Дж. Кришнамурти. ПРОБЛЕМЫ ЖИЗНИ

<<< ОГЛАВЛЕHИЕ >>>

Это был хорошо известный человек, который мог по своему положению причинять зло другим, что он и не колебался делать. Он был хитер и неглубок, лишен благородства и работал для своей личной выгоды. Он сказал, что не обладает настолько острым умом, чтобы рассказать все как следует, но что обстоятельства заставили его прийти, и вот он здесь. Из всего того, что он говорил и о чем умолчал, было вполне очевидно, что это весьма честолюбивый человек, который делал с окружающими его людьми все, что хотел. Он был безжалостен, когда ему должны были платить, и любезен, когда ему необходимо получить что-нибудь от других. Он был подобострастен по отношению к стоявшим выше его, с равным обращался со снисходительной терпимостью, а тех, кто стоял ниже, он просто не замечал. Он ни разу не посмотрел на шофера, который его возил. Деньги сделали его подозрительным, поэтому у него было мало друзей. О своих детях он говорил так, как если бы это были игрушки для его забавы; но он, по его словам, не мог переносить одиночества. Кто-то ему сильно навредил; он не мог отплатить тем же, так как это лицо пребывало вне поля его достижения; поэтому он вымещал свое раздражение на тех, кто был рядом. Он не мог понять, чем вызывается его, не обусловленное особой необходимостью жестокосердие, и не мог уяснить, почему он готов был делать зло даже тем, кого, по его словам, любил. Пока он говорил, он постепенно оттаивал и стал почти совершенно доброжелательным. Это была внезапная вспышка добрых чувств; теплота их могла мгновенно прекратиться, если бы ему что-то угрожало или если бы у него что-нибудь попросили. Но так как никто у него ничего не просил, он продолжал чувствовать себя легко и добросердечно, по крайней мере, на данное время.

Желание причинить зло, нанести вред другому словом или жестом, тем или более тонким способом, достаточно сильно у большинства из нас; оно встречается довольно часто и чрезвычайно приятно. Стремление избежать вреда, который может быть нанесен нам самим, заставляет нас причинять зло другим; вредя другим, мы защищаем самих себя. Эта самозащита принимает различные формы в зависимости от обстоятельств и наклонностей. Как легко ранить другого, но какая требуется доброта, чтобы не причинить зла! Мы раним других, так как нам самим нанесена рана, мы больно ушиблены нашими собственными конфликтами и скорбями. Чем больше мы терзаемся внутри самих себя, тем больше в нас стремление к бурным внешним проявлениям. Внутренняя смута толкает нас на поиски внешней защиты, и чем больше мы стараемся себя защитить, тем сильнее атакуем других.

Что же это такое, то, что мы защищаем и так тщательно оберегаем? Это, несомненно, идея о нас самих, на каком бы то ни было уровне. Если бы мы не сохранили идею, центр накопления, не было бы никакого "я" или "моего". Вот тогда мы сделались бы в высокой степени чувствительными, открытыми в отношении к проявлениям нашей собственной жизни, как сознаваемым, так и скрытым. Но большинство из нас не испытывает желания раскрыть процесс своего "я", поэтому мы сопротивляемся любому покушению на идею нашего "я". Идея "я" имеет исключительно поверхностный характер, а так как большинство из нас живет поверхностно, мы удовлетворяемся иллюзиями.

Желание ранить другого глубоко инстинктивно. Мы накапливаем чувство возмущения, а это создает источник особой жизненности, особое чувство активности и жизни. То, что было накоплено, должно найти разрядку в виде гнева, оскорбления, унижения другого, настойчивых требований или в форме их противоположностей. Этот же процесс накопления чувства возмущения обусловливает прощение; если нет накопления зла, нет и необходимости прощать.

Почему мы копим лесть и оскорбления, обиды и привязанности? Без этого накопления опыта и его ответов мы – ничто, мы не существуем; мы – ничто, если у нас нет имени, нет привязанностей, нет веры. Именно страх быть ничем побуждает нас производить накопления; но как раз этот же страх, несмотря на деятельность, направленную к накоплению, сознательно или бессознательно, приводит к разложению и гибели. Если мы сможем осознать истину этого страха, то сама истина освобождает нас от него, но никак не наше целеустремленное решение стать свободным.

Вы – ничто. Вы можете иметь имя и титул, собственность и текущий счет в банке; вы можете обладать властью и быть знаменитым, но, несмотря на все это, вы – ничто. Вы, может быть, совсем не сознаете этой пустоты, этого ничто; возможно, что вы просто не хотите осознать ее; но она здесь, как бы вы ни хотели ее избежать. Вы можете пытаться убежать от нее окольными путями, с помощью либо индивидуального, либо коллективного насилия или поклонения, с помощью знания или развлечений, но, независимо от того, находитесь ли вы в состоянии сна или бодрствования, эта пустота постоянно присутствует в вас. Вы можете подойти к вашему отношению с этим ничто и его страхами лишь тогда, когда у вас будет осознание своего стремления от него спастись. Вы не можете установить отношение с этим ничто на правах отдельной сущности; вы – не тот, кто наблюдает это ничто; без вас, без мыслящего, наблюдающего, это ничто не существует. Вы и ничто – одно и то же; вы и ничто – единый феномен, а не два различных процесса. Если вы, мыслящий, боитесь этого ничто и подходите к нему как к чему-то противоположному вам и направленному против вас, то любая форма действия, которую вы проявите по отношению к нему, неизбежно приведет вас к иллюзии и новым конфликтам и страданиям. Когда происходит раскрытие, переживание этого ничто как себя самого, страх, который существует лишь при условии, что мыслящий обособлен от своих мыслей и поэтому старается установить свое отношение к ним, тогда этот страх полностью исчезает. Только тогда возможно, чтобы ум был спокоен; и в этом спокойствии ума приходит истина.