9 Архетипическая психология

Но архетипические психологи все же имеют приемные и пациентов и принадлежат к профессиональным обществам аналитиков. Поэтому уместно закончить этот обзор несколькими словами о психопатологии, архетипической психопатологии и практике анализа.
Хиллман подчеркивал "основополагающую зыбкость архетипа". То есть каждый архетип содержит патологический элемент или потенциал, и его тоже можно разработать в мифе: "патология мифологизирована, а мифология патологизирована" (Hillman, 1983, с. 23). Архетипическая психология, следовательно, считает, что она функционирует близко к тени и следует акценту Юнга на реальности зла. Этот подход несколько отличается от психодинамической психопатологии, при которой то, что человек переживает в раннем детстве, и то, как он использует это переживание, являются решающими факторами. В то же время правда, психодинамика и архетипический подход все же разделяют концепцию патологии, при которой то, что является здоровым в одно время, в одном контексте, для одного человека, может быть нездоровым, когда параметры изменяются. Слишком много сознания у новорожденного может быть патологией; позднее осознание зависимости и границ жизненно необходимо. Психопатология — это нечто круговое, с точки зрения какой бы школы мы этот вопрос ни рассматривали. Психодинамическая психопатология в настоящее время не использует жесткой линейной модели роста, но, как и архетипическая психология, рассматривает элементы психической жизни как нейтральные, пока их не оживит возраст, контекст и индивидуальность.
Демонстрацию архетипического подхода к психопатологии можно найти в исследовании Лопеса-Педразы "Гермес и его дети" (1977). Автор делает нечто большее, чем просто указание на связи между Гермесом как трикстером, его хитростью, преступностью, испорченностью — и его ролью как "духа Меркурия", влияющего на алхимические преобразования, посланника Богов и проводника душ в Гадес. Сама по себе связь выделяется и становится центральной. Я пытался в другой работе (1982) двигаться плавно в рамках как психодинамического, так и архетипического языков, так чтобы преступность Гермеса, например, можно было бы рассматривать как модель психики, при которой у младенца существуют грандиозные и всемогущие фантазии до того, как принципы морали и реальность поднимут голову Гермес — фигура аморальная, таков же и младенец; и тот, и другой обладают силой для того, чтобы преобразовывать и быть преобразованными.
Что касается практики терапии и анализа, Хиллман остается в рамках классической-символической-синтетической (КСС) традиции, описанной в главе 6 (Hillman, 1983, с. 4 . Его позиция отличается смещением фокуса на образы пациента. Кредо Хиллмана состоит в том, что образы следует "свести к чувствам пациента". Чувства "не просто личностны, они принадлежат воображаемой реальности" (1983, с. 4 . Другими словами, образы не являются закодированными сообщениями о чем-то ином, что можно сделать сознательным, но они обладают ценностью сами по себе. Хиллман идет дальше: он хочет видеть сквозь чувства, традиционно рассматриваемые аналитиками как золотой песок, чтобы воспринять и пережить лежащие в их основе образы.
В особенности следует обратить внимание на то, как части личности и также клинические абстракции (тень и анима или влечение и конфликт) выражаются в форме персонификаций. Это не столько теория, сколько утверждение того, что обычно происходит с нами. Источник этого у Юнга, который полагал, что человек должен отделить себя от бессознательного содержания с помощью его персонификации, и добавлял, что поскольку такое содержание все равно относительно автономно, это сделать нетрудно. Новаторство Хиллмана заключается в том, что по его мнению, именно наши отношения с этими внутренними личностями, или скорее, с их образами составляют то, что мы понимаем под чувствами.
"Эти личности содержат наши личности в порядке, составляя в значимые модели сегменты и модели поведения, которые мы называем эмоциями, воспоминаниями, позициями и мотивами" (1975, с. 12 .
Эти персонификации происходят из архетипических структур, отсюда их сила, их универсальность и наше стремление воспринимать их как Богов и называть их таковыми. Таким образом, стремление архетипическои психологии работать с персонификациями может построить мостик между повседневным материалом из нашей приемной и нашей теорией, не овеществляя теорию и не воспринимая ее слишком буквально.