Субъект желающий в поле античных эстетик существования - Введение к изучению философского наследия Фуко - Неизвестен - Философы и их философия

История сексуальности. Том 2

Использование удовольствий (1984);

История сексуальности. Том 3

Забота о себе (1984), [на русском языке — 1998]

1. В книге “Использование удовольствий” Фуко отступает от первоначального плана написать критическую историю сексуальности, который был намечен им в “Воле к знанию”. Вместо этого он обращается к анализу тех практик, которыми руководствовались в античном обществе те, кто проблематизировал свое сексуальное поведение посредством этических размышлений. Поскольку феномен сексуальности получает свое категориальное оформление лишь в современную эпоху, то это исследование посвящается субъекту желающему, так как этот герой некоторым образом предшествует субъекту сексуальности.

2. У греков и римлян существовал свой арсенал понятий, пригодных для обозначения различных действий и поведения, которые мы называем “сексуальными”, но нашего современного понятия “сексуальность”, равно как и христианского понятия “плоти”, они не знали. Грекам нравилось использовать номинализированное понятия ta aphrodisia, которое римляне грубо перевели как veneria. В отличие от aphrodisia наша идея сексуальности не просто покрывает более широкую область, но применяется к реальности другого типа и функционирует совершенно иначе в наших системах знания и морали.

3. Если современная идея сексуальности проблематизируется в рамках медико-психиатрических дискурсов, задающих некий профиль нормализации, а христианская идея плоти оформляется в рамках стратегий пастырской власти, то древнегреческая идея aphrodisia была проблематизирована через практики себя, приводящие в действие критерии неких эстетик существования. Согласно Фуко, под искусствами существования в античности понимали совокупности рефлективных или спонтанных практик, посредством которых человек способен строить свою жизнь как произведение, отвечающее определенным эстетическим и стилевым критериям.

4. Фуко показывает, что греческое общество классической эпохи не было более распущенным в сексуальной области, нежели современное или средневековое, хотя в нем и отсутствовали как медицинские, так и пастырские институты, которые бы претендовали на право определять то, что разрешено или запрещено, то, что нормально или ненормально в этой сфере. Хотя греки в целом и придавали этим проблемам меньшее значение, чем мы, однако существовали греческие врачи, философы и моралисты, которые всерьез были озабочены проблемами нравственно надлежащего использования удовольствий. Манера, в которой переживались сексуальные удовольствия, рассматривалась ими как этическая проблема.

5. Фуко указывает на четыре области размышлений, к которым задолго до христианских учителей и западных медиков обратилась античная эпоха. Во-первых, страх невоздержанного поведения, сопровождающегося несвоевременным использованием удовольствий и разного рода чрезмерностями. Во-вторых, схема супружеского поведения, отмеченного надлежащим исполнением своей роли в браке. В-третьих, дисквалифицированное отношение к гомосексуальному поведению с характерными отрицательными реакциями на него. В‑четвер­тых, высокая оценка воздержанного поведения, гарантирующего действенный доступ к истине.

6. Эти четыре теоретические фигуры были включены в соответствующие формы морального опыта, различные между собой, но обладающие общностью вопрошания относительно aphrodisia. Таковы опыты (1) отношения к собственному телу, (2) отношения к супруге, (3) отношения к мальчикам, (4) отношения к истине. Каждая из этих областей опыта получила свое стилевое оформление посредством таких искусств, как (1) диететика, (2) экономика, (3) эротика, (4) философия.

7. Общность морального вопрошания о сексуальных удовольствиях в этих четырех областях опыта обеспечивалась в греческой мысли широким использованием четырех понятий, которые часто встречаются в рефлексиях по поводу сексуальной этики: (1) понятия aphrodisia, посредством которого мож­но понять то, что признавалось в качестве этической субстанции в сексуальном поведении, (2) понятия chresis (использование), которое позволяет понять тот тип подчинения, который практика удовольствий должна была претерпевать для того, чтобы подлежать моральной оценке, (3) понятия enkrateia (господство), которое определяет требуемую позицию по отношению к самому себе для того, чтобы превратить себя в этического субъекта, (4) понятия sophrosynē (умеренность), которое характеризовало субъекта в его полноте.

8. Посредством этих четырех понятий Фуко приступает к структурированию морального опыта сексуальных удовольствий у греков и выделяет его онтологию, его деонтологию, его аскезу и его телеологию. Данная структурация морального опыта совпадает также и четырьмя способами субъективации, каждый из которых подвержен историческим трансформациям и пронизывает собой выше обозначенные эстетики существования. Речь идет о (1) детерминации этической субстанции, то есть том способе, которым индивид должен конституировать ту или иную часть самого себя в качестве первичной материи своего морального поведения, (2) способе подчинения себя, то есть способе, которым индивид устанавливает свое отношение к правилу и осознает себя связанным с обязательством его отправлять, (3) форме этической работы, которую некто осуществляет на самом себе, чтобы попытаться преобразовать себя в морального субъекта своего поведения, (4) моральной телеологии, которая обеспечивает включение единичного морального действия в разветвленную систему поведения, всегда соответствующую некоторым ценностям и правилам, а также определенному способу быть, характерному для морального субъекта.

9. Поскольку книга “Забота о себе” является непосредственным продолжением “Использования удовольствий”, то, сравнивая их содержание, в дальнейшем будет легко проследить природу тех трансформаций, которые претерпевали данные способы субъективации в рамках античных эстетик существования от периода греческой классики (5—4 века до н.э.) до ранней императорской эпохи (1—2 век н.э.). Эти два периода, выделенные Фуко во втором и третьем томе “Истории сексуальности”, во многом совпадают с двумя эпохами развития epimeleia — сократовско-платоновской, когда практики заботы о себе являлись частью политических стратегий в мире греческих городов-государств, и эллинистически-римской, когда эти практики обрели свою автономность от политики, образовав поле оригинальной культуры себя в пределах мировой римской империи.

10. Медицинская проблематизация сексуального поведения в античности была меньше озабочена устранением патологических форм, чем желанием интегрировать это поведение со всей возможной полнотой в управлении здоровьем и телесной жизнью. Главной целью этой медицинской рефлексии было определение режима пользования удовольствиями — какие условия благоприятны, какая практика рекомендуется, какая разрядка необходима — в терминах определенного способа заботы о собственном теле. Формой этой медицинской рефлексии скорее была диететика, нежели терапия.

11. От Гиппократа до Галена вопрос о режиме сексуальных удовольствий ставится в контексте общей проблемы ухода за телом. Теория aphrodisia рассматривается в трех планах. Во-первых, удовольствия, сопровождающие половые акты, укоренены в порядке демиургического провидения, будучи предназначены преодолеть ограничения, налагаемые смертью на природу человеческого тела. Во-вторых, они вовлечены в игру сложных постоянных взаимодействий с телом, например, за счет строгой анатомической локализации их протекания; они физиологичны. В-третьих, они входят в широкое поле родства с рядом болезней, например, с эпилепсией, и связаны с ними отношениями аналогии и причинно-следственными связями. Таким образом, aphrodisia как предмет медицинской обеспокоенности дрейфует от проблематики космологии к патогенезу полового акта.

12. В развитии тем, сформулированных философской и медицинской мыслью эпохи Гиппократа и Платона, ко 2 веку намечается определенный сдвиг. Дело касается, прежде всего, темы патологии сексуальной деятельности. Если прежде опасности, сопровождающие aphrodisia, осознавались в терминах непроизвольного насилия и бездумного расхода семени, то потом их стали описывать как эффекты общей непрочности человеческого тела и ненадежности его функционирования. В эпоху Галена высокую оценку получает целомудренное поведение обоих полов.

13. Проблема режима сексуальных удовольствий пронизывает все эпохи античной диететики и, в целом, решается в одном и том же ключе, как в 4 веке до н.э., так и в императорскую эпоху. Режимы, которые предлагаются их авторами, имеют не “нормативный”, а “уступительный” характер, их прелагают в качестве советов для здоровой жизни. При определении условий плотских связей учитывают четыре момента: время, благоприятное для зачатия, возраст субъекта, пора года или час, индивидуальный темперамент.

14. Режим сексуальных удовольствий, однако, нацеливается не только на тело, но и определяет соответствующую в нем роль работе души. Врачи и мыслители поздней античности специально выделяют (1) строгое подчинение страстей души потребностям тела, (2) этику желаний, ориентированную на модель физиологии выделений, (3) стремление к некоему идеальному состоянию, когда душа, очищенная от всех бесплодных фантазий, начнет уделять внимание лишь строгому руководству органическим отправлениям.

15. Согласно Фуко, в античности режимы сексуальных удовольствий не имели того значения, которое они стали играть в Западном мире. Античная эпоха уделяла гораздо более пристальное внимание диететике, находя еду и питье занятием, превосходящим по важности секс. Чтобы забота о сексе возобладала над заботой о питании, понадобится вся та эволюция, что ощутимее всего проявилась в христианском монашестве, хотя даже и для него умеренность в еде и посты надолго еще останутся основополагающими моментами.

16. Вопрос об aphrodisia рассматривается также в контексте проблемы отношений между супругами. Эта проблема по сравнению с тематикой режимов сексуальных удовольствий за период с 4 века по 2 век претерпела значительно большую трансформацию. В классических текстах Ксенофонта, Платона и Аристотеля, затрагивающих тему брака, размышления о супружестве соотносятся с рефлексией о законах и обычаях общества, необходимых для процветания полиса, и семейном укладе, позволяющем содержать и обогащать дом. В императорскую эпоху политическая и экономическая сторона супружества отступает на второй план. Однако, по мнению Фуко, эта эволюция не выглядит столь однозначно.

17. Сама тема брака в императорскую эпоху становится более насущной, чем прежде. Если в классической Греции центром размышлений моралистов и философов было поведение женатого мужчины, который по праву гражданина полиса, осуществлял свое управление над женой и домочадцами, то позже этим предметом для рефлексии стала сама связь между супругами. Фуко указывает на три новшества, которые привнесла мысль 2 века в вопрос о супружестве: (1) переоценку искусства супружеской связи, (2) доктрину сексуальной монополии, (3) эстетику взаимных удовольствий.

18. В классическую эпоху искусство поведения в браке определяется техникой правления, которую реализует муж, хозяин дома и господин своей жены. В поздней античности на первый план выходит личная связь между супругами, их взаимозависимость и поведение в отношениях друг с другом. Значимой становится сама стилистика индивидуальной связи.

19. В 5—4 веках умеренное поведение женатого мужчины опирается на господство над другими. Во 2 веке оно исходит из взаимных обязательств перед супругой и определенного уважения к ней. Забота о себе здесь усиливается пропорционально повышению статуса ближнего.

20. В искусстве брака классической эпохи половые сношения между супругами имели асимметричную структуру, сексуальные удовольствия в семейной жизни нередко уступали по важности удовольствиям, получаемым вне брака. В императорскую эпоху усиливается монополистический принцип: внебрачные половые связи совершенно недопустимы. В супружеских связях интерес к продолжению рода сочетается со вниманием, касающимся любви, привязанности, доброго согласия и обоюдной симпатии.

21. Данная историческая динамика в оценке aphrodisia очевидна при сопоставлении мнений платонизма, позднего стоицизма и христианства. (1) Платон одним из главных оснований для ограничения сексуальных связей рамками матримониальной структуры считал потребности полиса в умножении детей. (2) Стоики и другие мыслители императорской эпохи обосновывают связь между браком и aphrodisia через их сродство и сопричастность природе и разуму. (3) Христианство оправдывает связь секса с браком тем, что лишь супружеские узы могут вернуть греховной плоти ее законный статус, не устраняя, впрочем, сомнений в ее совершенной невинности.

22. Кроме того, (1) классическая греческая мысль утверждала необходимость использования удовольствий в рамках брака тем, что это было самым верным проявлением enkrateia, способом установить господство над собой, — господство, которое получало обязательный характер благодаря тому, что данное лицо занимает в полисе определенное положение и наделено властными полномочиями. (2) Мораль стоического толка утверждает, что осупружествление удовольствий необходимо, поскольку это удовлетворяет требованиям почитания себя самого как разумного существа и сохранению своей непорочной природы. (3) Христианская пастырская традиция видит в супружеской верности верный способ спасения своей души. Итогом этой переоценки значения aphrodisia в супружеских отношениях в начале нашей эры становится рост скепсиса по отношению к любви к мальчикам.

23. Тема aphrodisia проходит и через область размышлений об эротике. Платоновская эпоха тесно увязывает ее с манерой взаимоотношений между взрослым мужчиной и мальчиком. Теоретической апологией это связи становится учение о двух типах любви — “небесной” и “пошлой”, где подлинная, небесная: любовь неизменно мыслится в форме philia (дружбы-любви), которая предполагает воздержание от плотских связей. Таким образом, aphrodisia здесь чаще всего получает статус тонкого душевного переживания.

24. В классическую эпоху любовь к мальчикам получает свое социальное обоснование посредством сложившейся практики передачи знаний и вообще культурного опыта, бытовавшего в рамках полисного мироустройства. В императорскую эпоху вследствие институализации новых форм педагогической практики (появление домашних учителей-рабов и школ) воспитательная эффективность этой эротики идет на убыль.

25. Кроме того, в поздней античности, особенно в Риме, сексуальные отношения с лицами своего пола все чаще практикуют с рабами, положение которых никого не заботило, а честь и личность свободных подростков переходят под юрисдикцию закона, который, хотя и не запрещает как такового гомосексуализма, но защищает детей от обмана и насилия. Таким образом, прежняя социализация эротических связей с мальчиками претерпевает свою трансформацию, но все еще не подлежит моральному порицанию и запрету.

26. Наконец, оскудение философского интереса к теме любви к мальчикам в период Плутарха и Лукиана, связано с еще одним открытием — “новой эротикой”. На передний план все больше выходит чувственная любовь между юношей и девушкой. И именно проблема aphrodisia здесь играет ключевую роль. Упрек гомосексуальной любви состоял в том, что в ней как раз не было место отношениям удовольствия, тогда как в разнополой любви они были ее смыслом и основанием.

27. Согласно Фуко, в поздней античности все больше набирала силу проблема девственности. Но если в христианстве девственность обретала самодостаточную ценность, то в императорскую эпоху она была своего рода предпосылкой и прологом к совершенному брачному союзу, в котором девственность обретала свое завершение.

28. В “Использовании удовольствий” Фуко особо рассматривает и четвертый тип обращения к aphrodisia, стилизованный в практике философского вопрошания истины, тип, который он не оговаривает в “Заботе о себе”. Этому есть объяснение. В платоновскую эпоху искусство истинной любви, или философия, мыслится как наиболее полное овладение собой, как опыт обучения практике господства над собой. В 1—2 веках, в эпоху расцвета культуры себя, философская практика развивается в форму радостного существования, не ведающего надежд и тревог: обучение господству над собой перерастает в искусство саморуководства.

29. Первые века нашей эры отмечены усилением темы строгости во всех отраслях этики сексуальных удовольствий. Эта тематика, намеченная уже в платоновскую эпоху, акцентуируется здесь, но не с позиций усиления запретов или кодификацией форм недозволенного, а с позиций развития искусства существования, выстроенного вокруг вопроса о себе, о своей свободе и несвободе, об универсальной форме себя и той связи, которую должно установить с другими. Это искусство себя все сильнее отступает от вопроса о допустимости излишеств и необходимости владения собой, чтобы господствовать над другими. Оно все активнее подчеркивает уязвимость индивида перед лицом тех зол, что пронизывают, например, его половую жизнь, и требует придать этой жизни универсальную форму, обоснованную в глазах человека природой и разумом.

30. Все большее совершенствование искусств существования в христианскую эпоху приведет к новому смещению акцентов в способах субъективации: (1) этическая субстанция станет описываться в терминах конечности, грехопадения и зла; (2) вид зависимости будет толковаться в форме подчинения общему закону, воплощающего в то же время волю личного бога; (3) работа над собой, аскеза, начнет превращаться в истолкование души и очистительную герменевтику желаний; (4) целью морального поведения и этическим идеалом впервые окажется самоотречение.