О. Крышталь. Я И МЫ – СЦЕНАРИЙ ОПТИМИЗМА

<<< ОГЛАВЛЕHИЕ >>>

Трезвым утром в сознании пусто. Мысли давятся в прихожей – каждая хочет быть первой.

В них кроется часть управляющей мною – то есть, моей – Воли.

Не я же виноват, что Воля раздроблена на гуляющие независимо Идеи, и что поэтому, будучи сознательным Зеркалом, регистрирующим всю пеструю картину собственного общения с Миром За Стеной, нельзя не бояться того, что приходит в голову.

Если разобраться, то внутреннее равновесие каждого из нас – это уже глубочайшая Вера В Лучшее, для которой религия – красивая одежда. Впрочем, недооценивать значение одежды нельзя. Я уже говорил о беззвучных призывах, испускаемых Красной Шляпкой и Черным Пальто, и о том, как они становятся зовом судьбы.

*   *   *

Тут ко мне пришел сигнал. Это был афоризм Ницше, всю жизнь поражавший меня своей необъяснимой правильностью: "Можно помочь пленному, больному, нищему – Личности помочь нельзя".

Я понял, что между одеждой с одной стороны – и жизнью, смертью и счастьем с другой существует логический мостик: на него мне предстоит ступить.

Теперь я тебя лучше понимаю, мой Кукловод, и даже если ты столкнешь меня с моста в пропасть забвения – пока буду падать, сумею прокричать

– Одеяние – костюм социального актера!

Это будет моим последним прости всем участникам спектакля из жизни кукол.

Существенно, что для просмотра нашего спектакля темнота в зале не обязательна. Мало того, она невозможна, потому что зал и сцена неразделимы, а созерцание и участие неотличимы, и остается только подозревать, что жизнь может быть иной или более настоящей, чем эта.

*   *   *

Не стану утверждать, что подозрения обоснованы.

Это вообще тот случай, когда ни на чем нельзя настаивать.

Поверьте, но даже старый я способен почувствовать себя моделью, демонстрирующей платье на подиуме.

Воспользуюсь своим положением фактического анонима, чтобы никто не смеялся над моими животом и лысиной – и призову всех почувствовать, каково это, когда само Я глазами Кукловода смотрит с подиума, предлагая куклу Городу и Миру.

*   *   *

– Ура, – хочется мне крикнуть после этого периода – совсем не от радости "ай да Пушкин", а от страха в виду непривычности обнажающейся картины: хочется подать голос, чтобы хоть звук оказался несомненно настоящим.