Блаватская Елена Петровна » Загадочные племена на «Голубых горах»

Невзирая на такой прием, в продолжение многих лет изгнанные было факты снова всплыли, как потопленный труп, на поверхность житейского моря и заявили о себе громче прежнего, так громко, что даже многие из серьезных людей науки увидели себя вынужденными призаняться ими… Но не станем забегать вперед.  

Было на свете много таких необъяснимых или скорее – необъясняемых нашими учеными истин и фактов, от которых только пресса еще – следуя в этом раболепно тому классу ханжей науки, о которых доктор Шарко говорит с таким заслуженным презрением в книге доктора П. Ришера, – отворачивается с трепетом напускной брезгливости и бежит от них, как нечистая сила от ладана. Бывают, однако, случаи, когда нашей саркастической прессе приходится quand m?me взглянуть неприятному факту в лицо, и даже серьезно признаться им. Это случается каждый раз, когда вследствие так называемого суеверного страха перед колдовством и чарами какой-нибудь одной личности, целая деревня сжигает ее как ведьму или колдуна. Тогда законности ради и для удовлетворения общего любопытства газеты начинают распространяться о грустном проявлении «столь печального и непонятного суеверия в нашем народе».  

Такой случай был года три-четыре тому назад в России, когда судили и оправдали целую деревню (человек шестьдесят, если не ошибаюсь) за сожжение старой полоумной бабы, возведенной мужиками-соседями в достоинство ведьмы. Таким же неприятным вопросом пришлось признаться недавно и мадрасской печати. Только наши гуманные приятели-островитяне оказались менее снисходительными, чем русские присяжные: человек сорок курумбов и баддагов были в прошлом году повешены sans bruit ni trompette.  

Всем памятна ужасная трагедия на Нильгирийских высотах, происходившая в деревне Эбанауде, всего в нескольких милях от Уттакаманда. Заболел у старосты ребенок и стал медленно умирать. Так как уже было несколько таинственных смертных случаев в течение прошедшего месяца, то и болезнь ребенка была тотчас же приписана баддагами «змеиному взгляду» курумба. Староста в отчаянии упал в ноги суду, то есть – подал жалобу. Над нею англо-индийцы хохотали три дня, а монегара прогнали из суда в шею. Тогда бюргеры-баддаги решились на самосуд: сжечь всю деревню курумбов до последнего человека. Они умоляли одного тодда идти с ними поджигать: без тодда-де ни один курумб ни в огне не сгорит, ни в воде не потонет. Такое уж у них поверье, и их в противном не уверишь. Собрав совет, тодды согласились: вероятно, их «буйволы так решили». Сопровождаемые одним из тоддов, баддаги отправились, и вот в одну темную ветреную ночь они зажгли разом лачуги карликов. Ни один не спасся. По мере того, как курумба выскакивал, баддаги бросали его назад в пламя вилами, убивали топорами. Спаслась только старая старуха, спрятавшаяся во время смятения в кусты: она и донесла. Арестовали много баддагов и с ними тодда, первого преступника с основания Утти из этого племени. Но им не довелось повесить его. Накануне смертной казни он неизвестно куда пропал, а человек двадцать баддагов успели умереть от распухания животов в тюрьме…  

Это было несколько месяцев тому назад; а точно такая же драма разыгралась три года назад в Катагири. Напрасно защитники и даже правительственный адвокат настаивали на смягчающих обстоятельствах, глубокой вере всех туземцев в колдовство и совершаемое над ними безнаказанно курумбами зло. Они требовали если не помилования, то хоть отмены смертной казни. Все оказалось тщетным. Английские ученые могут еще поверить под более ученым термином в существование «глаза» и порчи: английские суды – никогда. И однако же закон, который всего двести лет тому назад приговаривал ежегодно столько тысяч колдунов и колдуний к костру и пытке, до сих пор здравствует в Англии. Он остается без употребления, но до сего дня еще не отменен. Когда является необходимость вроде желания удовлетворить самодурную публику в лице ханжей и таких атеистов, как профессор Ланкастер, наказав американца медиума (Слееда), то этот древний закон вызывается из пыли забвения и применяется к невиновному ни в чем, кроме непопулярности, «преступнику». Но в Индии этот закон бесполезен. Он мог бы даже сделаться вредным, напротив, показав туземцам, что было время, когда и их владыки разделяли «суеверие». Такова сила общественного мнения в Англии, что перед ним пасует даже закон!..  

Это не диверсии, как то можно подумать, а события и замечания на оные, относящиеся прямо к нашему рассказу. История сожжения целой деревни курумбов, то есть, не одинокой злополучной ведьмы, как в России, а уже ста шестидесяти семи человек колдунов с их колдуньями и колдунятами, невзирая на то, что в Индии много разыгрывается подобных этой ужасных драм, памятна каждому жителю в Уттакаманде.  

Но не к этому мы теперь ведем речь. Наша задача в этом правдивом рассказе несколько более философского характера, смеем думать. Она не ограничивается описанием простого, весьма естественного преступления, совершенного в припадке безумного страха и злобы, нагнанных верой в роковую силу чар и колдовства. Равно она не останавливается на изжаренных ведьмах и колдунах, да несправедливо повешенных вольно практикующих торквемадах, «вольно практикующих» именно в силу того, что не закон, а судьи не хотят признать чар и колдовства. Каша задача, как мы то сейчас покажем, стремится гораздо далее.  

Во-первых, как секретарь общества, задавшегося целью изучать сколько возможно глубже все такие сложные психологические вопросы, я желаю доказать, что нет в мире «суеверия», которое не было бы основано на твердом грунте истины. Затем, проникнув, как я думаю, до корня вопроса о «колдовстве», я намерена показать на основании свидетельства самой науки, что это народное чародейство разрабатывается под покровом ее и закона самими господами учеными; что колдовство, месмеризм, гипнотизм – просто синонимы; что все это проявления одной и той же месмерической силы или гипнотизма, ныне не только допускаемого, но даже преподаваемого, как в клинике доктора Шарко, так и в разных других центрах науки.  

Понятно, что я не могу надеяться разработать даже в его общем виде такой многосложный, трудный вопрос в простом рассказе. Надеюсь, однако, показать достаточно ясно, конечно, только тем, кто убедился в существовании так называемой месмерической силы, насколько заблуждались в течение стольких веков люди, глядевшие на этот вопрос с двух противоположных полюсов мнения. Говорю о тех, кто видел в этой внутренней, хотя и ненормальной силе человека козни одного дьявола, как и о других, прямо и слепо отрицавших и отрицающих существование такой силы. Заблуждение первых повело к избиению сотен тысяч невинных людей; заблуждение последних ведет в наш век образованное человечество прямо к общественному мракобесию. По этому поводу и в прямом отношении с занимающим нас вопросом прошу позволения сделать маленькое отступление.  

Нашему Теософическому Обществу следовало бы, истины ради, наименоваться «Обществом недовольных современною материальною наукой». Мы – живой протест против грубого материализма дня, столько же как и против неразумного, слишком сжатого в узкие рамки сентиментальности, верования в «духов» умерших и прямого сообщения между двумя мирами. Состоя в большинстве из людей не только лучшего общества Европы, но насчитывая между нашими членами много имен известных в современной науке и литературе, мы дерзаем поэтому обходиться без прямой санкции официальных ученых обществ. Мы ничего незаявляеми ничего не отвергаем. Мы предпочитаем, так сказать, тактику выжидательную, не упуская, однако, случая пользоваться каждым выдающимся из рамки физических условий фактом, дабы затем выставить его на соображение публики. Пусть являются такие факты живым упреком бездействию науки естествознания и ее двигателям, не желающим рутины ради пальцем пошевелить для разъяснения тайных сил природы. А от этого разъяснения зависит нравственное и физическое благосостояние, быть может, сотен тысяч людей. За неимением этого разъяснения гибнут умы отцов и матерей семейств, ходят на воле миллионы спиритов, безвредная, но тем не менее, угрожающая в будущем мономания которых, право, не уступит галлюцинациям пациентов любого желтого дома.  

Словом, мы ищем не одних только материальных, неопровержимых доказательств сути того, что в народе ходит под названием «колдовства», «знахарства» и «глаза»; а в мистических кружках образованных людей зовется спиритическими явлениями, месмеризмом, наконец, просто магией; но желаем доискаться до зародивших все эти поверяя причин, до самого начала той психической силы, которую физическая наука продолжает с таким странным упорством осмеивать и отрицать, вместо того, чтобы серьезно призаняться ею и объяснить ее хотя бы поверхностно. Не добравшись же сначала до источника этой силы, не изучив и даже прямо отвергая ее существование, трудно, если не невозможно отождествлять, как то думает Шарко, бесчисленные разветвления этой тайной силы. Другими словами: вырыв общую яму под ярлыком «склад больших и малых истерий», свалив в нее безразлично все проявления какого-то «неведомого», как его теперь величают в невропатологических клиниках, психического агента (agent psichique), не значит объяснить что-либо профанам, а тем менее оказать услугу науке. «Агент» этот не объясняет ровно ничего.  

Положим, что профаны науки из уважения к авторитету ее представителей, и поверят, например, следующему: эпилептическая истерика (возбуждаемая чисто физиологическими беспорядками в отправлениях человеческого организма), есть то же самое, что самопляшущий карандаш в руке медиума; а пророческие, оправданные событиями изречения «вдохновенных» всех веков подходят под одну категорию с галлюцинациями чревовещательницы М-lle Amanda, «вследствие истерического раздувания газами ее большой кишки…» (sic); а все эти четыре рода констатированных явлений, как нас важно поучают жрецы науки, происходят под совокупным действием «психического агента» и великой истерии, la grande hyst?rie.  

Неужели мы должны думать, что эта неискоренимая вера народных масс в существование колдовства, что эта, почти достоверно доказанная особенность смертных приобретать умение (вследствие ли науки или врожденных способностей) управлять организмом других, как мы то видим в месмерических и гипнотических явлениях, употребляя способности особ под таким влиянием на добро или зло, – неужели, повторяю, мы должны думать, что все это выходит из одного источника, подводится под один и тот же итог «большой истерии»? Мы вполне верим (потому что знаем, изучав такие силы годами), что в них нет трансцендентных проявлений. Но мы также знаем и то, что если они проявляются в совокупности с физиологическими и даже климатическими особенностями, которые всегда влияют на психическую сторону человека, вызывая и зарождая разные ненормальные в нем явления, то эти силы все-таки не то, чем их нам представляют материалисты и физики. Поэтому достаточно ли убедительна для серьезных, развитых и даже иногда очень ученых людей эта презрительная манера «авторитетов» бросать в лицо им насмешку или обвинение в невежественной (якобы) вере в магию, при каждой попытке разъяснения таких странных явлений, а затем повернуться к ним спиной, ничего не объясняя? Не следует ли прежде всего доказать научно: 1) Каким это образом «великая истерия» и ее «консорт» «психический агент» так могли повлиять на человечество в массе, что у него одновременно и с самой его колыбели развилась дикая идея о колдовстве и вера в магию? 2) Вследствие каких симпатических, однохарактерных эволюций этой таинственной пары зародилась в людях с доисторических времен на всем земном шаре между народами, не сообщавшимися между собой никогда и совершенно друг другу неизвестными, такое общее понятие, такая единодушная вера в вещи, совершенно одинаковые в сути и подробностях?  

Чем объяснить такую веру? Чему приписать, например, тот странный факт, что между дикими племенами «Голубых гор», которые никогда не слыхивали про наших русских ведьм, существуют во всех подробностях, от заклинаний в устах русских знахарей до особенной фармацевтики, составов зелий и пр., совершенно те же поверья, какие находим и в русских деревнях? Те же, как по духу, так и по букве «суеверия», мы открываем в английской, французской, немецкой, итальянской и испанской, как и в славянских народностях. Латинские расы подают руку славянским, а арийские и туранские семитам в их общей вере в магию и чары, в ясновидение и предвидение, в злых и добрых духов, в древних, средневековых и современных ведьм. Называя эти поверья «тождественными», употребляю слово в его буквальном, а не в относительном смысле. Это уже не просто вера или суеверие в колдовство в его общем, отвлеченном смысле; а экземпляры одного и того же издания международной науки с ее неизменными законами, формулами и т. д. в их применении на практике.  

Глава 6  

Nam tuares agilur paries  

dum proximus ardet.  

Благодетельная болотная лихорадка. – Современный случай колдовства «Хука-мелла». – Колдовство официальной науки. – Какая разница между гипнотизером и колдуном? – Случай в Париже и случай в Уттакаманде.  

Само собою разумеется, что чиновная или официальная Англо-Индия, равно как и все европейцы-скептики, не обращают внимания на трансцендентальные качества «психизма», – как выразился бы доктор Карпентер, – тоддов и курумбов. Для них эти качества не существуют. Скептики или обходят всякий такой случай осторожным молчанием, или же в самых поразительных случаях относят загадочную смерть того, кто навлек на себя мщение колдунов, если это был европеец, к болотной лихорадке, а когда жертвой является туземец, то непременно приписывают кончину случайно лопнувшей селезенке.  

Мы уже имели случай упоминать об этом столь оригинальном в Индии органе. Если наука в Европе не успела еще определить достаточно ясно функций селезенки, то англо-индийские чиновники изучили ее в совершенстве. Селезенка играет у нас во всех подозрительных случаях скоропостижной смерти, особенно вследствие драк и когда победителем остается англичанин, такую же универсальную роль, какую во Франции играет в явлениях ясновидения le grand boyau hysterique. Разрешая легко и быстро самые загадочные дилеммы в умах ученых Франции и судей в Индии, оба эти органа оказывают таким образом замечательные услуги человечеству. Недаром нильгирийские врачи, с их вечною болотною лихорадкой, так сердят почтенную мистрис Морган!  

До какой степени доходит у судей презрение к истине и как легко человеку быть посаженным в Индии в тюрьму, если он туземец, видно из следующего случая, только что совершившегося в Галагхате (Ассам). Речь идет конечно опять о колдовстве.  

Какого-то брамина обокрали. Невзирая на все его усилия, он не мог найти ни вора, ни вещей. Тогда он решился прибегнуть к ворожбе, известной в Ассаме под названием Хука-мелла или «самодвижущаяся палка». Он послал за известным в городе колдуном по имени Махидхар, который пришел к нему в дом и, вырезав на месте бамбуковую палку, стал на пороге дома и стал поджидать прохожих. В то самое время проходил по улице писарь комиссионера, некто Рохнар. Он его подозвал и, объявив в чем дело, спросил, желает ли он помочь брамину отыскать его украденные вещи. Рохнар согласился и тут же взял в руки палку, над которою Махидхар только что произнес целый ряд заклинаний и мантр…