3. Отказ в отцовской любви: Эдипов комплекс - Неизведанное Я - Д. Франкл

Очень часто забывают, что история Эдипа началась с того, что Лай ни за что не хотел рождения сына, а когда он родился, велел его уничтожить. Ведь оракул предсказал Лаю, что ребенок, рожденный его женой Иокастой, станет его убийцей: "Не заводи себе ребенка, ибо это дитя убьет тебя". Тогда Лай "прекратил сношения с Иокастой, не объясняя причины, что повергло ее в такую печаль, что однажды, напоив его допьяна, она пришла в его объятия, как только ночь пала на землю. Когда спустя девять месяцев Иокаста родила сына, Лай выхватил его из рук повитухи, проткнул ему ступни металлическим прутом, связал их и велел отнести младенца на гору Киферон" (Роберт Грейвз, Мифы Древней Греции, т. 2, 1955).

Итак, мальчик отвергнут своим отцом, его ноги изувечены и деформированы. Мы знаем, что наше подсознание требует, чтобы ступни имели твердый и устойчивый контакт с землей, то есть крепкие и здоровые отношения со своими родными и окружением. Ступни, изувеченные отцом, означают, что этот контакт, эта основа нарушена, что у ребенка нет родителя, который поддержал бы его, нет дома, нет возможности осознать свою личность. И правда, Эдип странствует по свету и постоянно ищет свои корни, чтобы понять, кто он такой. Но поиск запутывается в паутине лжи и невежества. Он не может узнать ни своего отца, ни понять самого себя.

Фрейд считал, что "реальный" смысл этого мифа состоит в том, что любой мальчик в нормальной семье испытывает желание убить своего отца и спать вместо него с матерью. Но, хотя эта мысль стала одной из центральных концепций Фрейда, мы не должны забывать и его утверждение, что если кровосмесительные импульсы мальчика удается свести на нет и он идентифицируется с родителем своего пола, то Эдипов комплекс разрешается или исчезает. В этом случае мальчик уже не хочет убрать отца, но, напротив, хочет походить на него. Таким образом эротическая связь между матерью и сыном переносится до некоторой степени на отца, что дает мальчику возможность ощутить свою мужскую принадлежность, отказаться от своих кровосмесительных влечений, стать экзогамным, то есть выйти во внешний мир и сыграть в нем адекватную роль. Та катастрофа, которую Эдип навлек на себя и свое царство, была последствием неспособности обрести себя как личность.

Во втором периоде полового созревания, когда подросток испытывает сильнейшие, почти непреодолимые сексуальные влечения, ему особенно необходимо руководство отца, его поддержка и его способность научить правильному поведению. Мальчику необходимо испытать и интроецировать отцовское либидо, чтобы научиться быть мужчиной, научиться отношениям с обществом мужчин и с женщинами. При этом отношение к отцу в первую очередь нарциссическое, а не сексуальное. Отец для него – объект его нарциссических потребностей, и здесь мы можем говорить о процессе нарциссической идентификации, подобно той, какую испытывал ребенок во время первой нарциссической фазы по отношению к матери, которая в тот период была для него объектом нарциссических потребностей, важным для формирования его Эго.

Разумеется, сколько людей, столько и различных форм идентификации, ибо каждый испытывает влияние разнообразных фиксаций, детских переживаний и характерных особенностей личности, как среди отцов, так и сыновей, но при этом можно установить пять основных типов идентификации:

(I) Классический сценарий, описанный Фрейдом.

Ревнивый отец видит в сыне соперника и антагониста, представителя и исполнителя сексуальных табу. Отказывая сыну в его сексуальных потребностях, он отвергает и его нарциссические потребности, ибо во время второго периода созревания мальчику хочется казаться взрослым, хочется, чтобы его признали как мужчину. В этот период главное – именно мужественность, а не сексуальное удовлетворение. И, не признавая сексуальных прав сына, отец отказывает ему в праве быть мужчиной.

Здесь отец, к которому мальчик обращается за пониманием и подтверждением его мужественности, фактически олицетворяет жесткую, неподдающуюся материнскую грудь, точно так же не отвечая на потребности ребенка. Но такой отец, не делящийся с сыном собственным либидо, авторитарный и жесткий, неизбежно вызовет в ответ агрессивные чувства в свой адрес. У сына возникает желание напасть на отцовский пенис и отобрать его. Кастрационный комплекс в этом случае весьма реален по принципу "если мне это не дают, я отберу, оторву, отрежу, возьму себе и вберу в себя всю его силу". Однако поглощенный, интроецированный пенис, то есть сам отец, станет новым источником страха и раскаяния, вызывая двойственное чувство агрессии и подчинения одновременно; типичная ситуация Эдипова комплекса возникает вновь и остается на этот раз неразрешенной. Можно принять во внимание, что до некоторой степени это как бы повторение младенческих орально- каннибалистских садистских импульсов, когда младенцу приходилось атаковать жесткий, неподдающийся сосок, чтобы добыть из него либидо, но теперь эти импульсы переносятся на отца. И как мать казалась малышу страшной ведьмой, так и отец сейчас представляется мальчику в его предсознательных фантазиях в виде угрожающего страшного монстра, весьма живо описанного Фрейдом; Фромм также говорил об этом в своих исследованиях по поводу авторитарной семьи и авторитарной личности.

(II) Согласно второму сценарию авторитарный отец отступает перед гневными протестами сына против того, что его отвергают. Он понимает потребности мальчика и старается смягчить его агрессивность. Периодами между ними возникают чувства привязанности и взаимопонимания, как бы ритмичное чередование агрессивности и любви, отчего мальчик ощущает гордость за свою настойчивость и агрессивную силу. Он чувствует, что на самом деле отец не по-настоящему отвергает его или обижается на его гневные протесты, а понимает его и отвечает на его потребности, если они выражены достаточно настойчиво. Вот как описывает это У.Р. Бион (своим довольно сложным языком), говоря о взаимоотношении мать-дитя: "Младенец проецирует на материнскую грудь свою тревогу, все свои зарождающиеся примитивные, конкретные элементы. Если мать способна вместить, удержать его проективную идентификацию, она бессознательно перерабатывает эти проекции и адекватно реагирует на потребности младенца. Если это происходит, младенец может вновь интроецировать свои проекции, смягченные материнским чувством, и таким образом может интроецировать грудь как некий сосуд, способный успокоить его тревоги. Таким образом формируется основа для того, чтобы он сам смог справляться с тревогой".* Другими словами, мать или отец реагируют на потребности ребенка, даже если они выражаются в агрессивной форме (а агрессивность, как я уже не раз говорил, есть всегда реакция на тревогу.) Когда родители понимают, что агрессия ребенка – это реакция на их жесткое отношение, они способны ответить на нее положительно. В этом случае агрессивные импульсы ребенка не блокируются чувством вины и удвоенной тревогой, что он может лишиться родительской любви.

* У.Р. Бион. Нападки на сопряжение // Международный журнал психоанализа. 1959. № 40. С. 308-315.

(III) И наконец, форма идентификации, которую мы должны, пожалуй, считать самой важной из всех: это просто теплые, любящие отношения между отцом и сыном, когда отец полностью разделяет либидозные потребности сына и радуется им. Правда, любовь отца к сыну никогда не бывает абсолютно безусловной, ибо то, что отец стремится научить мальчика правилам мужского поведения, чувству долга и ответственности, требуемых данной культурой, есть тоже выражение отцовской любви. Он передает сыну все, что наработано этой культурой, и его долг – учить, руководить и наставлять. Однако, поскольку он сопереживает чувствам и личности сына, он дает ему возможность развить собственные взгляды и интересы, даже подталкивает его к этому. Таким образом Супер-Эго данной культуры, представленное фигурой отца, превращается в Эго- идеал (Я-идеал), ибо его поддерживает уважение отца к Эго сына, его вера в уникальную личность сына, в его идеалы и надежды. Это, конечно, не исключает конфликтов, но все конфликты будут разрешаться с пониманием и взаимным уважением. Это поможет молодому человеку отточить чувство права на собственное мнение, на возможность быть другим и превзойти представления поколения отцов. Такие конфликты между отцами и сыновьями мы можем назвать кратким бунтом, базирующимся на твердой почве отцовской любви и гордости за своего сына.

(IV) Четвертый сценарий – это взаимоотношения идеальные на первый взгляд, однако на самом деле весьма чреватые проблемами: это абсолютная и безусловная любовь между отцом и сыном. Вместо того чтобы предстать перед сыном как пример мужественности, которому он может подражать и к которому стремится, отец полностью и без разбору подчиняется желаниям и влечениям сына; он принимает и поощряет все, не пытаясь передать сыну собственные взгляды, верования и ценности. Это до некоторой степени может сравниться с материнской любовью, но мальчик здесь лишен примера мужского поведения, мужских ценностей, мужского руководства. В этом типе отношений можно различить множество вариантов. Иногда отец пытается соперничать с женой и, стараясь завоевать любовь сына, потакает любым его желаниям, чем совершенно портит его. Мужчины этого типа часто проецируют на ребенка собственные младенческие, нарциссические фантазии и балуют его, поскольку хотели, чтобы их баловали в детстве, и все еще мечтают, чтобы их баловали во взрослом возрасте. Их собственный нарциссизм часто подавляется их женами и тем окружением, в котором они живут, поэтому они компенсируют это, проецируя его на сына. Они идентифицируются с сыном и ведут себя по отношению к нему так, как хотели бы, чтобы окружающие вели себя по отношению к ним самим, а именно – потакая и удовлетворяя его нарциссические и маниакальные влечения. Но при этом они лишают ребенка возможности научиться быть мужчиной, они не способны выполнить свой долг – научить сына чувству ответственности, сдержанности по отношению к другим, передать ему знания и навыки своей культуры. Даже если им удается научить сына определенным навыкам и умениям, привить ему потребность к знаниям, это приобретает характер самовосхваления и не дает возможности научиться взаимоотношениям с другими людьми. Многие мужчины такого типа стремятся заменить сыну мать и сами играют ее роль по отношению к ребенку. Молодые люди, воспитанные в такой семье, либо вырастают с маниакально нарциссическим складом характера, либо становятся безжалостными эгоцентриками, лишенными всякого уважения к личности другого человека; они не в состоянии терпеть или понять мнение, отличное от их собственного, окружающая их среда представляется им лишь средством для немедленного удовлетворения своих потребностей; при этом способность к отсроченному удовлетворению у них чрезвычайно снижена, и всякое противоречие вызывает у них взрыв гнева или раздражения.

(V) Еще одна форма идентификации, довольно распространенная в результате распада патриархальных ценностей, – это полное безразличие отца по отношению к сыну. Ощущая собственное духовное несовершенство, отец чувствует, что не может быть для сына примером или наставником, что сын будет враждебно относиться к его требованиям и отвергнет его. Отец понимает, что сын нуждается в нем, но чувствует, что не может удовлетворить его потребности. У него нет убеждений, нет мужского образа, которым он мог бы поделиться, его мужское либидо опустошено; и он отказывается от своих отцовских обязанностей, держится отчужденно и замкнуто, иногда исчезает совсем. В этом случае процесс взросления молодого человека в большой степени зависит от матери. Часто у них возникает очень тесная связь, он идентифицируется с ней, а позднее в жизни ищет женщин властных, с мужским складом характера, компенсирующих для него те отцовские качества, которых он был лишен. В каждой женщине он ищет мужеподобную мать, становится сильно зависимым от нее, вызывая в ней часто противодействие и фрустрацию, а иногда, напротив, он боится женщин и отвергает их притязания. В своих поисках мужского образа он стремится присоединиться к группам агрессивных юнцов, которые стараются утвердить свое мужское Я через акты насилия. Это как бы самоутверждающая, агрессивная форма мщения миру отцов, которые предали своих сыновей и не поделились с ними своим мужским либидо. Все это ведет к социальным и психологическим расстройствам, к пристрастию к алкоголю и наркотикам, которые снимают последние ограничения и запреты на агрессию. Собственно, здесь мы видим новую вспышку Эдипова комплекса как на социокультурном уровне, так и на индивидуальном – гнев против безразличных отцов и стремление уничтожить культурные ценности и их представителей в обществе. Ущербность отцов, о которой говорится и пишется достаточно много в наше время, нисколько не разрешает Эдипов комплекс, а, напротив, парадоксальным образом усиливает его. Фрейда часто удивлял тот факт, что у людей, чьи отцы были слабыми или вообще отсутствовали, развивался особенно сильный Эдипов комплекс; и мы также наблюдаем широкий размах его проявлений.