АЛАН - Работа с образами и символами в психологическом консультированиии - Стюарт В.

Сексуальная идентичность

“Я Алан, студент, учусь на медбрата психиатрической практики. Я старше среднего возраста, имею степень по современному искусству. Я пришел в медбратья, потому что не смог найти постоянную работу в Сандерлэнде. Я проучился около семи месяцев, когда ощущал потребность поговорить с Вильямом. Для меня это было невероятно трудным; я был достаточно испуган и чувствовал себя неловко. С начала курса я был вынужден пристально посмотреть на самого себя, и подумал: некоторую путаницу, которую я чувствую, придется рассортировать, если я должен продолжать обучение.

Я не знал, чего ожидать от консультирования, и попросил Вильяма ввести меня в курс дела. Он объяснил очень просто, что мы заключим контракт на столько-то сеансов и что в его стиле предоставлять направление сеансов мне, а он постарается оставаться со мной. Он также сказал, что попытается понять, что означают для меня вещи. Если я когда-нибудь подумаю, что он не со мной, я должен сказать ему. Все это было очень удобно для меня, за исключением того, что я не хотел связываться с фиксированным количеством сеансов. Так что мы договорились.

Я начал с рассказа, что никакие мои отношения никогда не были успешными для меня. Постепенно я открыл, что мне более комфортно с женщинами, чем с мужчинами. Я не знаю, что это было, но я чувствовал себя безопасно в этой комнате, безопасно, чтобы сообщить то, что хочу и что мне нужно сказать. Я выпалил, что мой старший брат считает меня голубым. Чтобы просто сказать это, потребовалось все мое мужество, какое я только мог собрать. Я уверен, что многие мои знакомые думают так же. Возможно, это потому, что я не “мачо”, и потому, что там, откуда я родом,  если ты постоянно не хвастаешься всеми женщинами, с которыми крутишь, ты не мужчина. Это никогда не было моим призванием. Плюс мои “надутые” предметы в университете, как они их называли. Это были не просто люди вокруг меня; мой отец и брат также очень язвительно относились по отношению ко мне.

Я пытался сказать Вильяму, что не уверен, голубой я или нет. Знаю, что многие люди считают меня женоподобным. Я не был уверен, где мое место на шкале мужественности-женственности. Вот что я хотел исследовать вместе с Вильямом. Я ушел с первого сеанса, чувствуя, что сделал гигантский шаг вперед”.

Вильям: Мне кажется, то, о чем мы говорим, составляет вашу самооценку. Как насчет того, чтобы написать на доске все положительные вещи о себе самом?

Алан: Добродетели! Это нелегко. “Надежный”, “терпимый” и “добродушно-веселый”.

Вильям: Хорошее начало. Мы посмотрим на них позже и увидим, сможете ли вы что-нибудь добавить к ним. Ну, а как насчет отрицательных черт характера?

Алан: Во мне так много отрицательного, что я даже не хочу этого записывать. Вот что я напишу: “Не представляет хорошего образа для других людей”.

Вильям: Это хорошо, но немножко смутно. Как можно сделать это более определенным?

Алан: Я бы сказал, что всем не нравится мой внешний вид или мои качества, но внешний вид в особенности.

Вильям: Хорошее развитие. Теперь используйте ваше воображение, чтобы создать внутреннюю картину самого себя, как вы себя чувствуете внутри?

Алан: Это действительно пугает. Я вижу себя двенадцатилетним круглолицым кудрявым мальчиком. (Алан сидит, глядя на эту внутреннюю картинув течение нескольких минут и казалось, был очень близок к слезам.)

Вильям: Мальчик, еще не созревший?

Алан: Это так и есть, настоящая часть меня — еще мальчик. (После долгой задумчивой паузы.) Я хотел бы рассказать вам о том, что случилось в выходные. Я встретился с Чарльзом, который отвел меня в свою квартиру. Я чувствовал, что меня любят и обо мне заботятся. Не хочу вдаваться в подробности и знаю вас достаточно хорошо: вы не будете любопытствовать. Все, что я знаю, — это то, что наша короткая встреча повысила мою самооценку.

“В течение многих лет я чувствовал, что другие люди управляют тем, что происходит со мной. Теперь пришло время взять на себя обязанности и отвечать за собственную жизнь. Я всегда позволял решать другим, и они могли принять на себя вину, когда дела шли не так. Странным образом откровение пришло из отношений консультирования. Вильям все время отказывался брать на себя управление, и поскольку он вел себя подобным образом, я был вынужден делать это и начал получать от этого удовольствие.

Я помню, как мы с Вильямом проводили время, обсуждая отношения консультирования. Я полагаю, для меня это была некоторая модель, чтобы достичь успехов в учебе. Я выразил некоторую озабоченность тем, что это может стать зависимостью и я привыкну полагаться на это. В то же время я знал, что если я должен получить максимум из этого, мне придется довериться тому, как будут развиваться отношения консультирования. От дискуссии о доверии, власти и зависимости мы с Вильямом двинулись к тому, чего я хочу от других отношений. Для меня это представляло интерес, любовь и близость, хотя я совсем не уверен, с мужчинами или с женщинами.

Я говорил о своих гибельных отношениях с женщиной. Они не были длительными, может быть, потому, что она критиковала меня, называла помешанным. В этих отношениях не было уважения и доверия. Вильям поинтересовался, как бы я реагировал, если бы он критиковал меня. Я подумал об этом, затем решил, что это зависело бы от критики. Затем он связал критику с доверием. Я понял, что, хотя я и привык доверять Вильяму, существует нечто, что нужно развить”.

Алан: Я кое-что понял, Вильям. Критика почти нужна мне, чтобы подтверждать мою низкую самооценку.

Вильям: Это звучит достаточным откровением, с вашей стороны смелость — открыть это.

Алан: Я также понял, что часто не доверял людям, когда они говорили что-нибудь в мою пользу.

Вильям: Алан, интересно, связана ли ваша низкая самооценка с чувством ненадежности.

Алан: Я думаю, вы, наверное, правы, и просто признавая это, чувствуешь себя паршиво.

Вильям: Вы можете применить свое воображение, чтобы изобразить, как выглядит эта ненадежность?

Алан: Это простая картонная коробка, на которой нет абсолютно ничего, чтобы отличить ее от любой другой коробки. Это я, обычный Алан.

Вильям: Что вы думаете о том, чтобы заглянуть внутрь?

Алан: Нет! Я предпочел бы не знать, по крайней мере сейчас.

“Я хотел отменить последний сеанс, но все-таки пошел на него. После третьего сеанса я стал чувствовать себя нормально по отношению к самому себе. Мы с Вильямом снова посмотрели на наши отношения, и на том сеансе должны были сделать это в последний раз. Должно быть, контраст заставил меня задуматься об отношениях между моим братом и отцом. Они всегда с воодушевлением выливали друг на друга свои дурные чувства, а я находился между ними. Вильям поинтересовался, принимал ли я эти дурные чувства в себя. Наверное, да,  хотя никогда не думал об этом. Все, что я знаю, это то, что четыре сеанса с Вильямом направили меня по дороге открытия и обучения тому, как жить в ладу с самим собой, таким, какой я есть”.

Комментарий

В течение четырех сеансов с Аланом я остро сознавал необходимость поступать деликатно. Было несколько моментов, когда он намекал на свою гомосексуальность, тем не менее в манере, в которой он давал мне информацию, содержалось нечто, побудившее меня удержаться от активного следования этой линии. Моя интуиция привела меня к мысли, что он почти хотел, чтобы я подтвердил ему его сексуальность. Я чувствовал: было бы неправильно, если бы я поступил так. Как я мог?Да и как мог сделать это кто-нибудь другой? Передавая мне мнение своего брата, считающего, что Алан голубой, мой клиент посмотрел на меня очень прямо, и я смог почувствовать незаданный вопрос: что по этому поводу думаю я? Я счел более уместным спросить Алана, что он сам думает о себе. Это привело к тому, что он заговорил о самооценке. Он чувствовал, что его шкала его самооценки очень низкая.

Если принять во внимание семейный климат и все то, о чем говорил Алан — его научный курс и язвительные комментарии, связанные с этим, то, что некоторая его манерность могла создать впечатление женоподобности — неудивительно, что его самооценка действительно была низкой.

Алан был человеком, любящим порядок; он часто приходил со списком тем, о которых думал и которые хотел бы осветить в ходе сеанса. И прежде чем уйти, он всегда убеждался, что все, написанное им на доске, стерто. Мы говорили об этом, и Алан связал свои поступки с тем, что все-таки не полностью доверяет мне. Алан пришел только на четыре сеанса, так что вполне понятно, что ему еще следовало быть осторожным. Доверие нельзя установить быстро. Его комментарий о том, чтобы воздерживаться от доверия, привел к интересной дискуссии о его способности принимать критику от кого-либо скорее, чем похвалу или доверие. В моих заметках к этому сеансу я жирно подчеркнул: “Я не должен критиковать”.

Когда Алан описывал обычную на вид коробку, которую ничто не отличало от другой, я почувствовал в себе глубокую печаль об этом человеке, который сам подавляет себя. Я сказал ему об этом, но у ему было трудно принимать мои чувства. Он согласился исследовать на следующей неделе, что находится внутри коробки, но когда он пришел, стало ясно, что он не хочет делать это, он не был готов.

Хотя мы провели вместе только четыре сеанса, но смогли пройти наши отношения до конца, и Алан ушел, зная, что может вернуться, если захочет. Он не вернулся. Он закончил курс и уехал на работу из наших краев.

Для Алана это был какой-то кризис, хотя он и не представлял его себе таким образом. Когда я оглядываюсь назад сейчас, через несколько лет, меня действительно удивляет одна вещь, образ самого себя, который у него был; образ мальчика, еще не созревшего. Если наши сеансы помогли ему пройти через то, что часто называют “кризисом идентичности”, тогда он испытал нечто положительное, что пойдет ему на пользу, где бы он ни оказался. Мы с Аланом увидели в этом образе психику мужчины, заключенную в мальчика, который на шестнадцать лет был моложе мужчины. Удивительно ли, что Алан был в замешательстве?