Сонди Леопольд. Учебник экспериментальной диагностики влечений.

* Bowlby, J.: The Nature of the Child's Tie to his Mother. Int. J. Psycho-Anal., 1958. S. 350-573.
Такая радикально новая формулировка, по-видимому, делает ненужным обращение к экономическому подходу к влечениям, в том числе к рассмотрению смещения количеств либидо и агрессии, энергетических оккупации и контр-оккупаций (в смысле «псевдофизики»). В работе с компьютером теперь не нужно ломать голову над тем, какой именно энергией необходимо обеспечивать работающие программы, точно так же психоаналитик Боулби при объяснении поиска значимого объекта обходится без обращения к соматической энергии. Речь скорее идет о том, чтобы обнаружить факторы-помехи в повседневной жизни, приводящие к тому, что достигнутая степень символической attachment оказывается недостаточной и система вынуждена заново приходить к переживанию привязанности по возможности в прямой форме. Конечно, все это звучит столь же механистично, как и первоначальная гидродинамическая модель влечений у Фрейда. Это особенно бросается в глаза, когда мы учитываем столь наглядно описанную Фрейдом в статье «Влечения и их судьбы» (1915) изменяемость и вариативность потребностей влечений и когда мы подумаем о том, что в определенных обстоятельствах можно в равной степени легко удовлетворять как пассивную, так и активную часть какой-либо формы поведения (например, детские игры «дочки-матери», «охотник за хищниками и преследуемый лев»); что в принципе все объекты легко сменяемы, а символизация характеризуется огромной вариабельностью, что активности самого разного рода (от чтения романа до посещения оперы, от бега наперегонки до участия в предвыборной кампании) могут теоретически соответствовать схожим потребностям влечений. Такая изменяемость более заметна у Херманна в его обращении с моделями инстинктов в смысле частичных влечений, что можно хорошо видеть в обсуждении темы привязанности, которая затрагивает обращение с огнем и стыдливость, с одной стороны, и законы дуальной логики — с другой. Удивляет только то, что Боулби лишь намеками ссылается на работы Херманна (1969, 1973).
Лихтенштейн* утверждает, что у людей мы вряд ли сможем наблюдать четко отграниченные инстинктивные модели поведения, но, тем не менее, очевидна родственность множества жестов, выразительных движений мимики и импульсивных моторных движений с такими инстинктивными моделями. В первичных отношениях мать помогает ребенку из множества совершенно противоречивых и не адекватных реальности импульсов выбрать такие, которые приведут ребенка к эффективному взаимодействию. Вторично этим достигается индивидуальная форма приспособления к реальности, частично это обусловливается идентификацией с матерью. Возникающая в коммуникации с матерью «тема идентичности», представляющая из себя совершенно индивидуальный набор из фонда заданных инстинктивных моделей, определяет будущую мотивацию, формируя ее большей частью бессознательно. Лихтенштейн также перестает использовать понятие полярности «эроса» и «тана-тоса» в качестве энергетических величин бессознательного.
*Lichtenstein H.: Identity and Sexuality. A Study of their Interrelationship in Man. «J. Am. Psychoanal. Assn.», 196. S. 179-259.
**Kernberg, О.: Object Relations Theory and Clinical Psychoanalysis. New York, 1976.
С тех пор многие психоаналитики заместили теорию влечений теорией «аффектов», удаляя этим из анализа огромную часть ненаблюдаемой метапсихологии. Кернберг** является одним из немногих, предложивших новый вид синтеза теории аффекта и влечений. Но и Кернберг исходит из существования врожденных инстинктивных моделей и фундаментальных аффектов, которые при активации в смысле «аффективной памяти» вначале приводят к следам памяти, которые соответственно комбинируют друг с другом восприятия аффектов и частей самости и объектов. Гипотезу о том, что эти ядра воспоминаний вначале накапливаются в соответствии с критериями «добрый» и «злой» и могут вновь считываться только в соответственно эмоционально-окрашенных состояниях, Кернберг делает основой интерпретации психологического понятия расщепления. Только когда объекты начинают не только целостно восприниматься, но и целостно переживаться, достигается константность самости и объектов. Тогда вряд ли можно наблюдать простые, автоматические, моторные инстинктивные модели; будут обнаруживаться более интегрированные побуждения, возникшие из опыта обращения с объектами, в этом случае правомерно говорить об опирающейся на память мотивации в смысле «либидо» и «агрессии». Таким образом, сами либидо и агрессия оказываются вторичными продуктами, результатами интеграции примитивных аффектов (типа сексуального возбуждения и ярости*) и биологических форм влечений типа «привязанности» или «борьбы и бегства»**.
Гармония и фантазии о слиянии относятся, по мнению Херманна, к теме привязанности. Да и «бегство», «попытки спрятаться» и «желание быть найденным» Херманн относит к полярным парам влечений импульса привязанности. Бегство (поисковая активность) и привязанность столь сильно динамически и диалектически скрещиваются друг с другом, что если они будут пребывать рядом в качестве независимых инстинктивных моделей, то самое существенное окажется не затронутым. Бегство, с одной стороны, может служить защитой для желания привязанности, а с другой — приводить к еще большему наслаждению от отсроченных объятий, испытавших на себе повышенную эмоциональную напряженность.


Привязанность и волосяной покров

Сама собой напрашивается интерпретация страха педофилов перед волосяным покровом на гениталиях, страха, который может принимать даже фобический характер, не только на традиционном эдипальном уровне, но и под углом динамики привязанности. Прежде всего волосяной покров представляет собой власть взрослых. Он является рудиментом шкур наших предков, а также пассивным объектом привязанности. Херманн показал, что первоначальная склонность детей к тому, что имеет волосяной покров, — например, к мягким животным-игрушкам, имеющим искусственный мех, к живым животным, которых можно гладить, — вначале имеет характер отношений с переходным объектом и только позднее, вторично эти объекты наделяются опасными (фаллическими?) качествами. Таким образом, страх волосяного покрова может выражать глубокую амбивалентность по отношению к прегени-тальной матери, а в определенных обстоятельствах — даже страх рта матери.
Многие педофилы сознательно избегают совокупления, сексуальный страх разрастается до страха полного уничтожения. Как только педофилы вводят эрегированный пенис в опасную для них вагину, они теряют эрекцию. Обычно в фантазиях, разворачивающихся только в предсознательной сфере, вагина воспринимается в виде опасного, проглатывающего рта, который полностью поглощает мужчину. Существу-


*Kernberg, О.: New Perspectives in Psychoanalytic Affect Theory. Emotion (Ed. Kelleman H.) New York, 1990.
**Kernberg, О.: Self, Ego, Affects and Drives. «J. Am. Psychoanal. Ass.», 1991. S. 898-917.; Sadomasochism, Sexual Excitement, and Perversion. «J. Am. Psychoanal. Ass.», 1982. S. 333-362.; New Perspectives on Drive-Theory. Aggression in Personality Disorders and-Perversion. New Haven/L., 1992.
ющее у педофилов представление о мощном материнском объекте заставляет их бояться того, что животная жадность такой матери уничтожит их пенис. Предпочтение, отдаваемое совсем маленьким и нежным отверстиям, означает еще и предпочтение подчиняющегося и уступчивого объекта, когда нет смысла бояться за себя.
Представление о мощной, намного превосходящей самих педофилов женщине приводит их к комплементарному восприятию: их собственный пенис отличается особенно малыми размерами и, без всяких сомнений, будет недостаточен для полового акта. Страх собственной несостоятельности, часто обнаруживаемый и у других мужчин, в данном случае чрезмерен и не может быть преодолен. Фундамент страха педофилов составляет не столько бессознательное соперничество с другими мужчинами и бессознательная зависть к ним, сколько тревожное опасение, что они будут без остатка проглочены мощной матерью-зверем или подвергнутся грубым оскорблениям с ее стороны.
Поразительно часто в качестве почти единственного замещения своего пениса педофилы используют руки и пальцы, пытаясь ими проникнуть в «опасные» женские отверстия. Такие эрзац-образования могут быть связаны с регрессивным шагом к паттерну привязанности. При ограничении проявлений потребности в привязанности у детенышей приматов часто обнаруживается повышение активности рук в смысле замещающих действий, начиная от груминга (поиска вшей) у себя и у других особей до взаимного ощупывания рук и щекотания указательным пальцем. Более взрослые и уставшие от чрезмерной сексуальной активности самцы часто реагируют на заигрывания самок нежным поиском вшей вместо проявления сексуальной активности. Так что и здесь, при заторможенной сексуальной стимуляции самцов, становится заметным смещение на детские отношения заботы.
К чему же приводит регрессия на детский паттерн привязанности? Она может оживить ранние травматизации, возникшие в отношениях с переживаемой чересчур мощной материнской фигурой, на которой никак не сказалось влияние отца и которая заставляет педофилов переживать опасность кастрации, как бы исходящую от матери. В целом признаки сознательного и бессознательного страха кастрации мы находим у педофилов намного чаще и в более яркой форме, чем у пациентов с полностью сформировавшейся эдипальной структурой конфликта.