I. Ницше и Маркс - Ницшеанство и марксизм, русский синтез - Жукоцкий В.Д. - Философы и их философия

Тема сравнительного анализа учений Ницше и Маркса не нова. С определенной периодичностью она вспыхивала вновь и вновь на протяжении всего XX века. И с какой-то особой интенсивностью в послевоенный период, когда англоязычные страны узнали “молодого Маркса” и по сути заново открыли для себя философский марксизм. Об этом в начале 60-х годов писал Эрих Фромм в своих знаменитых работах “Из плена иллюзий” и “Концепция человека у К. Маркса” [25, с. 299-415]. “Конгениальность” двух немецкий мыслителей отмечали П. Геллер и Г. Клин [см. 26, 27]. Характерно, что одни выдвигали на первый план их принципиальное соперничество, а по версии Гюнтера Рормозера (1971) “в действительности коммунистических государств Ницше триумфирует над своим антиподом и единственно действенным современником Карлом Марксом” [28, с. 7]. По версии других (И.Г. Петрович, Данко Грлич и др.), напротив, гуманизм Ницше сопоставим с гуманизмом Маркса  и решает общие с ним задачи эмансипации человека [см. 29, с. 194-195; 30, с. 27].

Очень важные наблюдения содержаться в предисловии к 4-х томному изданию произведений Ницше (Франкфурт-на-Майне, 1968), написанном западногерманским марксистом Г. Хольцем. В нем автор, в частности, отмечает моменты общности в мировоззрении Ницше и Маркса. Это – радикальность критики “буржуазного строя”, установка на его уничтожение и создание нового, свободного от либерально-сентиментального и, одновременно, лицемерного “человеколюбия”; оба выступали против постепенности, за взрывной характер общественного процесса, “антиреформизм”. Есть безусловное сходство между критикой идеологии у Маркса и критикой ценностей у Ницше. Хольц с особой силой подчеркивает антропологические установки в философии двух мыслителей, – скованность, отчужденность естественной природы человека современным социумом и культурой, необходимость эмансипации человека на всех направлениях современной социокультурной динамики. “И Ницше и Маркс находят один и тот же выход – критика отчуждения человека. Отчуждение означает, что человек лишен своей тождественности с природой, с естественностью своего бытия, составляющей несоциализированный биологический фундамент его жизни: поскольку во всех своих проявлениях он подминает под структуру своего социокультурного существования это биологическое основание, в то же время развиваясь как человек в некое “высшее существо” – он теряет самого себя” [31, с. 23-27].

И хоть все это требует уточнений и дополнительных замечаний, ясно одно – перед нами достойный предмет для сравнительного анализа, из которого с неизбежностью возникает предмет для сравнительного анализа и его производных – русского ницшеанства и русского марксизма. На эту параллель неоднократно указывали и отечественные исследователи русской ницшенианы – Ю. Давыдов, А. Михайлов, М. Коренева, А. Мочкин, Б. Емельянов, И. Кондаков. Однако как в прошлом, так и теперь, главенствующей остается проблема выбора приоритета – либо ницшеанства, либо марксизма. Задача, следовательно, состоит в том, чтобы уравнять весы сравнительного анализа, обнаружить новые источники и ракурсы для его проведения.

Установившийся стандарт восприятия особенностей философских систем Маркса и Ницше разводит их по разным углам ценностных, социальных и политических ориентаций [см. 4, с. 29-35]. А между тем, за внешним различием и даже устойчивым антагонизмом проступают моменты принципиального сходства и даже тождества. То, что мы способны открыть в идеальном пространстве теоретического анализа, имеет и вполне реальные историко-философские воплощения: ницшеанствующего марксизма или околомарксистского ницшеанства. Причем, как культурное явление, мы находим их именно на русской почве, в период ее особого плодоношения, в эпоху Серебряного века. Именно она явила миру нетривиальный синтез двух радикальных мировоззрений, их “гремучую смесь”, за которой последовал “потрясший мир” социально-политический взрыв. Каждый из “основоположников” рассчитывал на него, но не знал, каким он будет.

Два великих гуманиста XIX века – Маркс и Ницше – выстраивали свое философское кредо на парадоксальной основе: на отрицании морали как самоценности, обособленной от реальной человеческой жизнедеятельности и диктующей ей сверху – какой быть. Религиозно-философской традиции, провозглашавшей, что мораль (данная в Откровении) – это человеческое все, они противопоставили радикальную новацию: человек (данный в бытии) – это моральное все, и в этом смысле мораль, а равно религия и философия, как обособленные от действительной человеческой жизнедеятельности формы, исчезают или предстают оплотом идеологического лицемерия, впрочем, по-своему неизбежного. Действительную свободу человек достигает лишь в ситуации, когда его религия, философия и мораль не поучают жизнь, посматривая на нее свысока, а сливаются с нею в едином порыве, опережая ее в момент откровений лишь по импульсу. Правда, для этого и сама жизнь должна дорасти, и сами эти духовные формы должны снизойти до жизни. Таким образом, Маркс и Ницше решали одну задачу, выделяя лишь разные аспекты самой жизни человека. Именно они развернули корабль классического философствования от трансцендентальной всеобщности человека к его имманентной всеобщности, раскрываемой в специализированных аспектах философской антропологии: от политико-экономического и социального до аксиологического и эстетического. С этого разворота нужно вести саму возможность философской антропологии в ее современном звучании как философско-мировоззренческой целостности.

Если моральные качества не реализуются во всей полноте человеческой жизни, в актуально-действующей воле быть, то всякое иное их превознесение лишь выдает их ограниченность, и хотя удерживает от худшего – “звериного” в человеке, но не дает развиться лучшему – “божественному”, сверхчеловеческому или совершенному в нем. Маркс и Ницше едины в своем порыве морального бунтарства против всяческой усредненности человека, в том числе и чисто бюргерской (по-русски: мещанской) его усредненности. Но здесь же начинается их различие.

Маркс находит разрешение этой проблемы “срединного”, по выражению Н. Бердяева, человека в радикальном, по-существу, социально-религиозном, движении пролетариата (всех неимущих), взрывающем основы мещанского уклада снизу, со стороны общественно-экономического и политического естества общества. Ницше, напротив, движется сверху, со стороны, духовной революции и пересмотра всей системы духовных ценностей традиционного общества. В результате Маркс акцентирует идею социализма и коллективизма, а Ницше – идею консервативно истолкованного либерализма и индивидуализма. Один возвышает социальное творчество, другой – художественное, но вместе они делают одно дело – отрыва от пуповины европейского традиционализма. Их подчеркнутое антихристианство – лишь эпатирующая форма перехода к новому качеству христианской культуры – качеству свободной религиозности, не то богоискательской, не то богостроительской, но по форме всегда богоборческой.