VI - О фундаменте познания - Шлик М. - Синергетика

       В свете этих предварительных критических замечаний становится ясно, где следует искать решения этих трудностей: мы должны идти дорогой Картезия—до тех пор, пока она хо­роша и проходима, но постараться затем взбежать ловушки и тому подобной чепухи. Мы достигнем этого, прояснив для себя самих эту роль ; которую в реальности играют предложения, вы­ражающие “непосредственно наблюдаемое”.

     Что в действительности скрывается за словами об их “аб­солютной достоверности?” И в каком смысле можно считать их последним основанием всего познания?

     Разберем сначала второй вопрос. Вообразим, что я сразу же фиксирую каждое наблюдение—ив принципе неважно, де­лается это на бумаге или в памяти,—и затем начинаю с этого пункта построение науки. В таком случае я бы имел дело с подлинными “протокольными предложениями”, которые стоят по времени в начале познания. Из них постепенно возникали бы остальные предложения науки—посредством процесса, на­зываемого “индукцией”, который состоит ни в чем ином, как в том, что протокольные предложения стимулируют или индуци­руют выдвижение пробных обобщений (гипотез), из которых логически следуют эти первые предложения, а также бесконеч­ное число других. Если же эти другие предложения выражают то же самое, что и более поздние предложения наблюдения, полученные при вполне определенных условиях, которые зара­нее точно оговорены, то гипотезы считаются подтвержденны­ми — если не появляется никаких предложений наблюдения, которые противоречат предложениям, извлеченным из гипотез, и, таким образом, самим гипотезам. Если этого не происходит, мы полагаем, что натолкнулись на закон природы. Индукция, таким образом, есть нечто иное, как методически, проводимое угадывание — психологический, биологический процесс, течение которого не имеет, конечно же, ничего общего с “логикой”.

Такова схема aктyaльнoй научной процедуры. Очевидно, ка­кую роль играют в ней  предложения о “непосредственно воспринятом”. Они не тождественны тем, которые записываются или запоминаются, — тем, которые называются “протокольны­ми предложениями”, — но они являются поводом для их образования. Протокольные предложения в книге или в памяти, как мы давным-давно признали, можно сравнить с гипотезами. Ибо когда мы имеем перед собой такого рода предложение, мы мо­жем лишь допускать, что оно истинно, что оно согласуется с предложениями наблюдения, которые его порождают. (По сути дела оно может и не вызываться предложениями наблюдения, а извлекаться из той или иной игры.) То, что я называю пред­ложением наблюдения, не может быть тождественно настоя­щему протокольному предложению, хотя бы уже по той при­чине, что его вообще нельзя записать. Этот момент мы сейчас и обсудим.         

      Итак, в схеме построения знания, которую я обрисовал, роль предложений наблюдения заключается прежде всего в том, что они стоят по времени в  начале всего процесса, стиму­лируя его и подвигая. Насколько их содержание переходит в знание, остается в принципе поначалу неопределенным. Таким образом, вполне можно увидеть в предложениях наблюдения главный источник всего познания. Но следует ли описывать их как базис, как последнее достоверное основание? Вряд ли это так, ибо данный “источник” находится в очень сомнительном отношении к зданию науки. Но в дополнение к этому мы по­нимаем, что имеем дело со схематическим упрощением реаль­ного процесса. В реальности то, что выражается в протоколах, находится в менее тесной связи с наблюдаемым и в целом не следует предполагать, что между наблюдением и “протоколом” могут незаметно встать какие-то чистые предложения наблю­дения.

       Но утверждениям о непосредственно воспринятом принад­лежит и вторая функция “констатаций”, как мы можем их назвать, а точнее, подкрепления гипотез, их верификации.

      Наука делает предсказания, которые “опыт” проверяет. Ее существенной функцией является предсказание. Она говорит, к примеру: “Если в такое-то и такое-то время вы посмотрите в телескоп, направленный туда-то и туда-то, вы увидите, что све­товая точка (звезда) пересеклась с черной риской (перекре­стием)”. Допустим, что, выполняя эти инструкции, мы действи­тельно сталкиваемся с предсказанным опытом. Это означает, что мы получаем предвиденную констатацию, мы высказыва­ем ожидаемое суждение наблюдения, мы получаем тем самым ощущение свершения, особого удовлетворения. Вполне можно сказать, что предложения констатации, или наблюдения, осу­ществили свою истинную миссию, как только мы получили это особого рода удовлетворение.

      А оно приходит в тот самый момент, когда имеет место кон­статация, когда делается утверждение наблюдения. Это чрез­вычайно важно тогда функция утверждений о непосред­ственно воспринятом сама принадлежит непосредственно на­стоящему. На деле мы видели, что у них нет, так сказать, дли­тельности, что в тот самый момент, когда они уходят, в нашем распоряжении остаются надписи, следы в памяти, которые могут играть лишь роль гипотез и поэтому лишены последней достоверности. Нельзя построить никакой логически приемлемой структуры на констатациях, ибо они ускользают в тот самый момент, когда мы начинаем строить. Если они находятся в на­чале процесса познания, то логически бесполезны. Другое дело, если они находятся в конце; они приводят верификацию (или также фальсификацию) к завершению, и в самый момент их появления они уже выполнили свое назначение. Логически от них ничего более не зависит, из них не делается никаких за­ключений. Они абсолютно окончательны.

      Разумеется, психологически и биологически сразу вслед за удовлетворением, которое они создают, возникает новый про­цесс познания: гипотезы, верификация которых заканчивается этим удовлетворением, считаются защищенными, ищутся формулировки более общих гипотез, выдвижение догадок и поиск универсальных законов продолжаются. Предложения наблюде­ния образуют начало и стимул для тех событий, которые сле­дуют за ними во времени, в указанном выше смысле.

Мне думается, что эти соображения бросают новый и яс­ный свет на проблему (последнего базиса познания, и мы ви­дим, каким образом происходит строительство системы позна­ния и какова роль “констатаций” в этом процессе.

  Познание прежде всего служит жизненным нуждам. Чтобы сориентироваться в окружении и приспособить своя действия к событиям, человек должен в какой-то степени уметь предви­деть события. Для этого он использует универсальные предло­жения и может использовать их только в том случае, если то, что предсказывается, случается на самом деле. Эта характе­ристика познания применима и к науке: единственное отличие состоит в том, что наука не служит более задачам жизни и на­учное знание не ищется с целью его практического использо­вания. Когда предсказание подтверждено, цель науки достиг­нута: радость познания есть радость верификации; ощущение триумфа, если догадка оказывается верной. И именно эту ра­дость доставляют нам утверждения наблюдения. В них наука как будто достигает своей цели: ради них она и существует. Во­прос, скрытый за проблемой абсолютно достоверного базиса познания, есть, видимо, вопрос о правомерности этого чувства удовлетворения, которое наполняет нас при верификации. Сбы­лись ли наши предсказания? В каждом конкретном случае ве­рификации или фальсификации “констатация” недвусмысленно отвечает “да” или “нет”, наполняя нас радостью свершения или же разочарованием. Констатации являются окончательными.

       “Законченность” — очень подходящее слово для обозначе­ния функции предложений наблюдения. Они суть абсолютно конечные. В них на данном этапе выполняется задача позна­ния. Новая задача начинается вместе с удовольствием, которое является кульминацией, с гипотезами, которые остаются поза­ди однако это их не касается. Наука не покоится на этих пред­ложениях, но ведет к ним, и они говорят о том; что наука де­лала это правильно В реальности они—абсолютные фиксиро­ванные точки; радость приносит то, что мы....можем достигать их .даже если не можем на них опираться.