Такая интерпретация фактов подтверждается другой, более поздней работой Уосона, где он показал, что в определенных контекстах отрицательные предложения обрабатываются легко и совершенно правильно. Отрицаниями легче всего оперировать (и они чаще всего используются) в контексте так называемого «отрицания правдоподобного» («plausible denial»), то есть легче отрицать, что паук насекомое, чем отрицать, что свинья насекомое. Говоря словами Уосона, «для ребенка высказывание кит не рыба куда яснее, чем высказывание, что селедка не зверь. Есть вероятность, что кит будет неправильно отнесен к классу рыб, но совершенно невероятно, чтобы селедку кто-нибудь отнес к зверям. Аналогично высказывание Поезд сегодня утром не опоздал будет, очевидно, более уместным, если поезд обычно опаздывает, чем в случае, если он всегда приходит вовремя» (1965, р. 8). В очень тонко поставленном эксперименте, слишком сложном, чтобы здесь описывать его подробно, Уосон показал, что отрицательные предложения, используемые для «отрицания правдоподобного», порождаются столь же быстро и легко, как и некоторые утвердительные предложения. Например, если перед нами семь красных кружков и один синий, легче сказать об этом единственном синем кружке, что он не красный, чем сказать, что один из красных кружков не синий (отрицание неправдоподобного). Далее «отрицание правдоподобного» относительно единственного в своем роде кружка (Этот пружок не красный) порождается столь же быстро, как и утвердительное предложение, относящееся к одному из нескольких одинаковых кружков (Этот кружок красный). Итак, контекст облегчает использование отрицательного предложения в случае правдоподобного утверждения. Такого рода эксперименты ясно показывают, что при исчерпывающем описании процессов, происходящих при обработке предложений в реальной ситуации, наряду с синтаксическими факторами должны учитываться также семантические и прагматические факторы.