II. ВНУТРЕННЯЯ ЖИЗНЬ: БЕССОЗНАТЕЛЬНОЕ КАК ПЕРЕЖИВАНИЕ

Заметим вначале, что мы не будем пользоваться терминологией Фрейда: где было Оно, там должно быть Эго. Произведя замену Оно на Эго, мы придадим сну рациональное значение. Тогда интерпретация сновидений превращается в своего рода перенесение всего материала с одной стороны моста на другую. Это установка на потребление бессознательного, на использование его для получения информации, силы, энергии, на эксплуатацию его в пользу Эго: сделай это моим достоянием, сделай это моим. Такая установка расщепляет символ, соединяющий эти две стороны психического. Она переводит сновидение в нечто известное, в знак или ярлык. (Это замена матери; это животное — твое половое влечение; те холмы и долины — экран с изображением дома твоего детства и инфантильных желаний.) Такие рациональные интерпретации, в которых делается попытка заменить Оно на Эго, фактически направлены на истощение бессознательного, на уменьшение его размеров, на его опустошение — а это враждебные действия. Они не позволяют «сдружиться» со сновидением. При расщеплении сновидения на иррациональное содержание и рациональное значение происходит расщепление психического. Сновидение, которое каждое утро дает возможность восстановить наш разделенный дом, подвергается насилию, и наши раны остаются открытыми; постоянно новый дольний беспорядок внизу, постоянно новый горний порядок наверху. Тогда бессознательное становится моим врагом, над которым надо работать: необходимо «умиротворить» его методами анализа, наблюдать или следить за ним с надежных позиций. Однако прежде всего необходимо лишить его силы. Существуют такие ситуации, которые будут отражаться в сновидениях в виде заросшего болота, паники среди животных, шторма на море, грязи на кухне, когда необходимы рациональное объяснение и ясная голова. Однако важнейшую роль играет само отношение человека к сновидению, частично обусловленное установкой к нему.
В дружбе эта связь сохраняется открытой, поддерживается постоянно. В этом случае, отказываясь от интерпретации сновидения, мы терпеливо предоставляем ему время; не торопимся делать выводы, принимать решения. Дружеские отношения со сновидением начинаются с простой попытки прислушаться к нему, записать на бумаге или в специальный дневник то, о чем оно рассказало. Отмечают тон сновидения, настроение после пробуждения, эмоциональные реакции спящего в процессе сна, радость, страх или удивление. Дружба — чувственный подход к сновидению; чувства, вызываемые сном, сравнимы с чувством к человеку, с которым у нас начинают складываться дружеские отношения. Следует записывать сказанное другом, запоминать, о ком он говорит, где все происходит. Сцены сновидений ограничиваются обычно несколькими фигурами, часто четырьмя, следовательно, передается только данное, специальное сообщение. Если в течение нескольких ночей в моих сновидениях появляются преимущественно мужчины, то я знаю, что нечто происходит с моей мужской стороной, что все появляющиеся мужские фигуры представляют различные способы быть мужчиной, что каждый мужчина в сновидении воплощает особый набор характеристик, какую-либо черту моей личности. Один крайне честолюбив, другой — выдающийся футболист с могучим телом, третий невыразителен и косоглаз. Это все открытые для меня возможности, мои составляющие, принадлежащие мне комплексы, влияющие на мое поведение. В сновидениях я могу оказаться среди представителей высшего класса, в аэропорту, готовым в любой момент к отлету, в безличных гостиничных номерах в неизвестном месте; они могут перенести меня в горы, где я скольжу, румяный и замерзший, по горным склонам. Сновидение всегда говорит: «Посмотри, где ты находишься и с кем». Частое повторение мотивов, мест, людей означает, что сновидение настойчиво взывает о внимании к себе. Разве человек может игнорировать друга?
И сама история, которую рассказывает друг, имеет начало, середину и приходит к концу, как все истории и драмы. Я всматриваюсь в то место, откуда начинается сновидение, так как там коренятся истоки происходящего в сновидении, подобно тому как в театральной программке указываются время и место действия: детство, утро; ночь, в офисе, после того как все ушли, остались только я и офис; моя супружеская спальня. Я замечаю также способ, который сновидение использует для достижения кульминации, обозначаемой иногда словом «внезапно»; затем оно где-то заканчивается, резко или постепенно, или я просыпаюсь.
Для того чтобы выстроить доверительные отношения со сновидением и научиться истолковывать его так же, как это может делать искусный специалист, могут понадобиться годы, но чтобы «подружиться» со сновидением, не требуются ни большой ум, ни специальные знания. Мы всегда можем позволить этому другу болтать о пустяках, продолжать плести сюжет; а затем наблюдатель тоже может поболтать о пустяках, вводя ассоциации и дополнения, вспоминая происшествия, играя словами, опираясь на параллели из Библии, мифов или кинофильмов. Я поз-золяю ему говорить и разговариваю с ним сам, не анализируя и не интерпретируя его. Разговаривая со сновидением, человек обращается к его настроению и образам, побуждая его продолжать рассказ. Здесь необходимо постоянно соблюдать осторожность, уважительно относясь к атмосфере сновидения; чтобы образы из сна сохраняли достоверность и уважительное к себе отношение, необходимо мужественно на него реагировать, подобно тому как мы реагируем на своего друга. Побуждая сон продолжать рассказ, я даю ему шанс передать его истинное послание, его мифическую тему, приблизившись тем самым к мифам, действующим во мне, к моей реальной истории, к истории моей жизни, рассказанной изнутри, а не увиденной со стороны. Я становлюсь сочинителем собственных мифов, то есть рассказчиком.
Таким способом пастор-консультант, проводя свою работу, может начать слушать рассказы о сновидениях, а также о других событиях. Сновидение представляет собой просто внутренний аспект внешней истории. Выслушивая рассказы о сновидениях, пастор приобретает определенные навыки обостренного восприятия, так же как профессиональный рассказчик или шутник. Таким же образом слушали Иосиф и Даниил; однако пастор может слушать лучше, если он не уподобится указанным библейским толкователям снов, то есть не поддастся искушению и не будет давать безапелляционных толкований.
Такой подход — это не дилетантская психология, ибо сновидения относятся не только к области психологии. Некогда их толкование доверяли святым мужам. Сновидения в равной мере принадлежат священнослужителям и психологам, ибо они являются «забытым языком Бога», как их назвал преподобный Джон Сэнфорд в книге с тем же названием. Дилетантизмом был бы подход к сновидениям с психологическими инструментами, которыми человек не овладел. Дилетантизмом была бы попытка аналитической интерпретации без той преданности сновидениям, без той ответственности перед бессознательным и того знания относящегося к символам объективного материала, который является контекстом формирования сновидений и научной основой искусства их толкования. В связи с тем, что сновидения широко признавались важными посланиями, иногда даже имеющими божественное происхождение, их толкователь должен был быть человеком особенным, умеющим обращаться с высвобожденными силами. Это требование сохранилось, несмотря на серьезное научное изучение сновидений. Обычный близкий контакт со сновидением еще не гарантирует раскрытия их темного языка и разрешения всех сомнений. Они продолжают предсказывать судьбу, порой роковой исход, и объяснению поддается лишь небольшая их часть. Но. несмотря на все загадки, в игре с формой сновидений
меньше дилетантизма и любительства, ибо при такого рода исследованиях встреча происходит на имагинативном поле сновидения, и оно может раскрыться более полно. Сновидения представляют часть культурной жизни человечества, поэтому, прежде чем прибегать к специальным методам, лучше подходить к ним просто по-человечески. Когда современный священник начинает вслушиваться в них, он вновь принимает на себя еще одну часть пастырской заботы о душе. Сегодня заботиться о душе — значит заботиться о бессознательном. Священник может желать это в соответствии с собственным архетипическим г оном, своим собственным способом, не нуждаясь в заимствованных клинических методах и психопатологических терминах психологии.
Если консультант окажется перед выбором: любительски толковать сновидения или отправить подопечного к психиатру за «профессиональной помощью», то лучше. если он окажется достаточно смелым, чтобы вступить в игру. Игра может сохранить душу живой. Любитель,
знающий, что он играет, осознающий свое невежество и готовый к тому, чтобы сон вел его, причинит меньше вреда, чем профессионал, игнорирующий сновидение и саму душу и отдающий предпочтение психодинамике и лекарственным средствам. Пока консультант вслушивается в сновидение, он по крайней мере настраивает свое
ухо на биение душевных импульсов пришедшего к нему человека, даже если он и не сможет профессиональным языком описать происходящее. Консультанта-священнослужителя, чувствующего себя любителем, возможно, успокоит то обстоятельство, что, поскольку сновидение по своей природе загадочно, смысл его темен, оно говорит языком оракула, а порой выглядит просто смешным, и от того, кто попытается понять смысл сновидения, требуется совершенно непрофессиональная наивность. Психолог-любитель именно вследствие откровенного незнания и благодаря смиренной установке по отношению к сновидению имеет возможность, независимо от его содержания, подтвердить его ценность, признать его значимость. Благодаря всего лишь своей установке он может утвердить и признать этот продукт души, придав тем самым ценность и значимость самой душе, ее созидающей, символической, внушающей благоговение функции. Разве это не значит благословить душу, ибо какое это счастье и для психического с его сновидением, и для самого сновидца получить такое подтверждение и признание.