VII АРХЕТИПЫ КОЛЛЕКТИВНОГО БЕССОЗНАТЕЛЬНОГО

Сначала я должен немного познакомить читателя с личностью видевшего сны, ибо без такого знакомства едва ли возможно вникнуть в своеобразное содержание и настроение этих снов. Есть сновидения, которые представляют собой самые настоящие произведения поэзии и которые поэтому могут быть поняты только исходя из общего настроения. Наш сновидец — молодой человек чуть старше двадцати лет, еще совсем мальчишеского вида. Его облик и все его манеры носят даже оттенок чего-то девического. В них чувствуется очень хорошая образованность и воспитание. Он интеллигентен и имеет выраженные интеллектуальные и эстетические интересы. Эстетическая сторона при этом явно преобладает. Непосредственно ощущается его хороший вкус и тонкое понимание всех форм искусства. Жизнь его чувств нежна и мягка, слегка мечтательна, носит характер переходного возраста, женственной, однако, природы. Нет ни следа свойственной переходному возрасту грубости. Без сомнения, он слишком юн для своего возраста; налицо, таким образом, случай замедленного развития. С этим согласуется и то, что он пришел ко мне в связи с проблемой гомосексуальности. Однажды ночью, еще до того, как впервые явиться ко мне, он видел такой сон: «Я нахожусь в просторном, наполненном таинственным полумраком соборе. Это — Лурдский собор. В середине расположен глубокий, темный колодец, в который я должен спуститься".
Как мы видим, это сновидение представляет собой связное выражение некоторого определенного настроения. Замечания видевшего сон таковы: «Лурд — это мистический целительный источник. Я, естественно, вчера думал о том, что нуждаюсь в исцелении и что я буду лечиться у Вас. В Лурде есть такой источник. Это, очевидно, неприятно — погружаться в эту воду. Колодец, расположенный в церкви, был, однако, очень глубоким».
О чем же говорит это сновидение? Оно кажется вполне ясным, и можно было бы удовлетвориться, поняв его как своего рода поэтическое выражение бывшего накануне настроения. Но этим, однако, никогда не следует удовлетворяться, ибо, как показывает опыт, сновидения на самом деле гораздо глубже и значительнее. Почти напрашивается мысль о том, что видевший сон пришел к врачу, находясь в некотором поэтическом настроении, чтобы предаться лечению, подобно торжественному действу богослужения в мистической полутьме некоего таинственного благодатного места. Однако это абсолютно не соответствует фактической действительности. Пациент пришел к врачу лишь затем, чтобы лечиться от одной неприятной вещи, а именно — от гомосексуальности. Ничего нет менее поэтичного. Во всяком случае, из фактического настроения предшествовавшего дня нельзя усмотреть, почему ему должен был присниться столь поэтический сон, если уж угодно принять столь прямую каузальную обусловленность возникновения сновидения. Однако, может быть, и можно допустить, что все же именно впечатление от этого в высшей степени непоэтического обстоятельства, побудившего пациента прийти ко мне на лечение, было тем, что дало толчок для этого сновидения. Можно было бы, например, предположить, что как раз в силу непоэтичности своего вчерашнего настроения он видел преувеличенно поэтический сон, подобно тому как человек, постившийся днем, ночью видит во сне роскошные яства. Нельзя отрицать, что в сновидении воспроизводится мысль о лечении, об исцелении и о неприятной процедуре, однако — в преображенном виде, т. е. в форме, которая наиболее действенным образом удовлетворяет живой эстетической и эмоциональной потребности нашего сновидца. Его, вероятно, непреодолимо притягивал к себе этот заманчивый образ, несмотря на то что колодец был темным, глубоким и холодным. Кое-что из настроения этого сновидения могло даже оказаться более длительным, чем сам сон, и сохраниться до утра того дня, когда ему пришлось взять на себя неприятную и непоэтическую обязанность. Серая действительность приобрела, возможно, легкий золотистый оттенок, ставший отблеском тех чувств, которые владели им в сновидении.
Может быть, это и есть цель этого сновидения? Это не было бы невозможно, ибо мой опыт показывает, что большинство сновидений имеют компенсаторнуюприроду12. Они акцентируют в каждом случае противоположную сторону с целью сохранения душевного равновесия. Компенсация настроения не является, однако, единственной целью образа сновидения. В сновидении наличествует также некоторая корректировка представления. У пациента не было сколько-нибудь отчетливых представлений о том лечении, которому он собирался подвергнуться. Сновидение же дает ему некоторый образ, который в виде поэтической метафоры обозначает сущность предстоящего лечения. Это сразу станет ясно, если мы дальше проследим за его идеями и замечаниями по поводу образа собора. «При мысли о "соборе",— говорит он,— мне представляется Кёльнский собор. Он много занимал меня уже в ранней юности. Я вспоминаю, что впервые мне о нем рассказала моя мать. Вспоминаю также, что при виде какой-нибудь сельской церкви я спрашивал, не это ли, наконец, Кёльнский собор. Я хотел стать священником в таком соборе».
Здесь пациент описывает одно весьма существенное раннее переживание. Как бывает почти во всех случаях такого рода, он особенно тесно привязан к матери. Под этим, разумеется, не следует понимать какое-то особенно чуткое или интенсивное, сознательное отношение к матери, а скорее нечто вроде тайной, подземной связи, которая в сознании, возможно, выражается лишь в замедлении развития характера, т. е. в некотором относительном инфантилизме. Развитие личности, естественно, стремится уйти от такой бессознательной, инфантильной привязанности, ибо ничто так не препятствует развитию, как закоснение в некотором бессознательном — или психически эмбриональном — состоянии. Инстинкт поэтому хватается за ближайшую возможность замещения матери некоторым другим объектом. Этот объект должен в известном смысле представлять собой некоторую аналогию матери, с тем чтобы он действительно мог ее заместить. И вот это в полной мере действительно имеет место в случае нашего пациента. Интенсивность, с которой детская фантазия ухватывается за символ Кёльнского собора, соответствует сильной бессознательной потребности найти некий эрзац матери. Эта бессознательная потребность еще больше усиливается в том случае, когда инфантильная привязанность грозит вредными последствиями. Отсюда — тот энтузиазм, с которым его детская фантазия ухватилась за представление о церкви; ибо церковь в полнейшем смысле слова и во всех значениях есть некоторая Мать. Говорят не только о «Матери-церкви», но также о ее лоне; в католической церемонии «benedictio fontis»(* «Благословения источник» {лат.). (Католический обряд. Соответствует православному обряду «водоосвящения».)) купель называют «immaculatus divini fontis uterus» (непорочное лоно божественного источника). Мы, пожалуй, сказали бы так: чтобы это значение играло действенную роль в фантазии человека, он должен осознавать его; кроме того, невозможно, чтобы несмышленый ребенок мог быть захвачен этими значениями. Разумеется, такие аналогии действуют не через сознание, а совсем иным путем.