3 Эго » 6 страница

Далее Гловер указывает, что Юнг, подчеркивая автономность комплексов, пытается сохранить эго "чистым" и хочет спроецировать менее приятный инфантильный материал на автономные комплексы, тем самым отказываясь от сознательной ответственности за него. Мы можем прояснить это положение, сказав, что являясь врожденным ядром, каждый комплекс содержит в себе частицы личной инфантильной истории и элементы эго (например, эго-ядра, — понятие самого Гловера).
Типологическая теория Юнга стала противоречивой, и против нее часто возражал Гловер и многие другие. Возражения Гловера состояли в том, что всякое упоминание о развитии избегается, и остается открытым вопрос о том, следует ли считать психологический тип врожденным, даже случайным. Я думаю, что Юнг пытался рассмотреть это, но постеснялся сказать недвусмысленно, что тип является врожденным. Гловер полагает, что экстраверсия и интраверсия — это до смешного простые понятия и они не могут дать ни малейшего представления о сложной динамике и структурном развитии, которые приводят к таким конечным результатам. Поэтому они бесполезны" (там же, с. 103). Методологическое возражение Гловера состоит в том, что Юнг имеет дело с конечными продуктами, когда следует говорить о процессах.
Сторр (1973) в критическом рассмотрении типологии Юнга выдвинул интересную теорию, которая соединяет идеи Юнга об экстраверсии и интраверсии с идеями Ферберна, психоаналитика школы объектных отношений. Ферберн рассматривает экстраверсию в терминах защит эго против депрессии; экстраверты подвержены депрессии, поскольку, будучи настолько заняты внешними объектами и другими людьми, они живут с постоянным страхом потери. Интраверты в основном более примитивны, поскольку бегут от окружающего мира. Ферберн, говорит Сторр, полагал, что личное развитие играет здесь огромную роль, и критиковал любую идею о том, что психологическая позиция является врожденной или генетически определенной.
Далее Сторр выступает против сбалансированных воззрений Юнга относительно экстраверсии и интраверсии, которые в системе ценностей ставят их на один уровень. Сторр полагает, что крайности экстраверсии менее патологичны, чем крайности интраверсии (там же, с. 73). Он приходит к этому выводу, поскольку шизоидное состояние, которое он ассоциирует с интраверсией, предшествует в развитии депрессивному состоянию, которое он ассоциирует с экстраверсией. Только экстраверт соотносится с цельным другим (видимо, потому, что только экстраверт достигает депрессивного состояния или стадии беспокойства). Интраверт в крайнем своем проявлении является шизофреником. Шизофреническое отключение, предполагающее, что человек живет в мире самого себя, — это более серьезная болезнь, чем депрессия.
Трудно сказать, как следует оценивать эту мысль. Ее следует приветствовать как попытку клинически использовать эти концепции Юнга, но я не уверен, что многие рассматривают интраверсию как более патологическое состояние, чем экстраверсию.
Положение можно несколько прояснить, поскольку Сторр рассматривает основное различие между Юнгом и психоанализом в целом, которое может быть выражено в терминах эго. Юнг, согласно выводу Сторра, рассматривает эго "как расположенное между внутренним и внешним, между субъективным и объективным, с одинаковой потребностью соотнесенности с каждым миром" (там же, с. 74). С точки зрения Сторра, психоанализ, с другой стороны, рассматривает внутренний мир как инфантильный или, если он в слишком большой степени имеется у взрослого человека, как психопатологический. Синтез Сторра заключается в предположении о том, что внутренний мир образов фантазии одновременно инфантилен (и следовательно, патологичен для взрослого человека), и биологически адаптивен. Он указывает, что средства адаптации у человека в любом случае являются отчасти внутренними при посредстве концепций, символов, снов или мечтаний. Следовательно, внутренний мир играет роль во внешней адаптации.
В приведенной выше цитате Сторр, по-видимому, приравнивает внутреннее с субъективным, а внешнее с объективным. Но акцент в психодинамической психологии делается на положении о том, что внутренняя деятельность обладает силой и воздействием объективной истины на человека, и наоборот, что то, что ощущается как реальное во внешнем мире отношений и объектов, часто сильно окрашено субъективными факторами. Вся проблема может быть прояснена с помощью использования такого термина как субъективная реальность.
Сторр также отмечает, что использование Юнгом слова "чувствование", приводит к путанице. Юнг пытался различить чувствование и эмоции или аффект, но возникли сложности, поскольку одним из аспектов чувствования является распознавание и регистрация эмоций. Уиллфорд предлагает решение этой проблемы: чувствование относительно отличается от эмоции, но и то и другое происходит из основополагающей аффективной организации личности (1976, с. 131).

ПОСТЬЮНГИАНЦЫ: ВВЕДЕНИЕ

Теперь обратимся к тому, как эти темы были подхвачены и развиты поетъюнгианцами и рассмотрим дискуссию по поводу эго-сознания в аналитической психологии в настоящее время. В этой дискуссии два основных вопроса. Первый связан с релевантностью, приемлемостью и уместностью мотива героя как символа эго-сознания. Второй связан с тем, как лучше рассматривать эго — как союзника или как оппонента воображения. Как мы увидим, в обоих спорах есть общая черта: нет такой вещи, как эго-сознание, но есть скорее ряд разновидностей или стилей эго-сознания, происходящих из внутренних и внешних обстоятельств жизни человека.

МОТИВ ГЕРОЯM

Нойманн работал над образом героя как метафорой эго-сознания, и с его именем связана идея о том, что можно наблюдать архетипические стадии в развитии эго, которые соответствуют различным стадиям героического мифа. Нойманн полагал, что он избежал ловушки слишком легкой аналогии между развитием или эволюцией человеческого вида и эволюцией отдельного мужчины или женщины, используя миф как метафору, поэтому он ищет материал для амплификации в том, что можно назвать "фольклорной историей сознания", а не в эмпирических данных. Это оправдывается утверждением Нойманна о том, что:
"Если в ходе нашего изложения мы "персонифицируем", говоря об опыте самого героя, или описывая мифологическую ситуацию с точки зрения женщины, следует понимать, что мы говорим фигурально и сокращенно. Наша ретроспективная психологическая интерпретация не соответствует никакой точке зрения, существовавшей ранее: это сознательная разработка содержания, которое когда-то экстраполировалось в мифологических проекциях, бессознательно и символически" (Neumann, 1954, с. 150-1).
Из концепции о том, что индивидуальное эго проходит ар-хетипические фазы или стадии развития, следует, что на каждой стадии своей эволюции эго вступает в новые отношения с архетипами и комплексами. Таким образом, сила и диапазон эго-сознания возрастают. Нойманн подчеркивает творческую силу сознания, рассматривая ее как границу между индивидуальностью и коллективностью. Далее следует моя попытка синтезировать различные положения модели, созданной Нойманном (1954, 1959, 1973).
Нойманн называет первую стадию развития сознания уроборической фазой по имени древнего символа кольца змеи, которая кусает собственный хвост. Он отмечает, что уроборус "умерщвляет себя, спаривается с собой и оплодотворяет себя". Это мужчина и женщина, оплодотворение и зачатие, пожирание и рождение, активное и пассивное, верх и низ одновременно" (1954, с. 10). Уроборус — это представление не детства или младенчества в целом, но состояния сознания, характерного для этого времени. Уроборус — это образ, который соединяет в одном целом сущность младенческого всемогущества, солипсизм и относительное отсутствие сознательной дифференциации (подробное изложение подхода Нойманна к отношениям матери-ребенка см. ниже, с. 250—259).
Вторая фаза развития эго, матриархальная фаза, определяется материнской стороной бессознательного, Великой Матерью, которая, контролируя поступление пищи и проявляя другими способами свою власть и защиту, заставляет эго играть вначале пассивную роль. Согласно Нойманну, еще нет дифференциации младенца и матери, эго и не-эго, маскулинного и фемининного, или активного и пассивного. Родители рассматриваются как недифференцированные и слитные, а не как два отдельных человека, объединившихся в браке.