«Комплекс мёртвой матери» и её превратности А. Грина

Выдающийся французский психоаналитик Андре Грин, вслед за представителями теории объектных отношений, продолжает смещать интерес от важности эдипальной фигуры отца к важности материнского объекта в рамках психического развития человека. В работе «Мертвая мать», А. Грин, основываясь на теоретических концепциях З.Фрейда, Д. Винникота и М. Кляйн, говорит о важности матери, как первичного объекта в становлении психического аппарата ребенка. Поскольку именно её эмоциональная включенность во время ухода за ним, создает условия для формирования в психике ребенка сначала протообъекта матери, а затем её целостной фигуры, которая станет частью его самого. Французский психоаналитик, считает, что нормальное развитие подразумевает формирование свой собственной идентичности путем разделения Эго от первичного объекта слияния, где последний, становится «полотном», куда Я будет способно инвестировать другие объекты, тем самым формируя его собственный нарциссизм, отличный от нарциссизма матери.

Андре Грин изучая историю пациентов, обнаруживает, определённый спектр пациентов, которые не приносят в анализ запрос депрессии, но её ощущает сам аналитик в контрпереносной реакции. Далее он обнаруживает, что ключевым моментом в истории этих людей являлась депрессивное состояние матери, обусловленное разными причинами, например, разочарованием в любви, смертью близкого человека. Особенно, страшна материнская невосполнимая утрата в связи с гибелью ребенка, так как её интерес к окружению утрачивается на долгое время, а может быть и навсегда.

А. Грин вводит термин «мёртвая мать» по аналогии «метрового отца» З. Фрейда и дает следующее определение: «мёртвая мать – это та мать, которая присутствует физически, но отсутствует психически, так как погружена в горе, мать, дающаяся функции лишенные смысла заботы и любви. Основатель психоанализа в работе «Тотем и табу» (1912) пишет о мифе отцеубийства (убийство отца первобытной орды, его поедании-поглощении убийцами-братьями и возникновение чувства вины). Убийство и память об убийстве приводит к появлению власти Закона и порядка, запрет на инцест, появляется чувство вины, формируется Сверх-Я. Другими словами, «мёртвый отец» способствует образованию Супер – Эго.

«Мёртвую мать, напротив, никто никогда не рассматривал со структурной точки зрения», пишет А. Грин. Он предполагает, что имаго мёртвой матери может влиять на ход развития эдипова комплекса, как у девочки, так и у мальчика. Важно отметить, что психоаналитик рассматривает мать, чей материнский инстинкт не отклонён от нормы. Речь идет о той матери, что изначально давала любовь и заботу своему ребенку, но в силу своего слабого Эго она не справляется с фрустрацией и заболевает депрессией.

Известно, что на депрессивной позиции Я обретает способность к интеграции хорошей и плохой груди, что позволяет ребенку понять о наличии собственной агрессии, которая может разрушить любимый объект. Идентифицируясь с поврежденной матерью, младенец испытывает архаическое чувство вины, и страх её потерять, поэтому он стремится возместить причиненный ущерб через заботу о ней. В случае мёртвой матери, репарация поврежденного объекта невозможна, так как любые попытки её оживить становятся безуспешными. Некогда идеальная грудь становится не хорошей и не плохой. Грусть не позволяет наделять её плохими качествами и тем более в чем - либо обвинять. Единственным способом восстановить близость с матерью, является интроекция мёртвого объекта с последующей идентификацией. А. Грин называет данное отождествление дезинвестицией материнского объекта. Ребенок без ненависти психически убивает мать внутри себя и перестает её чувствовать, как когда то перестала чувствовать его она. По сути, младенец идентифицируется с мёртвой зоной – дырой, которую на протяжении всей жизни субъект пытается заполнить, используя другой объект, что бы оживить мёртвую часть в Я.

В норме, мать, дающая заботу и любовь ребенку, создает условия для неизбежного разделения с ним. На определенном этапе развития первичный объект слияния стирается и оставляет место для инвестиции других объектов. А. Грин говорит, что мать становится рамочной структурой Я, а первичные представления о ней становятся психическим фоном внутри этой структуры. И даже, если мать будет переживать депрессию в будущем, то созданное рамками пространство будет наполняться фантазиями о ней, создавая ощущения безопасности. В случае комплекса мёртвой матери, стирание первичного объекта невозможно, так как ребенок боится, окончательно его потерять, тогда рамочная структура создает недостаточное вместилище, для инвестиции других объектов сохраняя тем самым диадическое слияние.

Следовательно, имаго мёртвой матери изменяет ход эдипового комплекса, в результате того, что субъект и объект в психике ребенка не разделены и потребность производить третьего не возникает. Принимая во внимание теорию М. Кляйн, о наличии парциальных интроектов с момента рождения младенца, А. Грин постулирует, что отцовское имаго будет представлено пенисом в материнском теле. Более того, бессознательная идея, что внутренний отец является нарциссическим разрешением матери, подкрепляется внешним реальным отцом, который, в случае депрессии партнёра вынужден выполнять материнские обязанности по уходу за ребенком. В результате образ отца наделяется не мужскими, а материнскими качествами.

При обнаружении девочкой наличия другого родительского объекта, ей сложно осуществить поворот к нему, из-за страха потери материнской любви, но если ей все же удается осуществить его, то на отцовское имаго в большей части будут переноситься материнские характеристики. Мальчик, же не желает идентифицироваться с отцом, так как, в его фантазиях он является безликой фигурой, побеждённой фаллической матерью. В результате чего, он вынужден остаться в союзе с первичным интроектом против ничтожного пустого пениса. Так или иначе, отцовское имаго для детей обоих полов представляется угрозой разрушения их слияния с матерью, и тем, кто не способен дать ей счастье. В результате отец будет доэдипальным, тем, кто навсегда останется в теле всемогущей матери.

Известно, что эдипальная ситуация опирается, в классическом его варианте, на фантазм первосцены. В случае человека, имеющего в анамнезе мёртвую мать, первосцена омертвлена. Огромное нежелание делить мать, для которой он так долго старался, ведет к вытеснению ситуации триангуляции. Фантазия того, что есть кто-то, способный возродить мать к жизни через удовольствие, создает угрозу для грандиозного Я ребёнка, что приводит к увеличению сепарационной тревоги, и фиксирует его на анальной фазе психосексуального развития.

А. Грин описывает следующие характеристики пациентов с комплексом метровой матери:

Субъект выбирает мстить, властвовать, чтобы подчинить другого для оживления объекта в Я.
Субъект расщепляет психику на тело и душу. Результатом расщепления является трагическая неспособность к истинной любви к объекту, где сексуальные чувства к партнёру, диссоциированны от нежности. Имея страх разочарования в объекте любви, субъект вынужден блокировать привязанность. Вступая в отношения вновь и вновь, он навязчиво повторяет пережитый ранний травматический опыт. В конце концов, субъект понимает, что сексуальная жизнь больше не насыщает, но при этом сохраняется надежда на идеальную любовь. А. Грин называет процесс ожидания любви «замороженной любовью». Имея фантазию о, том, что время любви еще не пришло, субъект пытается разрешить конфликт между желанием быть одиноким, так как одиночество – это часть его самого и желанием найти того, кто заполнит пустоту, созданной в диадных отношениях. Т.е., говорит А. Грин: «Это холодное ядро жжёт как лёд и как лёд же анестезирует».
Субъект, имея страх потерять объект, основанный на младенческом опыте, стимулирует потребность держать новый объект под контролем, чтобы его вновь не потерять.
Субъект выбирает быть объектом развлечений для людей с депрессивными чертами, так как постоянно «вынужден оживлять свою внутреннюю мёртвую мать».
Субъект ищет во взрослой жизни виновного, дабы есть «плохой» отец, навредивший диаде мать - дитя. При этом роль отца всегда отрицается, но воспоминание о нем сохраняется. Характерен беспорядочный (гомосексуальный, гетеросексуальный) сексуальный опыт для мальчика и девочки, поскольку стерто понимание о разнице полов.
Субъект преждевременно развивает свои интеллектуальные способности, и как следствие имеет высокий интеллект, за которым скрывается навязчивая идея привлечь внимание значимого объекта.
Субъект не получает удовольствия от профессиональной деятельности, даже если она успешна. Сублимация становится ложной. Часто меняют место работы, сферу деятельности, поскольку им недоступна привязанность. Рано или поздно любимое дело становится бессмысленным подобно пустоте в их внутреннем мире.
Родительская функция субъекта сверхинвестирована, пропитанная нарциссизмом. Дети таких пациентов любимы только при условии достижения ими тех нарциссических целей, которых не удалось достичь.
Для субъекта характерна анальная фиксация. Она позволяет ему укрепить позиции фаллической матери, и приблизиться к идее триангуляции, защищаясь от садистического имаго поглощающей матери рожденного на оральной стадии развития.

Таким образом, депрессивная мать изменят ход эдипого развития, но не отменяет его. Комплекс метровой матери способствует фиксации на фаллической матери, и имаго отца становиться её частью, но не отдельным внутрипсихическим субъектом. В результате образ отца наделяется женской идентичностью, лишенный мужественных черт.