Смит Ноэль. Современные системы психологии.

Эстес (Estes, 1989) одобрительно ссылается на Бора, Эйнштейна и Халла, как использующих абстрактные, логически выведенные «репрезентации» (конструкты). Бор предположил, что атомы содержат электроны, вращающиеся вокруг ядра. Такая модель обладала пространственно-временными координатами, допускающими ее потенциальную проверку. Данный конструкт оказался чрезвычайно плодотворным для физики и химии и продолжает быть полезным несмотря на то, что его валидность в настоящее время подвергается сомнению. Эйнштейн предположил, что гравитацию образует пространство, искривленное массой находящихся в нем тел; данный конструкт позволил точно предсказать путь света, излучаемого звездами и проходящего вблизи Солнца. В противовес этим научным конструктам «внутренние побуждения» Халла не имели пространственно-временных координат, несмотря на его усилия придерживаться точки зрения логических позитивистов и определять их через операции. Основанная Халлом на понятии внутренних побуждений теория научения, оказавшая значительное влияние на других ученых, а также его предсказания поведения, выводимые им из своей теории, не выдерживают критики ни по теоретическим, ни по эмпирическим (использующим наблюдения) основаниям.
Типы конструктов. Иногда смешение конструктов и событий является следствием использования термина «переменная» как по отношению к вещам и событиям, так и по отношению к конструктам. В тех случаях, когда это слово относится к стимуль-ным условиям (stimulus condition), реакциям, контексту, состоянию организма (body condition) либо
другим конкретным вещам, переменная является вещью или событием. Когда же под переменными понимаются «промежуточные переменные», такие как «О» Вудвортса, «внутренние побуждения» Халла или «когнитивные карты» Толмена, они являются конструктами. Сознание, когниции, опыт и разум также используются как промежуточные переменные17. Как указывает Кантор (Kantor, 1957), промежуточные переменные были введены Толменом (Tolman, 1936) с явной целью отвести место ментальным процессам в его теоретической модели, а Толмен позаимствовал это понятие у Джеймса, который описывал психическую жизнь как промежуточную между воздействиями (impressions) на тело и реакциями тела на внешний мир. Промежуточные конструкты были превращены в ненаблюдаемые события и наделены причинными качествами: внутренние побуждения, инстинкты или разум стали рассматриваться как причинные факторы по отношению к поведению.
«Любой не находящийся под влиянием традиционных философских представлений легко может видеть: то, что принято называть промежуточными (intervening) переменными, на самом деле можно назвать последующими (supervening) «переменными». Когда промежуточные переменные отождествляются с такими факторами, как усталость, предшествующий опыт или нарушения в организме, они оказываются задаваемыми извне (extravening) или сеттинговыми факторами (setting factors) [контекстом]. Если твердо придерживаться событий, с которыми мы фактически работаем, мы сможем избежать смешения аутентичных гипотез, а именно конструктов, регулируемых и контролируемых событиями, которые составляют предмет исследований, с вольными плодами аутично-го воображения» (Kantor, 1957, р. 59).
Марр (Магг, 1983) указывает на то, что:
«Ньютон предположил возможность того... что распространяющийся повсюду «эфир» служит средой для таких явлений, как свет или гравитация. В психологии всегда было предостаточно психических эфиров, выполняющих функции посредника между стимулами и реакциями. Действительно, наблюдаются параллели между когнитивной психологией и классической физикой в ее стремлении к пониманию структуры и механизмов функционирования ментального эфира... Такие модели всегда можно развить или адаптировать таким образом, чтобы они согласовывались с любыми получаемыми данными...» (р. 13).
17 Иногда различают промежуточную переменную и гипотетический конструкт. Последний определяется как нечто, существующее гипотетически, недоступное для наблюдения, как, например, атомы Демокрита, и позволяющее потому считаться всего лишь мнением.
65
И они действительно согласуются, поскольку базируются не более чем на словесных конструкциях. В пользу промежуточных переменных приводится, однако, тот аргумент, что они объединяют несколько различных факторов в едином термине, благодаря чему облегчается работа с ними (Wasserman, 1983, р. 8). Критики могли бы заметить, что такое объединение столь же легко приводит к неразличению многочисленных взаимодействий между различными факторами и замене этих событий гипотетической причинной сущностью. Тем не менее объединение ряда взаимосвязанных форм поведения путем обобщенного описания в такие конструкты, как мотивация или личность, является общепринятой практикой, но в этом случае мотивация или личность не относятся к промежуточным переменным. В качестве описаний такие конструкты не являются причиной поведения, которое они описывают.
Левин (Lewin, 1951) оказал влияние на эко-бихе-виоральную науку (см. главу 7), энвайронменталь-ную психологию (см. главу 13) и общественную психологию (там же), предложив конструкт: В = f(P, E), где В = поведение, Р ■» индивидуум, а Е = окружающая среда (или ситуация). Р — это душа (mind) индивидуума, или то, что Левин называл жизненным пространством, и в его формуле поведение (В) выступает как отделенное от индивида (Р), который взаимодействует с жизненным пространством в процессе поведения (В). Таким образом, поведение оказывается функцией конструкта (Р) и в то же время — обстоятельства или события среды (Е). При этом Левин не объясняет, как такое возможно. Аналогично Махони (Mahoney, 1977) высказывает мнение, что и познавательная способность (читай: разум), и среда, и поведение оказывают влияние друг на друга. Следовательно, у него два события взаимодействуют с конструктом. Близкой к нему является и позиция Бандуры (Bandura, 1989) предложившего модель «триадной реципрокной каузации» («triadic reciprocal causation»), в которой среда, поведение и индивидуум (читай: разум) взаимодействуют между собой. Здесь снова два события взаимодействуют с конструктом но не вполне понятным логическим основаниям. Насколько нам известно, взаимодействовать друг с другом могут только вещи и события, но не вещи и конструкты. Триады Махони и Бандуры отличаются от формулы Вудвортса «S-O-R» только тем, что их компоненты находятся в рециирокных, а не в линейных (действующих только в одном направлении) причинно-следственных отношениях. Ясное указание того, что представляют собой события, в противовес навязываемым конструктам (таким как душа или разум человека), привело бы к более правильной идентификации всех релевантных событий и к более точному научному пониманию, на основании которого могут строиться практические приложения. Левин также способствовал развитию когни-тивизма, предположив, что «человеческие действия в высшей степени зависят от когнитивной обработ-
ки информации — то есть от мира, каким он мыслится (cognized), а не от мира, какой он есть» (Gergen, 1985, р. 269). Такая точка зрения со всей очевидностью представляет собой версию удвоенного мира Канта.
Данные точки зрения демонстрируют нам, что любые промежуточные переменные, будь то триад-ные или линейные, предполагают наличие причинной связи между конструктами и событиями, иными словами, допускают существование причинных отношений между душой и телом. Поскольку конструкт является не вещью, а абстракцией, а потому ни при каких условиях не может быть наблюдаем (хотя его референт, если таковой имеется, может быть наблюдаем), вся модель в этом случае навсегда оказывается не подлежащей ни наблюдению, ни верификации. (Наблюдение здесь понимается в широком смысле и может включать традиционные лабораторные исследования, интервью, метод Q-сортировки, изучение конкретных случаев и биографий, полевые исследования и т. д.) Однако на практике происходит так, что исследователь наблюдает события, но излагает их в форме оперирования конструктами, такими как разум или обработка информации, и навязывает их наблюдаемым событиям. Смешение конструктов и событий восходит еще к схоластам эллинистической Греции, увлекшимся вербализациями. Однако вещи и события — это единственное, что кто-либо когда-либо наблюдал или может наблюдать.
Хотя научная деятельность в значительной степени состоит в теоретическом конструировании, из этого не следует, как отмечает Кантор (Kantor, 1957), «что гипотетические сущности могут создаваться произвольным образом» (р. 59). Описательные (дескриптивные) конструкты, утверждает он, наиболее валидны и полезны тогда, когда они непосредственно выводятся из контакта с событиями. Степень их валидности и полезности снижается, когда они (а) представляют собой аналогии, (б) заимствуются из других наук (в частности, биологии) и (в) являются полностью искусственными, как промежуточные переменные. Объяснительные конструкты (причинность) могут связывать психологию с биологией, химией и социальными событиями, но не могут сводить ее к ним. Они являются в большей степени аналитическими, чем описательными, соотнося вещи и события (Kantor, 1983), однако они все же могут рассматриваться как формы описания. Объяснение расширяет свод знаний, когда одно функциональное описание интегрируется со вторым, которое уже функционально соотнесено с другими описаниями. Валидность манииулятивных конструктов, используемых при формулировке научных проблем, теорий и гипотез, может быть подтверждена лишь в тех случаях, когда они «тесно связаны с событиями» (1957, р. 59).
Критерии конструктов. Существуют ли эксплицитные стандарты, регулирующие использование
66
научных конструктов? Приводимый ниже список, составленный по работам Кантора (Kantor, 1957, 1978, 1981b), включает стандарты, согласующиеся с линией развития науки. К ним могут быть добавлены и другие. Сторонники социального конструкцио-низма (см. главу 8) отвергли бы большинство из этих критериев, утверждая, что все претензии на знание или истину являются лишенными основания конструктами — кроме как в рамках тех социальных групп, которые их конструируют, — и не имеют силы при использовании их вне этих групп. Такой социальной группой являются также ученые и исследователи, которые, с точки зрения представителей социального конструкционизма, имеют не больше оснований для претензий на истину, чем создатели мифов.
• Проводите четкое различие между конструктами всех типов и исходными событиями.
• Избегайте любых конструктов, берущих свое начало в традиционных культурных и философских источниках.
• Не располагая достаточными средствами для получения критически важной информации, используйте конструкты в высшей степени осторожно и никогда не основывайте их на том, что не поддается наблюдению.
• Учитывайте тот факт, что только конструкты, непосредственно выводимые из наблюдаемых событий, имеют потенциал быть валидными.
• Выбирайте адекватные примеры событий, в которых могут наблюдаться взаимоотношения между событиями.
• Начинайте любые исследования с наблюдений, на основании которых могут выводиться конструкты; избегайте начинать исследования с конструктов и интерпретировать полученные результаты в терминах этих конструктов.
• Следите за тем, чтобы интерпретативные (interpretive) конструкты соотносились с наблюдаемыми событиями; не основывайте их на других конструктах.
• Привязывайте все конструкты — такие как интеллект (intelligence), мотивация и аттитюды — к наблюдаемым референтам и избегайте приписывания им независимого существования в качестве вещей или причин.
• Используйте только поддающиеся корректировке (corrigible) конструкты.
• Избегайте превращения участвующих условий либо условий, необходимых для совершения события, в определяющие условия (см. с. 75-77).
• Идентифицируйте различные уровни организации вещей и событий и используйте объяснительные конструкты, отражающие эти различия.
• Проводите различия между познающим и познаваемой вещью и не допускайте слияния первого со вторым (см. с. 80).
• Выводите постулаты из наблюдений.
• Избегайте принятия ненаблюдаемых конструктов и аналогий за неизвестное и рассматривайте допущение возможности своего незнания как положительное качество ученого (см. с. 80).
• Используйте только те конструкты, которые могут быть наблюдаемы, по крайней мере в принципе, поскольку наука возможна лишь благодаря наблюдениям.
Исключает ли критерий наблюдаемости возможность «личных» или «субъективных» событий? По мнению некоторых ученых, выдвигающих данный критерий, нет.
Зачастую конструкты приобретают круговой характер (вариант порочного круга). Барбер (Barber, 1981), внесший значительный вклад в исследования гипноза, указывает на то, что гипноз, как правило, определяли через трансовые состояния: мы знаем, что некто загипнотизирован, поскольку он находится в трансе. Затем мы начинаем объяснять поведение загипнотизированного субъекта трансом. Иными словами, определение гипноза как транса не является независимым от того, что понятие транса призвано объяснять. Барбер полностью отвергает конструкт транса и описывает гипноз как направленное воображение, находящееся в непрерывной связи с другими известными нам формами поведения. Понимание феномена гипноза, утверждает он, не нуждается в гипотетическом конструкте транса. Разграничив конструкт и событие, Барбер смог выработать совершенно новое понимание гипноза. Круговой характер отношений присутствует и в основополагающем конструкте психоанализа: Фрейд первоначально определил либидо как сексуальные потребности, а затем начал использовать это понятие для объяснения сексуального поведения (MacCorquodale & Meehl, 1951). Другие примеры круговых отношений мы находим в психометрии, когда создается шкала для измерения определенного конструкта, такого как отчужденность или интеллект, а затем конструкт определяется с помощью шкалы.
В качестве других примеров круговых конструктов Эбел (Ebel, 1974) указывает интеллект, мотивацию и креативность. Мы слышим о том, что человек упорно трудится, потому что он мотивирован, и судим о том, что он мотивирован, потому что он упорно трудится. Эбел сравнивает такие объяснительные конструкты с тремя нимфами («дриадами») и другими анимистическими силами охотников-собирателей. Само заглавие его работы: «Дриады все еще живы» («And Still the Dryads Linger») подчеркивает его тезис о том, что мы до сих пор не очистили психологию от анимистических объяснений. Они продолжают свое существование под видом интеллекта, черт личности, либидо и т. д. Более того, мы говорим о большем или меньшем количестве интеллекта, мотивации и креативности, как будто они являются вещами, характеризующимися количественными показателями. Такие конструкты, как интеллект, играют важную роль, однако, утверждает Эбел, их использование должно ограничивать-
67
ся указанием на функциональные отношения, поскольку объяснение само по себе исчерпывается указанием на функциональные отношения.
«Мы не должны допускать того, что сложность предмета нашей науки начнет препятствовать нашему признанию дриад тем, чем они являются — частичными описаниями, маскирующимися под видом причинных объяснений. Эта сложность не должна препятствовать пониманию нами того, насколько бесполезны они для наших поисков понимания поведенческих феноменов. Давайте будем бдительно относиться к их обманчивым обещаниям. Давайте не будем гостеприимно распахивать перед ними двери нашей науки, какой бы ограниченной и несовершенной она ни была. Они могут лишь ослабить ее» (р. 491).
Обобщая позицию Барбера и Эбела, можно сказать, что мы должны остерегаться использования круговых конструктов и следить за независимостью даваемых нами определений и объяснений друг от друга. В частности, если мы определяем мотивацию как упорную работу, то должны искать возможные объяснения того, почему люди упорно работают, где-то в другом месте (вне мотивации). Такие объяснения, согласно Эбелу, будут ограничены описанием функциональных отношений между переменными, а не вымышленными дриадами. Такие конструкты, как интеллект, мотив или личность, удобны как способ описания специфических форм поведения, но не являются причиной тех форм поведения, которые они описывают. Кларенс получил высокую оценку по интеллектуальному тесту не потому, что у него высокий интеллект. Его высокая оценка — это измерение или описание его интеллектуального поведения. Человек ведет себя определенным образом не вследствие особенностей своей личности. Определенный тип поведения и есть личность. «Личность» — не более чем стенографическое обозначение тех или иных форм поведения. Ребенок постоянно отвлекается не потому, что у него синдром дефицита внимания и гиперактивности (СДВГ). Этот термин лишь обозначает (refers) отвлекаемость и другие особенности поведения, иногда сопровождающие ее.
Если мы считаем, что причинность — это то же самое, что и объяснение, то поиск объяснения становится поиском функциональных отношений. Аналогичным образом британский философ Бертран Рассел пытается избавиться от дриад в физике. Он указывает на то, что «электричество — это не вещь, подобно собору Святого Петра, это способ поведения вещей. Если мы сказали, как вещи ведут себя, когда они наэлектризованы, и при каких условиях они оказываются наэлектризованными, мы сказали все, что можно сказать» (цит. по Cole, 1983). Судить о том, присутствуют ли дриады в тех или иных системах, которые рассматриваются в этой книге, мы предоставляем самим читателям.