3 Эго

СИМВОЛ ДАЯ ЭГО

Из этого описания тени следует, что эго-сознание может символизироваться светом или просветлением. Но есть другие способы, с помощью которых, согласно Юнгу, эго-сознание находит культурное или личное выражение. С древнейших времен символом эго-сознания, с которым человеку было легче всего идентифицироваться был герой. Большая, чем жизнь, природа героя олицетворяет чаяния человека, а его борьба и конфликты удачно выражают неровный ход существования людей. Путь героя, описываемый в мифах и легендах, "обозначает возобновление света и, следовательно, возрождение сознания из тьмы" (CW 5, para. 55 .
Перечислим ряд черт, которые можно наблюдать в рассказах о героях. (Это не значит, что каждая легенда о герое — Персее, Геракле, Эдипе, Моисее, Артуре и так далее — имеет все эти черты.) Общие черты таковы: мать героя — царственная девственница. Его отец — царь и родственник матери. Обстоятельства его рождения необычны, и говорят, что герой — сын бога. При его рождении отец или дед по матери пытаются убить его, но он спасается и воспитывается приемными родителями в далекой стране. После победы или серии побед над великаном, драконом, диким животным и/или королем он сам становится королем и женится на принцессе. Все идет хорошо некоторое время, и герой - король издает ряд законов, но со временем он теряет расположение либо богов, либо населения, и его свергают с трона и изгоняют из города. После этого его настигает таинственная смерть на вершине горы. Его дети, если таковые имеются, не наследуют ему, и его тело не хоронится. Тем не менее, у него есть одна или несколько священных гробниц.
Лорд Реглан в своей книге "Герой" (1949) рассказывает, что из возможных 22 черт у Эдипа 22, у Тезея 20, у Ромула 18, у Персея 18, у Геракла 17, у Ясона 15, у Моисея 20 и у Артура 19.
Неизменную принадлежность героя мужскому полу следует воспринимать символически. Из-за акцента на персонализации комплексов у Юнга, его собственной культурной ориентации и в целом ориентации его времени его удовлетворяло то, что сознание символизируется мужскими фигурами. Отсюда не следует, что женщины исключены из сознания, или что его у них "меньше". Тем не менее, двойственная идея о том, что сознание в женщине находится в ее "маскулинной" стороне, остается (ср. Stivens, 1982, с. 189). Этот вопрос подробно рассматривается в главе 7.
Следует отметить одну персонификацию эго-сознания, а именно, Иова; Юнг написал психологический комментарий к Книге Иова ("Ответ Иову", CW 11). Несмотря на то, что Иов теоретически ниже Иеговы, он постепенно осознает силу тени Иеговы; то есть он достигает сознания так, как Бог никогда не может этого сделать. Иегова действует беспокойно и искаженно. Его резкость и величие инфантильны; Иов в своем взрыве как родитель, выведенный из "смертного" терпения не олицетворяет зрелое эго-сознание, поскольку все еще нет упоминания женственного, которое все еще остается отрезанным. И, как указывает Ламберт (1977), это не фигура Всечеловека, а скорее метафора фазы развития сознания.

КРИТИКА

Мы видели, как трудно для Юнга принять, что орган и центр сознания фактически не осознает собственной работы. Поэтому Юнг говорит очень мало о защитной реакции эго, и у него нет концепции защитных механизмов, подобных тем, которые Анна Фрейд перечислила в своей ставшей теперь знаменитой классификации (1937). С другой стороны, некоторые из идей Юнга все же близки к определению ранних защитных механизмов, предлагаемых теоретиками объектных отношений (см. ниже, с. 243—246). Основная проблема состоит не просто в том, что идея защиты недостаточно развита, но в том, что недостаточно внимания уделяется беспокойству как поводу для защиты в первую очередь. Аналитическая психология заимствует психоаналитическую классификацию беспокойства; например, беспокойство преследования или депрессивное беспокойство, или беспокойство, возникающее в результате деятельности супер-эго. Точка зрения Юнга относительно эго-сознания не допускает большого диапазона в качестве и интенсивности сознания. Гордон указывает, что есть два значения сознания — осознавать или бодрствовать и самосознавать. Самосознание также имеет два значения — "первичное самосознание", при котором "человек знает и осознает, что он делает и переживает" и "рефлекторное самосознание", намеренная фокусировка на ментальных процессах (Gordon, 1978, с. 173).
Юнг не связывает развитие эго-сознания с какой-нибудь схемой развития или взросления личности. Он рассматривает эго как нечто, развивающееся значительно позднее, чем, наверное, есть на самом деле, и считает, что дети живут в своем "пресловутом бессознательном", в котором "еще нет четко дифференцированного эго" (CW 17, para. 83). Юнг оставляет открытым вопрос о структуре самого эго, а также проблему его происхождения и того, как оно фактически становится согласованным. В частности, некоторый упор делается на роли фрустрации в образовании эго, а символ героя рассматривается некоторыми постьюнгианцами как неадекватный или неподходящий. Юнг не исследует подробно роль эго в личных отношениях и роль личных отношений в образовании эго.
Реакция Гловера на взгляды Юнга относительно эго состоит в том, что Юнг, видимо, отказался от всякого понимания эволюции от бессознательного к сознательному и психоаналитического рассмотрения пути, по которому "первоначально динамичное бессознательное развивается в последующие структурированные образования" (1950, с. 47). Концепция конфликта, говорит Гловер, сводится к сознательному уровню, и нет никакой идеи о сохранении детских механизмов в бессознательном. Мы уже отмечали, что Юнг не смог увидеть в эго бессознательные элементы, такие как защитные механизмы, и это имело неприятные последствия. Но Юнг постоянно обращается к отношениям между бессознательным и сознательным. Они могут включать и конфликт, однако возможны и многие другие типы отношений. Поэтому Гловер соответствует несправедливому стереотипу фрейдиста, который, по мнению юнгианцев, рассматривает бессознательное как врага.
Гловер полагает, что мы можем показать отказ Юнга от концепции подавления — "краеугольного камня фрейдистской системы ментальной экономии" (там же, с. 7 . Он постоянно цитирует Юнга, и в этих цитатах говорится, что подавление — это нечто, находящееся под сознательным контролем (другими словами, супрессия). Мне кажется, это может отражать слабое место у Юнга или может быть лингвистической проблемой — безусловно, ни один постьюнгианец не стал бы доказывать возможность сознательно решать, что подавлять и подавлять ли это.