ВВЕДЕНИЕ - Становление философии на Востоке (Древний Китай и Индия) – А.Е. Лукьянов - Философия как наука

Проблема становления древнегреческой, древнекитайской и древнеиндийской философии из дофилософской мировоззренческой культуры занимает все более важное место в советской и зарубежной историко-философской науке. Постановка проблемы, с одной стороны, вызвана научным интересом исследователей найти истоки философского знания, с другой – всем ходом развития самой философии. Зрелое состояние философии требует определения своих исконных начал, места и роли развития самосознания человечества. Без этого рождение и существование философии из области закономерного переносится в область случайного явления: философия могла возникнуть, но могла и не возникнуть, может существовать, а может и вовсе отсутствовать в общественном сознании.

Решение проблемы становления греческой и италийской философии на Западе и китайской и индийской на Востоке позволяет найти общие закономерности и специфические черты их генезиса, выявить социально-экономические основания и теоретические источники философии, определить ее познавательные (гносеологические) и поведенческие (практические) возможности в системе возникающих сфер общественного сознания, обозначить основные философские направления и дать им мировоззренческую оценку с позиций принадлежности их к материализму или идеализму.

В отечественной историко-философской науке в большой степени разработана проблема становления древнегреческой философии. Этому посвящены специальные труды А. Ф. Лосева [52–54], А. Н. Чанышева [76,77], Ф. X. Кессиди [37], А. В. Семушкина [68], М. И. Шахновича [80а] и др. Как отмечают сами авторы, решение проблемы еще весьма далеко от завершения, однако здесь получены ощутимые результаты: выработана методология исследования поэтапного движения дофилософского мировоззрения к философскому мировоззрению; определен исходный философский комплекс сознания, структура и функции предфилософских идейных образований на пути становящейся философии; выработан категориальный аппарат анализа процессов становления философского знания; конкретизируются критерии мировоззренческой квалификации первой философии. Все это стимулирует исследование возникновения восточной философии – древнекитайской и древнеиндийской. Неслучайно, что у историков философии, занятых изучением греческой древности, все больше пробуждается интерес к генезису восточной философии [77,57–163), очевидно, исследование законов развития западной и восточной философии не может обойтись без их аналитического сравнения.

Необходимость постановки и разработки проблемы становления древнекитайской и древнеиндийской философии вытекает из работ В.Г.Бурова [18], Ф.С. Быкова [191, Г. Э. Гороховой [24,25), А. М. Карапетьянца [33–36], А. И. Кобзева [39–43], Н. И. Конрада [44–47], Л. Д. Позднеевой [62], Л. Е. Померанцевой [61], Б. Л. Рифтона [66], М. Л. Титаренко [69], В. ф. Феоктистова [75]. Ян Хиншуна [86, 87], Э. М. Яншиной [88–90] по Китаю и из работ В. В. Бредова [171, Н.П.Аникеева [14] и др. по Индии. Здесь

мы находим богатый источниковедческий и критический материал, открывающий путь к исследованию красочной и идейно богатой предфилософии. Как оказалось, она чрезвычайно жизнеспособна внутри корпуса восточной философской классики. Сплошь и рядом предфилософские (мифологические) атрибуты в системе философских воззрений ставят загадки и проблемы перед учеными. Предфилософский чувственный образ категории мышления настолько подвижен, так много претерпевает этических и мыслительных метаморфоз даже в рамках учения одного философа, что исследователи иногда склонны попросту отсечь эти атрибуты, оставив “чистое” философское понятие и “чистую” философию. Но тогда философское здание вдруг тускнеет, мертвеет и теряет свое художественное и смысловое оформление.

К сожалению, вопросы становления индийской и китайской философии в мировой литературе освещены еще слабо. Основной интерес в ней сосредоточен на проблемах развития так называемой первой философии [ 14,86,87,95,96,101 и др.]. Но это и понятно – ее идеи находят активный спрос в современной идеологии и науке. Однако потребность исследования генезиса философии из доклассовой духовной культуры не уменьшается. Дело в том, что перед современной философской мыслью Китая и прогрессивной философской мыслью Индии стоит задача формирования нового общественного сознания. Для этого используются и прогрессивные философские традиции прошлого. Поиск их через средневековую философию погружается в глубокую древность, доходит до первой философии и в ней натыкается на препятствие. За первой философией залегает мировоззренческое “белое пятно”. Получается, что первая философия (и вместе с ней вся философская традиция) имеет начало, поскольку она есть, и в тоже время не имеет начала, поскольку неизвестно, откуда она появилась. Само по себе это препятствие могло бы остаться в стороне от актуальных историко-философских проблем, если бы не стоял так остро вопрос о мировоззренческом статусе первой философии; материалистические, идеалистические или религиозные ее начала? Он и порождает необходимость расширения понятия “начала философии” с включением сюда предшествующего родового и переходного послеродового типов сознания. Конечно, доклассовая родовая традиция сознания вряд ли с одинаковой силой в Индии и Китае найдет активный спрос в современной идеологии, но без нее линия философской традиции остается неполной. Как следствие “начально-безначальная” первая философия индийцев и китайцев может подводиться и зачастую подводится под любые априорные мировоззренческие схемы. Читатель убедится в этом, открывая западные и некоторые отечественные издания. Древнеиндийская и древнекитайская философия в целом и, в частности, отдельные учения одновременно трактуются как “идеалистические” и “материалистические”, как “теология” и “философия жизни”, как учения “диалектические”, “релятивистские”, “мистические” и т.п.* Возникает справедливый вопрос: что такое есть первая индийская и китайская философия, и есть ли она вообще? Не принимаем ли мы за философию религиозное умосозерцание индивида или поэтическое творчество мудреца? На все это и призвана дать ответ историко-фи-лософская наука о генезисе философии. В Индии и Китае историко-фнлософская наука вплотную подходит к разработке этой проблемы.

Данная работа представляет собой попытку наметить основные этапы становления древнекитайской и древнеиндийской философии. Автор не претендует на окончательные заключения – это первые шаги и потребуется еще много усилий Точки зрения советских и зарубежных исследователей на характер восточной философии см. в работах [14,19,26,79,80,87].

исследователей, чтобы приблизиться к решению хотя бы некоторых ключевых вопросов. Объективным основанием рассмотрения генезиса философии, ставящим его на научную основу, автор избирает историческое движение древнекитайского и древнеиндийского общества от родовой организации через общество переходного периода к обществу с государственным устройством, где каждый этап сопровождается определенной мировоззренческой формой духовной саморегуляции. Тем самым определяются предметные рамки и направления исследования, создаются методологические условия сравнительного анализа генезиса древнекитайской и древнеиндийской философии. При этом родовой и послеродовой мировоззренческие комплексы сознания берутся в историческом движении и своей предрасположенности к последующему философскому сознанию как отражению развития общественного бытия. Таким образом, путь “от Мифа к Логосу” в древнеиндийской и древнекитайской духовной культуре предстает как диалектика тождества и различия предфнлософии и философии на основе смены формационных способов общения людей.

При характеристике древнекитайской и чгчвнеиндийской философии в работе используются некоторые понятия, выработанные в процессе исследования древнегреческой философии. В философской науке они уже стали общепринятыми и не требуют комментария. Однако оговоримся о некоторых понятиях по содержанию.

Во-первых, греческая предфилософия в целом подразделяется на два идейных образования: миф родового общества и мифологию (мифо-логос) послеродового раннеклассового общества. Внутри мифа и мифа-логоса исследователи выделяют различные структурные и функциональные образования, достаточные для описания генезиса древнегреческой философии: Но в точном смысле “миф” – “слово” представляет собой только один из типоа фиксации и воспроизводства дофилософского сознания. В древнекитайской предфнлософии миф существует наряду с ритуалом ли и табу фа, философская рефлексия которых полагает начала конфуцианству и легизму. У индийцев же рефлексия над ведическим ритуалом полагает начало, например, философии мимансы. Понятие древнекитайской и древнеиндийской предфнлософии по типу фиксации и воспроизводства родового сознания требует расширения и обозначается нами в понятии мифо-ритуально-табуированного сознания.

Во-вторых, в греческой предфнлософии и философии широко распространен термин 1пео5, переводимый на русский как “бог”. Включенный в анализ античности “бог”, невольно привносит с собой и все религиозно-теологическое содержание современности и средневековья. Поэтому и требуется исследователям античной философии много оговорок для “светской теологии” Аристотеля, “эйдосов” Платона, “атомов” Демокрита и “Зевса” Гераклита и бесконечные уточнения в различиях религиозного и философского понятий божества, религиозной веры и философского доверия. Перевод китайского ди на русский “бог” создавал бы аналогичные трудности, поэтому китайскому ди в работе дается перевод “перво-предок”, чем подчеркивается его природно-родовая, а не супранатуральная божественная сущность. За именем “бог” в цитатах из древнеиндийской литературы других авторов сохраняется то же значение “первопредок”.

Специально остановимся на вопросе об источниках. Некоторые китаеведы часто в качестве одного из критериев научности историко-философского исследования выдвигают требование наличия синхронных памятников, т.е. тот или иной период развития философии будет адекватно отражен только в том случае, если исследование строится на памятниках, относящихся к соответствующим периодам: родовое мировоззрение должно анализироваться по родовым памятникам, переходное мировоззрение – по памятникам переходного периода и т. д. Частично такие памятники дает археология. Например, иньские надписи на костях животных и панцирях черепах, бронзовых треножниках и каменных “барабанах” свидетельствуют о характере мировоззрения переходного, или раннеклассового, общества в Китае [70, 71]. Однако для исследования становления и развития древнекитайской, древнеиндийской и древнегреческой философии такое требование едва ли выполнимо и вряд ли необходимо.

Во-первых, родовых и послеродовых синхронных предфилософских письменных памятников нет вообще. Найденные разрозненные материальные памятники говорят о синкретичность родового и послеродового мировоззрения, из которого впоследствии берут начало наряду с философией мораль, право, наука, искусство, религия и другие формы общественного сознания.

Во-вторых, письменный источник любого философского направления неизбежно вбирает в себя мыслительный опыт прошлого, настоящего и в какой-то мере намечает перспективу будущего. Так создаются мировоззренческие многослойные памятники: слои имен, образов, идей и концепций, которые отражают этапы становления и развития философского самосознания. К тому же зачастую философский памятник древности – произведение не одного автора (если даже и полагает ему начало один философ) и по времени создания обнимает не год, а десятилетия и даже столетия, на него, естественно, накладывает свой отпечаток и борьба философских партий. Поэтому философский источник принимает вид исторически развертывающегося комментария на первоначальные идеи и сопредельные философские течения. Можно сказать, возникает цепочка письменных памятников, где звенья одного памятника входят в состав другого. Пример тому индийские “Самхиты”–“Брахманы”–“Араньяки”–“Упанишады” и китайские “Шань хай цзин”, “Дао да цзин”, “Чжуанцзы”, “Хуайнаньцзы”, “Луньюй”, (“Мэнцзы”. “Ли цзи”, “И цзин” и др. Неслучайно в Древней Индии и Древнем Китае философские произведения сводятся в классы канонов под знаком той или иной философской школы: астики и настики, конфуцианского “Тринадцатикнижья”, легнстских и даоских трактатов. Таким образом, в историко-философской науке синхронность текста имеет преимущественное значение не относительно предполагаемого времени написания и авторства, хотя и это важно, а относительно эпохи, философского направления, философской тенденции, разрабатываемых центральных идей.

В-третьих, мировоззренческая многослойность и историческая развернутость философских древнеиндийских и древнекитайских памятников нисколько не препятствует, а, наоборот, способствует выявлению этапов становления философии. Здесь следует обратиться к опыту советских ученых А.Ф. Лосева, Н.И. Конрада, Ю.К. Шуцкого и др., которые пользовались методом теоретического расслоения сложных идеологических комплексов античности и подобрали критерии соотнесения полученных идейных составляющих с мировоззрением той или иной исторической эпохи. Ключ к этому лежит в исторической смене формаций, в материальных условиях жизни общества, которые задают механизмы развертывания всех надстроечных образований, в том числе и философии. Эти ученые показали, что для анализа процессов становления философии вполне приемлемы не только ранние, но и позднеантичные памятники, поскольку пред-философия не исчезает из поля зрения философии на протяжении всей античности и образует ее теоретический источник и идейный фон.

Еще одно замечание, касающееся вопроса о субъекте и географических зонах происхождения западной и восточной философии. Понятие “древнегреческий' мир” охватывает собой территорию и народы не только Греции, но и побережья Малой Азии, Южной Италии и Северной Африки. Эти регионы имели глубокие экономические и культурные связи еще до появления первой философии и первых философов в VII-VI вв. до н.э. В силу географических условий, общественного разделения труда и динамики коммуникаций названные регионы в отдельные периоды имели неодинаковый уровень развития и неодинаковую степень влияния друг на друга. Все это сказалось и на формировании того комплекса идей, который называется древнегреческой предфилософией. Здесь своеобразно и тесно переплелись воззрения позднеродового и раннеклассового периодов народов всех средиземноморских и даже отдаленных “негреческих” регионов. Такое широко региональное слияние идей в греческой предфилософии создает трудности в определении теоретических истоков и географической локализации греческой философии и порождает различные точки зрения. Ученые с одинаковой долей уверенности говорят о раннем зарождении философии в Вавилоне и Египте и зависимости от нее греческой философии [16,3–4] и в то же время считают, что Вавилон и Египет в развитии философского самосознания дальше предфилософии не пошли (77, 164–1741. Вопрос о генезисе древнегреческой философии осложняется еще и тем, что пни в лице своих первых представителей – Фалеев, Гераклита, Пифагора, Ксенофана “возникла не в собственно Греции, не на Балканском полуострове, а на восточной окраине греческого мира – в ионийских городах Западного побережья Малой Азии” [16, 23] и в Италии. Кроме того, неодинаковы пути зарождения философии и внутри самого греческого мира – на Греческом Востоке (Иония) и на Греческом Западе (Италия. Сицилия). Здесь “движение сознания от Мифа к Логосу осуществляется по-разному” [68,65–66].

Отсюда возникает целый ряд исследовательских вопросов: каково содержание понятия “греческая философия”? Где проходят границы собственно греческого мира? Включать или исключать из греческой предфилософии восточные представления? Считать ли вавилонскую и египетскую науку “катализаторами” греческой философии или ее неотъемлемой частью? Вообще откуда, как возникает и куда развивается греческая философия?

Другое дело – генезис китайской и индийской философии. На стадии формирования предфилософии здесь пока не просматриваются сколько-нибудь существенные экономические и духовные культурные связи ни между Индией н Китаем, ни между Западом и Востоком. Если такие связи и появляются, то примерно на рубеже нашей эры, когда из Индии в Китай проникает и распространяется там буддизм, а Восток через Индию устанавливает относительно устойчивые отношения с Западом. Но к этому времени философия как на Западе, так и на Востоке уже вполне сформировалась. В отсутствие других данных науки с большой долей уверенности можно говорить об автохтонном происхождении китайской и индийской философии. Это вовсе не означает, что их генезис представляет собой “чистый” путь и является в таком случае эталоном рассмотрения становления философии. Таким же “чистым” выступает и генезис греческой философии. Главное здесь заключается не в поиске эталона, ибо каждая философия имеет свою собственную и общемировую ценность, а в возможности перехода от поиска соответствий между явлениями в развитии философии Греции, Индии и Китая [16,4] к выявлению общих закономерностей и различий, когда анализ становления философии Запада и Востока строится на единой методологической основе. Объективным основанием к этому, как отмечено выше, служит действительная история древнегреческого, древнекитайского и древнеиндийского обществ, прошедших через этапы развития родовой, послеродовой раннеклассовой и классовой организаций.

******

Автор выражает искреннюю благодарность коллективу кафедры философии Российского университета дружбы народов за участие л обсуждении содержания данной работы, рецензентам: доктору философских наук Н. П. Аникееву, доктору философских наук, профессору Н. Г. Сенину, сотрудникам Шаньдунского университета провинции Шаньдунь – декану философского факультета профессору Чжоу Лишэиу, заведующему кабинетом изучения “И цзин” доценту Лю Дацзюню, доценту Ван Синъе. лектору Гао Чэньяну, заведующему Кабинетом философии Му Чжицяну за внимание, за труд при рецензировании и ценные замечания при подготовке работы, а также генеральному директору фирмы “Кавита Интернейшнл” г-ну С.С. Махедео за участие и помощь в издании книги.