Страница 8 - Археология знания - Мишель Фуко - Философия как наука

          Прежде всего, рассмотрим мнимую синхронию дискурсивных формаций. Действительно, правила не могут быть применимы к каж­дому высказыванию, они не могут осуществляться в каждом из них и всякий раз изменяться. Зато их можно обнаружить в деятельности высказываний или групп высказываний, рассеянных во времени. Мы показали, например, что почти целое столетие — от Турнефора до Жюсье — различные объекты естественной истории подчинялись одним и тем же правилам образования. Мы показали, что теория при­своения одинакова и играет одну и ту же роль у Лансело, Кондильяка и Дестутта де Траси. Более того, мы показали, что порядок вы­сказываний, основанный на археологической деривации, не воспро­изводит в точности порядок последовательностей: так, например, у Бозе можно найти высказывания, которые археологически предше­ствуют высказываниям, встречающимся в грамматике Пор-Рояля. Следовательно, в подобном анализе присутствует некоторая приостановленность временных цепей или, если быть более точным, ка­лендаря формулировок. Заметим, однако, что такого рода приостановленность может быть направлена только на выявление отноше­ний, которые бы характеризовали темпоральность дискурсивных формаций, а также на соединение их в последовательности, пересе­чение которых не препятствует анализу.

а) Итак, археология определяет правила образования совокупно­сти высказываний. Тем самым она показывает, каким образом пос­ледовательность событий — в том порядке, в котором она представ­ляется,— становится объектом дискурса, регистрируется, описыва­ется, объясняется, разрабатывается с помощью понятийного аппа­рата и создает условия, в которых возможен теоретический выбор. Археология анализирует степень и форму проницаемости дискурса: она устанавливает принцип его артикуляции в цепи последователь­ных событий, определяет операторы, посредством которых события вписываются в высказывания. Археология не оспаривает, например, связи между анализом накоплений и значительными колебаниями денежного курса XVII и начала XVIII вв.; она пытается показать, что могло бы быть рассмотрено в этих кризисах в качестве объекта дискурса, каким образом эти кризисы могли концептуализироваться в такого рода объект, как интересы, соперничающие друг с другом на протяжении этих процессов, могли бы осуществлять их стратегии. Она не настаивает на том, например, что эпидемия холеры 1832 г. не была событием для медицины, но она показывает, каким образом клинический дискурс ввел в обиход такой комплекс правил, что ста­ло возможным реорганизовать любую область медицинских объек­тов, использовать всю совокупность методов регистрации и оцени­вания, отвергнуть понятие «горяки» и, в итоге, окончательно раз­решить старую теоретическую проблему лихорадки. Археология не отрицает возможности новых высказываний в соотношении с «внеш­ними» событиями. Ее задача — показать, при каком условии между ними возможна корреляция, и в чем именно такая корреляция за­ключается (каковы границы этих высказываний, форма, код, закон возможности). Она не избегает той подвижности дискурса, которая приводит такого рода высказывания в движение в ритме совершаю­щихся событий. Она пытается выявить уровень, на котором начина­ется ее деятельность,— то, что можно было бы условно назвать «уровнем событийного сцепления»,— сцепления, специфического для любой дискурсивной формации и располагающего различными правилами, различными операторами, различной чувствительностью в рамках анализа накоплений, например, и в рамках политической экономии, в рамках старой медицины «составляющих)) и в рамках современной эпидемиологии...