Разговоры на детской площадке

Перед занятием с логопедом оставалось еще полчаса. Специально приехали с Полинкой заранее, так как во дворе дома есть чудесная детская площадка. Здесь можно покачаться на качелях, горках, каруселях разных мастей, попрыгать на батуте и испытать свою ловкость еще во множестве специально обустроенных для этого мест.

Жара. Детворы не много. Да, и мы не надолго.

Полинка быстро завела знакомство с мальчиком Денисом шести лет. Похоже, что общение – это её стихия. Оба после знакомства решили покорить небольшой скалодром.

Тут же резко поднялся со скамейки и подошел ко мне немолодого вида мужчина, встал так, чтобы можно было подстраховать внука ли, сына?

 - Добрый день. Внучка? – без лишних предисловий начал разговор он.

- Добрый. Да, внучка Полина, а вы с внуком?

- Да. С Денисом. Из родных остался только он.

Отчего-то я сочла эту фразу открытым приглашением к дальнейшей беседе.

- Могу ли я спросить вас, что случилось? – очень осторожно начала я.

- Да, конечно можете. И, может быть, этот разговор нужен мне больше, чем вам, уж простите.

- Все, нормально, - теперь приглашала его я.

- Два года назад я потерял сына.

- Сочувствую вам, - выдохнула я, пытаясь понять масштаб его горя. Но мужчина, как не услышал и продолжал.

- Он очень любил мотоциклы. Вот и разбился. Когда мне сообщили, что он мертв, я застыл, у меня не было слов. Знаете, люди часто говорят: «У меня нет слов, или я не знаю, что сказать, или это лишило меня дара речи», но потом они продолжают вам описывать свои ощущения, чувства, переживания, мысли.

А в этом случае у меня действительно не было слов. Казалось, я перестал дышать, забыл, как это делается. Было очевидно, что жизнь остановилась. В тот момент, да и некоторое время спустя я про многое забыл: я не знал, что дальше делать, был полностью потерян.

И внутри меня вдруг возникла пустота – ушел даже мой внутренний голос, который обычно всегда со мной – ну, ругает там, напоминает, как родитель. А тут пропал. Все пропало. Тишина.

Конечно, я знал, что люди умирают, даже дети. Конечно я знал, что и с хорошими людьми случаются плохие вещи.  Но я это знал в теории, когда смерть так близко не коснулась моей семьи.

Смерть - это правильная вещь. Но она становится правильной вещью, когда ты стар и лежишь в хосписе. Тогда да, это имеет какой-то смысл. Ты оставляешь после себя много жизни: свои дела, сына, внуков…..

А тогда моя жизнь перестала иметь смысл. Я знал лишь одно – мне нужно быть с сыном. Мы живем в разных городах, поэтому пришлось лететь.

Знаете, что меня поразило?После аварии его тело совсем не пострадало.

Но я видел, что это только тело. Так, пустая оболочка, из которой ушло самое главное жизнь и душа. Уже нет и никогда не будет его лукавой улыбки. Уже никогда я не увижу, как он мнется, собирается и не решается меня обнять, а когда решается, то делает это очень неуклюже, а я как будто не замечаю этого. Не было его глаз, наполненных жизнью, его запаха, этой удивительной смеси из его пота, каких-то духов и машинного топлива…Ничего не было.

И я потерял свой мир, мир, наполненный смыслом.

Знаете, я скажу снова что-то очень похожее, что часто люди говорят, что их мир, их жизнь не имеет смысла, но дальше они продолжают говорить и пытаются объяснять себе и другим, пытаются как-то рационализировать, чтобы устоять под тем, что нависает над их и нашими головами.

Людям кажется, что словами она могут заполнить пробелы, которые не заполнить ничем кроме любви и заботы. Слов каждый раз оказывается мало. Но люди словами пытаются найти и заполнить смысл жизни. 

Знаете, все родители, которые потеряли своих детей, на мой взгляд, чем-то похожи на выздоравливающих алкоголиков.

Странное сравнение, да?

Знаете, сначала мне помогала ложь, помогала пережить реальность каждого дня жизни, в которой уже не было моего сына. И зная, что я лгу сам себе я воспринимал себя ничтожеством, но не мог по-другому, тогда не мог. Реальность для меня была слишком болезненной.

Но потом я начал набираться сил. Это случилось как-то постепенно.
Конечно, меня до сих пор носит от полюса к другому. Но когда я действительно трезвый, а не просто «сухой пьяница», я знаю, что вижу мир более ясно. Я живу более достоверно и вижу людей более милосердными. Я знаю разницу.

И я до сих пор знаю, что мог бы что угодно обменять на жизнь своего сына, чтобы мой сын остался в живых ...

Но тут же говорю себе: «Подожди секунду, подумай об этом. Ты обменял бы возврат жизни сына на более глубокую, наполненную грехом жизнь, чтобы мой сын мог вернуться в наполненный грехом мир? Имеет ли это смысл для тебя? Имеет ли это смысл для него? Как бы он отнесся к такой цене, которую я готов заплатить для него?»

Знаете, иногда эти родительские инстинкты настолько глубоки, что не поддаются логике….

Я знаю, что когда ребенок покидает семью: женится или выходит замуж, то это называется «синдром пустого гнезда», но когда твой ребенок умирает – это называется горем. Просто горем.

Знаете, вот прошло два года, а это горе до сих пор со мной. Оно в комнате сына, где он спал, оно в гараже, где стоит его мотоцикл, масла, запчасти….Оно везде, где я слышу голос «Эй, папа!».

Сейчас мое горе – это уже ни хорошо и ни плохо. Оно стало печалью.

Но знаете, у меня появилась надежда. У меня появились силы смотреть и заниматься Денисом. Хотя, скажу вам, что надежда требует работы.  Моя надежда поднимает и подбрасывает Дениса, понимая, что однажды, он станет неподъемным, что я не смогу удержать его на своих руках.

- Да, - откликаюсь я, - это что-то похожее на то, что надежда сажает цветок ранней весной, зная, что осенью он умрет, но это не имеет значения, и ты все равно его сажаешь! 

- Да, вижу, что вы меня поняли, спасибо. Надежда знает, что ваш сын, ваша дочь, ваш муж, жена, отец или мать живы, где бы они не были сейчас. Надежда - это то, что я потерял, когда Игорь, так звали моего сына, был выбит из жизни. И теперь надежда - это то, что поддерживает меня в живых. Я живу обоими - горем и надеждой. Как по-вашему так бывает?

- Только так и бывает!