Бернер В. Прочная привязанность, педофилия и новый взгляд на влечения в теории Имре Херманна

Комментарий: Статья из книги Л.Сонди (2005) "Учебник экспериментальной диагностики влечений", вышедшей в свет в издательстве Когито-Центр.

Berner, W.: Imre Hermanns "Anklammerung", die Padophilie und eine neue Sicht der Triebe. Psyche, 1996. ? 11. S. 1036-1054.

Имре Херманн родился в 1889 году в Будапеште, с 1919 года он был членом Венгерского психоаналитического общества. Для Дж. Боулби привязанность является одним из пяти инстинктивных паттернов в его теории привязанности. Но я считаю, что теория привязанности Херманна в некоторых отношениях имеет преимущества перед вышедшей из нее теории привязанности Боулби.

Вариации теории влечений - от Херманна до Кернберга

В 1936 году Херманн в теории "привязанности или поиска" разработал новую пару противоположных влечений, отношение которых к садомазохизму он пытался потом объяснить более подробно. В своих работах "Привязанность, огонь, чувство стыда" (1941) и "Первичные влечения человека" (1943) Херманн продолжает развивать свои идеи. Он связывает потребность маленького ребенка привязываться к своей матери с повсеместно наблюдаемым у приматов инстинктивной формой поведения. Одновременно Херманн описывает эту форму как частичную потребность, аналогично концепции, разработанной Фрейдом в статье "Влечения и их судьба" (1915), где наряду с частичными влечениями представлены в качестве полярных пар противоположных влечений садизм, мазохизм, вуайеризм и эксгибиционизм. Фрейд постулировал вариабельность объекта влечения, возможность обращения в противоположность, обращение агрессии на собственную персону, а также вытеснение и сублимацию в качестве судеб влечений. Превращение в свою противоположность приводит влечение к потребности в "поиске", но оно может отражаться и в защитной форме "активной сепарации", и в "скрывании" в качестве судеб влечений. Фрейд сделал вывод (среди всего прочего, учитывая и метаморфозы форм влечений) о лежащей в основе всего этого психической энергии (либидо), которая может по-разному и попеременно "оккупировать" представления (особенно те, которые соответствуют объектам влечений), связанные с такими паттернами влечений. В отличие от Дж. Боулби, Херманн не отказывается от концепции психической энергии, хотя и не совсем ясно, как именно он ее использует. Он полагает, что противоположная пара влечений, "привязанность" и "поисковая активность" первоначально происходит от влечений Я (то есть, служит самосохранению), а проявляться начинает при нахождении объекта либидо. Агрессия, по мнению Херманна, также находится в тесных взаимосвязях с влечением к привязанности (и может приравниваться как по времени, так и по энергетически-оккупационным качествам к оральной фазе), что, с одной стороны, может приводить к тому, что это влечение проявляется в ласкающей нежности, а с другой - "в грубых агрессивных захватах". Остается не совсем ясным, является ли у Херманна описанное им частичное влечение привязанности выражением либидо и агрессии, или либидо и агрессия только вторично подпитывают это влечение. Тогда, во втором случае, речь должна идти в принципе о врожденной инстинктивной форме поведения в смысле нейронального автоматизма, который только в результате психического развития получает для себя ментальную репрезентацию. Такую неясность можно оправдать, учитывая время написания работы, поскольку тогда не существовало ни концепции инстинкта как нейронального автоматизма в понимании К. Лоренца, ни концепции Боулби. Но в любом случае на психологический передний план Херманн, как и Ференци1), выдвигает биологически важное отношение между матерью и ребенком, рассматривая отделение от матери и запрет на тесную привязанность в качестве первичной травмы человека. Поэтому страх разлуки биологически существует с самого начала и независим от конкретных травмирующих факторов в отношениях с матерью; этот страх является первичной моделью любой травмы, и страх кастрации - лишь отражение и воспоминание об этой самой ранней потере объекта. В этом смысле Херманна можно причислить к предшественникам теории объект-отношений.

Херманн даже вступает в полемику с Мелани Кляйн, когда он критикует ее теорию, так как Кляйн не принимает во внимание универсально наблюдаемый факт привязанности. Часто упоминаемое Мелани Кляйн "желание ограбить" Херманн связывает с "отсутствием" инстинктивной привязанности (то есть при фрустрированном желании) у маленького ребенка. Это с самого начала пробуждает у ребенка чувство, что у него что-то, а лучше сказать кого-то, забрали. Появляющиеся позднее активные "контрграбительские" тенденции являются реакциями на такое переживание страха. В 1943 г. Херманн почти отказывается от идеи первичного агрессивного влечения, концентрируясь на мысли о том, что только фрустрация привязанности вызывает агрессию, разделяя таким образом взгляды приверженцев гипотезы "фрустрация-агрессия", а не идеи Мелани Кляйн о первичном влечении к смерти.

Особый интерес вызывают описания Херманном "судеб влечений" ранней тенденции к привязанности, по-видимому, находящихся в тесной связи с аффектами и представлениями. Речь идет о чувстве, связанном с переживанием теплоты (как, например, теплое молоко), перетекающей от тела матери в тело ребенка. Воздетые руки на многих рисунках египетских божеств и на иероглифах Херманн описывает как бессознательную символизацию привязанности. Сегодня мы уже знаем, что даже древние художники в наскальной живописи использовали мотив рук (иногда с отрезанными пальцами). Одну из судеб влечения, заключающуюся в желании привязанности, можно обнаружить у детенышей обезьян в явлении, называемом grooming (когда одна обезьяна ищет вши у другой), которое раньше по ошибке принималось только за очистку от паразитов. В настоящее время, согласно исследованиям приматов, этот ритуал необходимо рассматривать и как форму проявления нежности, играющей в социальной жизни высших обезьян одну из центральных ролей. Эта потребность в привязанности (столь заметная у младенца) особенно сильно фрустрирована у взрослого человека, так как тело женщин лишено волосяного покрова и ношение на себе младенца (хотя в примитивных культурах и наблюдается намного чаще) играет явно меньшую роль, чем у приматов. Следствием нарушенного развития этой потребности являются заболевания волосяного покрова и кожи (аллопеция, экзема), деструктивное обращение с руками и ногами, нанесение себе ран, экстремальная "поисковая активность", повышенные тенденции спасаться бегством и т. д. Херманн описывает и прямое влияние на структуру мышления переживаний "дуалюньон" в привязанности. В гипотезе об относительно прямых психических превращениях переживаний (фрустрации) в аффекты и представления замечается определенная методическая схожесть с группой Мелани Кляйн, частично вышедшей из Будапештской школы, как и пренебрежение инстинктивно-экономической точкой зрения Фрейда. Как и у кляйнианцев, у Херманна обнаруживается тенденция, вместо абстрактных источников влечений, говорить о первичных фантазиях, фрустрация которых продуцирует новые фантазии.

Михаэль Балинт создал в 1959 году из пары противоположностей привязанность-поиски типологию "окнофилов" или "филобатов", ссылаясь при этом на Херманна. Иногда он даже использует слова Херманна, чтобы описать окнофилов (привязывающихся) и филобатов (ищущих). Но Балинт считал, что потребность привязываться у ребенка не первична, а появляется только в качестве реакции как страх перед разлукой. Филобат отделился от лабильного, ненадежного объекта, поэтому он вообще избегает любой привязанности, иногда параноидным способом. Очевидно, что здесь Балинт опирается на концепцию Ференци (1913, 1924) и его метафору о безграничности внутриутробного состояния и связанного с пребыванием там чувстве всемогущества, ставшим для Балинта "первичной любовью". Но с Херманном Балинта объединяет представление о заранее заданной потребности в глубоких отношениях.

Джон Боулби был тем психоаналитиком, который наиболее последовательным образом добился смены парадигмы, отходя от фрейдовской теории влечений, опираясь на традиционную для этиологии теорию инстинктов Лоренца и Тинбергена2). В своей книге "Привязанность. Анализ отношений между матерью и ребенком" (1969) он совершенно по-новому рассматривает связь между матерью и ребенком: оспаривается значение ранней привязанности ребенка к матери, привязанности, которая теоретически объясняется абсолютно по-разному. Боулби дистанцируется от теории так называемого "вторичного влечения", центрального и для психоанализа, и для бихевиоризма (теории научения): а именно от представления, что мать удовлетворяет жизненно-необходимые потребности ребенка, причем она для этого ребенка только вторично приобретает значение как отдельная персона. Боулби дистанцируется и от принятия существования первичной потребности в возвращении в материнское чрево (как это делает Ференци в "Предварительной генитальной теории" [1924 г.]) и приходит на основе своих наблюдений к идее о том, что имеется первичная потребность в объекте, выражающаяся в сосании и привязанности. В полном соответствии с "теорией контроля" и "теорией инстинктов" Лоренца и Тинбергена Боулби считает, что в мозгу имеются врожденные программы моторного поведения, то есть автоматизмы, которые запускаются в ход соответствующими раздражителями окружающего мира (сигналами), а под воздействием других раздражителей окружающего мира автоматизмы прекращают свое действие. Такие автоматизмы характерны для многих относительно константных и специфических для биологического рода цепочек движений. При поведении молодых животных, заключающемся в следовании за объектом, обнаруживается эффект "запечатления" (импринтинг), несущий ответственность за приспособление к окружающему миру. В этом случае формы поведения можно сравнить с незавершенной компьютерной программой; погрешности программы устраняются в результате накопления опыта взаимоотношений с окружающей средой при первых ее запусках. Именно таким способом цыплята запечатлевают кудахтанье курицы. Посредством этой метафоры, позаимствованной из области наиболее современной технологии, опять появляется механистическая модель влечений - подобно тому, как во времена Фрейда для этих целей использовалась гидродинамическая метафора - по-видимому, превращая этим живого человека в машину. Описанное Боулби поведение привязанности, имеющее своей целью биологическую задачу формирования привязанности младенца к матери, первично реализуется в полном соответствии с теорией контроля Боулби3) - пятью инстинктивными моторными формами, производящими контакт такого рода. Этими пятью формами являются, по Боулби, сосание, судорожное прицепливание к матери, плач, смех и следование за ней. Завершается активирование системы приязанности особым сигналом материнского голоса, ее взглядом или прикосновением. Позднее Боулби усовершенствовал свою теорию, введя в нее большое число других инстинктивных форм поведения, часть из которых конкурировала друг с другом, но все они имели своей целью установление привязанности. Классические признаки привязанности, которые у младенцев проявляются позднее, чем у детенышей приматов, наблюдаются в период между первым и пятым годом жизни. Обычно выявить их можно только косвенно, так как, с одной стороны, объекты, с которыми образуется привязанность, становятся разнообразнее, а с другой стороны, увеличивается способность к символизации, делающая систему значимых связей во многом независимой от соматики, смещающейся в область психических представлений и аффектов.

Такая радикально новая формулировка, по-видимому, делает ненужным обращение к экономическому подходу к влечениям, в том числе к рассмотрению смещения количеств либидо и агрессии, энергетических оккупаций и контр-оккупаций (в смысле "псевдофизики"). В работе с компьютером теперь не нужно ломать голову над тем, какой именно энергией необходимо обеспечивать работающие программы, точно так же психоаналитик Боулби при объяснении поиска значимого объекта обходится без обращения к соматической энергии. Речь скорее идет о том, чтобы обнаружить факторы-помехи в повседневной жизни, приводящие к тому, что достигнутая степень символической привязанности оказывается недостаточной и система вынуждена заново приходить к переживанию привязанности по возможности в прямой форме. Конечно, все это звучит столь же механистично, как и первоначальная гидродинамическая модель влечений у Фрейда. Это особенно бросается в глаза, когда мы учитываем столь наглядно описанную Фрейдом в статье "Влечения и их судьбы" (1915) изменяемость и вариативность потребностей влечений и когда мы подумаем о том, что в определенных обстоятельствах можно в равной степени легко удовлетворять как пассивную, так и активную часть какой-либо формы поведения (например, детские игры "дочки-матери", "охотник за хищниками и преследуемый лев"); что в принципе все объекты легко сменяемы, а символизация характеризуется огромной вариабельностью, что активности самого разного рода (от чтения романа до посещения оперы, от бега наперегонки до участия в предвыборной кампании) могут теоретически соответствовать схожим потребностям влечений. Такая изменяемость более заметна у Херманна в его обращении с моделями инстинктов в смысле частичных влечений, что можно хорошо видеть в обсуждении темы привязанности, которая затрагивает обращение с огнем и стыдливость, с одной стороны, и законы дуальной логики - с другой. Удивляет только то, что Боулби лишь намеками ссылается на работы Херманна (1969, 1973).

Лихтенштейн4) утверждает, что у людей мы вряд ли сможем наблюдать четко отграниченные инстинктивные модели поведения, но, тем не менее, очевидна родственность множества жестов, выразительных движений мимики и импульсивных моторных движений с такими инстинктивными моделями. В первичных отношениях мать помогает ребенку из множества совершенно противоречивых и не адекватных реальности импульсов выбрать такие, которые приведут ребенка к эффективному взаимодействию. Вторично этим достигается индивидуальная форма приспособления к реальности, частично это обусловливается идентификацией с матерью. Возникающая в коммуникации с матерью "тема идентичности", представляющая из себя совершенно индивидуальный набор из фонда заданных инстинктивных моделей, определяет будущую мотивацию, формируя ее большей частью бессознательно. Лихтенштейн также перестает использовать понятие полярности "эроса" и "танатоса" в качестве энергетических величин бессознательного.

С тех пор многие психоаналитики заместили теорию влечений теорией "аффектов", удаляя этим из анализа огромную часть ненаблюдаемой метапсихологии. Кернберг5) является одним из немногих, предложивших новый вид синтеза теории аффекта и влечений. Но и Кернберг исходит из существования врожденных инстинктивных моделей и фундаментальных аффектов, которые при активации в смысле "аффективной памяти" вначале приводят к следам памяти, которые соответственно комбинируют друг с другом восприятия аффектов и частей самости и объектов. Гипотезу о том, что эти ядра воспоминаний вначале накапливаются в соответствии с критериями "добрый" и "злой" и могут вновь считываться только в соответственно эмоционально-окрашенных состояниях, Кернберг делает основой интерпретации психологического понятия расщепления. Только когда объекты начинают не только целостно восприниматься, но и целостно переживаться, достигается константность самости и объектов. Тогда вряд ли можно наблюдать простые, автоматические, моторные инстинктивные модели; будут обнаруживаться более интегрированные побуждения, возникшие из опыта обращения с объектами, в этом случае правомерно говорить об опирающейся на память мотивации в смысле "либидо" и "агрессии". Таким образом, сами либидо и агрессия оказываются вторичными продуктами, результатами интеграции примитивных аффектов (типа сексуального возбуждения и ярости6)) и биологических форм влечений типа "привязанности" или "борьбы и бегства" 7).

Гармония и фантазии о слиянии относятся, по мнению Херманна, к теме привязанности. Да и "бегство", "попытки спрятаться" и "желание быть найденным" Херманн относит к полярным парам влечений импульса привязанности. Бегство (поисковая активность) и привязанность столь сильно динамически и диалектически скрещиваются друг с другом, что если они будут пребывать рядом в качестве независимых инстинктивных моделей, то самое существенное окажется не затронутым. Бегство, с одной стороны, может служить защитой для желания привязанности, а с другой - приводить к еще большему наслаждению от отсроченных объятий, испытавших на себе повышенную эмоциональную напряженность.

Привязанность и волосяной покров

Сама собой напрашивается интерпретация страха педофилов перед волосяным покровом на гениталиях, страха, который может принимать даже фобический характер, не только на традиционном эдипальном уровне, но и под углом динамики привязанности. Прежде всего волосяной покров представляет собой власть взрослых. Он является рудиментом шкур наших предков, а также пассивным объектом привязанности. Херманн показал, что первоначальная склонность детей к тому, что имеет волосяной покров, - например, к мягким животным-игрушкам, имеющим искусственный мех, к живым животным, которых можно гладить, - вначале имеет характер отношений с переходным объектом и только позднее, вторично эти объекты наделяются опасными (фаллическими?) качествами. Таким образом, страх волосяного покрова может выражать глубокую амбивалентность по отношению к прегенитальной матери, а в определенных обстоятельствах - даже страх рта матери.

Многие педофилы сознательно избегают совокупления, сексуальный страх разрастается до страха полного уничтожения. Как только педофилы вводят эрегированный пенис в опасную для них вагину, они теряют эрекцию. Обычно в фантазиях, разворачивающихся только в предсознательной сфере, вагина воспринимается в виде опасного, проглатывающего рта, который полностью поглощает мужчину. Существующее у педофилов представление о мощном материнском объекте заставляет их бояться того, что животная жадность такой матери уничтожит их пенис. Предпочтение, отдаваемое совсем маленьким и нежным отверстиям, означает еще и предпочтение подчиняющегося и уступчивого объекта, когда нет смысла бояться за себя.

Представление о мощной, намного превосходящей самих педофилов женщине приводит их к комплементарному восприятию: их собственный пенис отличается особенно малыми размерами и, без всяких сомнений, будет недостаточен для полового акта. Страх собственной несостоятельности, часто обнаруживаемый и у других мужчин, в данном случае чрезмерен и не может быть преодолен. Фундамент страха педофилов составляет не столько бессознательное соперничество с другими мужчинами и бессознательная зависть к ним, сколько тревожное опасение, что они будут без остатка проглочены мощной матерью-зверем или подвергнутся грубым оскорблениям с ее стороны.

Поразительно часто в качестве почти единственного замещения своего пениса педофилы используют руки и пальцы, пытаясь ими проникнуть в "опасные" женские отверстия. Такие эрзац-образования могут быть связаны с регрессивным шагом к паттерну привязанности. При ограничении проявлений потребности в привязанности у детенышей приматов часто обнаруживается повышение активности рук в смысле замещающих действий, начиная от груминга (поиска вшей) у себя и у других особей до взаимного ощупывания рук и щекотания указательным пальцем. Более взрослые и уставшие от чрезмерной сексуальной активности самцы часто реагируют на заигрывания самок нежным поиском вшей вместо проявления сексуальной активности. Так что и здесь, при заторможенной сексуальной стимуляции самцов, становится заметным смещение на детские отношения заботы.

К чему же приводит регрессия на детский паттерн привязанности? Она может оживить ранние травматизации, возникшие в отношениях с переживаемой чересчур мощной материнской фигурой, на которой никак не сказалось влияние отца и которая заставляет педофилов переживать опасность кастрации, как бы исходящую от матери. В целом признаки сознательного и бессознательного страха кастрации мы находим у педофилов намного чаще и в более яркой форме, чем у пациентов с полностью сформировавшейся эдипальной структурой конфликта.

Последствия фрустрированной потребности в привязанности

Херманн наделяет руку в ситуации привязанности качествами эрогенной зоны:

"Привязанность к телу матери является не только целенаправленным явлением (так же, как сосание и коитус являются не только целенаправленными процессами жизни), а еще и первым заявлением о себе либидо и первым проявлением любви к матери; "исполнительными органами" этой любви являются руки и ноги. Чтобы добиться удовлетворения либидо, руки младенца ищут эрзац-удовлетворения методом проб и ошибок - либо самостоятельно, либо в связи с эрзац-удовлетворением зоны рта (сосание пальцев). Так что когда ребенок сосет пальцы, то активируется не только функция рта и происходит оральное удовлетворение, но и задействована рука. Таким образом, выражаясь на языке теории либидо, удовлетворение возникает и в зоне рта, и в зоне руки. Такая часто наблюдаемая зависимость удовлетворения зоны руки от потребности в удовлетворении зоны рта приводит нас к другой группе наблюдаемых фактов. Рассмотрим поведение младенца во время сосания или кормления с использованием рук. Как только пища попадает в рот, руки мгновенно раскрываются. Во время сосания у младенца в определенном возрасте одновременно начинает пробуждаться сила в мышцах рук, проявляясь в форме экстремального напряжения или сжатия пальцев. То есть, если мы объясняем развитие силы сосания влиянием эрогенного источника, то и развитие силы рук, проявляющееся во время акта сосания, необходимо свести к тому же самому источнику. Как рот, так и рука являются частями одной и той же системы8)".

Такое развитие силы указывает, по мнению Херманна, не только на участие либидо, но и на воздействие агрессии, и влечение к привязанности может проявляться с одной стороны мягко, нежными поглаживаниями, а с другой стороны - грубо, в виде агрессивного хватания. В эротических ощущениях пациентов с педофилией такая тесная взаимосвязь между оральной стимуляцией и стимуляцией пальцев играет важную роль. Эта взаимосвязь обнаруживается и в противоречивой нежности педофилов. Нежность оказывается очень сильно идеализированной, грубые стороны собственного сексуального возбуждения и его воздействия на ребенка чаще всего вообще не замечаются. Только иногда на психоаналитических сеансах такое противоречие может осознаваться. Тогда пациент вспоминает, насколько для него было болезненным в мгновенья наивысшего возбуждения замечать свою "отделенность" от ребенка. У других пациентов, которые с самого начала осознавали различие своих собственных переживаний и переживаний детей, становится ясным другой вид расщепления. Эти пациенты пытаются скрывать от ребенка свое возбуждение, ограничивая общие с ребенком реальные переживания, и только оставаясь без ребенка, обращаясь к своей фантазии, доводить до завершения свои эротические желания.

У педофилов, таким образом, можно непосредственно наблюдать за комбинированной эротикой руки и рта чаще всего во взаимосвязи с страстными фантазиями о полном слиянии и растворении себя во взаимных объятиях, а не в случаях, описанных Херманном и его последователями, где эти тенденции проявляются в завуалированной форме в невротическом образовании симптомов, причем догадаться об этом можно будет только на сеансах психотерапии. При перверсии лежащая в основе невротического симптома детская эротика может открываться напрямую. По мнению Фрейда, возникающий посредством регрессии детская форма удовлетворения в случае перверсии представляет собой "позитив" невроза, а в самом неврозе та же самая форма подвергается воздействию защиты (вытесняется), то есть становится "негативом" 9).

Но эпицентр детской травматизации скорее всего находится в структуре раннего конфликта с матерью, которая с самого начала переживалась как агрессивная, доминирующая, своенравная и непредсказуемая, без проявлений нежности. Фигура отца в воспоминаниях часто плохо представлена, а иногда за ребенка сражаются две женщины (мама и бабушка). Для прояснения воздействия таких структур на внутреннюю репрезентацию большое значение имеет исследование обращения с физическими потребностями. Описанная Херманном фрустрация влечения к привязанности (отсутствие волосяного покрова у женщин, отделенность младенца от матери одеждой и т. д.) может играть у педофилов особенно большую роль. Часто сверхактивные, беспокойные матери обходятся без возможности длительного контакта с телом младенца и "переливания тепла" из своего тела в тельце ребенка. Но я считаю возможным и то, что экстремальное потакание детской потребности слияния посредством долгого ношения на руках и засыпания вместе с ребенком может также приводить к фиксации повышенной потребности в привязанности.

Фрустрация или фиксация потребности в привязанности может вызвать усиление психической представленности руки и рта в качестве эрогенных зон.

Д. Винникотт (статья "Об эмоциональном развитии на первом году жизни", 1945) исследовал значение руки и большого пальца относительно их отношений к переходному объекту, а этим - чувство реальности и разделенность субъекта и объекта. В подобном направлении идут размышления Вилли Хоффера (статья "Рот, рука и интеграция Я" в The Psychoanalytic Study of the Child, том 3/4, 1949), описавшего значение руки по отношению к оральности и к первой интеграции сферы Я. Он опирается на гипотезу о том, что дифференциация сферы Я из общей матрицы Я и Оно проявляется на поверхности тела ребенка, когда на службу орального влечения и для аутоэротического получения наслаждения под воздействием сосания пальцев одновременно пробуждаются два ощущения, оральное и тактильное. Примерно на 12-й неделе рука начинает не рефлекторно, а произвольно засовываться в рот, чтобы понизить оральную напряженность. У совсем маленьких детей рука столь сильно вступает в конкуренцию с соском груди, что матери приходится убирать ручку ребенка изо рта, чтобы он начал сосать не свои пальцы, а ее сосок. Начиная с 12-й недели, можно наблюдать, как ребенок начинает сильно впиваться зубами в предметы (но не в свои пальцы и руки), которые не страдают от оральной агрессии. Здесь обнаруживаются первые переживания раздельности самости и не-самости.

Но в любом случае рука фактически представляет собой важное ядро переживаний самости у младенца. В этой связи следует упомянуть о том, что Шпитц (статья "Дополнение к проблеме аутоэротизма", 1962) обнаружил, что младенцы при кормлении грудью в качестве "акции обмена" за сосок матери засовывают в рот матери одну из своих ручек. Лауфер10) занимался особым феноменом, заключающимся в том, что многие женщины избегают мастурбировать своими руками. Он выдвинул гипотезу о том, что бессознательно маленькие девочки идентифицируют свою ручку с рукой матери и что специфический вид отношений к матери у девочек явно отражается на их установке к мастурбации в различных стадиях развития. Например, рука может стать источником страха, а при синдроме хронического "вскрытия артерий" бессознательная агрессивная фантазия против матери играет одну из значительных ролей.

О репрезентациях самости и объектов

Ситуативно подкрепляемая фрустрацией от взаимоотношений с матерью потребность в привязанности всегда играет какую-либо роль. Сюда же относится фантазия о всемогущей гигантской матери. В перверсивных переживаниях речь идет не только о потребностях влечений, но и о связанном с ними оживлении дифференцированных представлений об объекте и самости. Материнские репрезентанты частичных объектов могут иметь жестокий, садистический характер, а образ отца чаще всего бывает неконкретным, далеким, хотя часто не менее садистичным, чем образ матери. Тогда враждебность, ожидаемая от большинства объектов, ведет к ограничению и подавлению многих потребностей, приводит к переднеплановой скованности в проявлении агрессии (и соответственно к бессознательной ненависти), как и к актуализации прежде всего детского, тревожного, покорного поведения и скрывающихся за ним потребностей.

Литература

1) Ferenczi, S.: Entwicklungsstufen des Wirklichkeitssinnen. 1913; Versuch einer Genitaltheorie. 1924.

2) Lorenz, K., Tinbergen, N.: Taxis und Instinkthandlungen in der Eirollbewegung der Graugans. Zeitschrift fur Tierpsychologie, 1938. S. 1-29.

3) Bowlby, J.: The Nature of the Child`s Tie to his Mother. Int. J. Psycho-Anal., 1958. S. 350-573.

4) Lichtenstein, H.: Identity and Sexuality. A Study of their Interrelationship in Man. "J. Am. Psychoanal. Assn.", 196. S. 179-259.

5) Kernberg, O.: Object Relations Theory and Clinical Psychoanalysis. New York, 1976.

6) Kernberg, O.: New Perspectives in Psychoanalytic Affect Theory. Emotion (Ed. Kelleman H.) New York, 1990.

7) Kernberg, O.: Self, Ego, Affects and Drives. "J. Am. Psychoanal. Ass.", 1991. S. 898-917.; Sadomasochism, Sexual Excitement, and Perversion. "J. Am. Psychoanal. Ass.", 1982. S. 333-362.; New Perspectives on Drive-Theory. Aggression in Personality Disorders and Perversion. New Haven/L., 1992.

8) Hermann, I.: Anklammerung, Feuer, Schamgefuhl. Int. Z. Psychoanalyse, 1941. S. 243.

9) Freud, S.: Drei Abhandlungen zur Sexualtheorie, 1905. G. W., Bd. V.

10) Laufer, E.: Female Masturbation in Adolescence and the Development of the Relationship to the Body. Int. J. Psycho-Anal., 1982. S. 295-302.