ПЛОТИН

(204/205, Ликополь, Египет— 270, Минтурне, Италия) — греческий философ-платоник, называемый обычно основателем неоплатонизма. Единственный достоверный источник сведений о нем — «Жизнь Плотина», написанная Порфирием, учеником Плотина и издателем его сочинений, известных под названием «Эннеады». Биография Плотина непредставительна и фрагментарна. Родился, вероятно, в Египте. Обратившись к философии на 28-м году, учился в Александрии. Здесь он провел 11 лет учеником АммониЯ Саккоса, после чего, сопровождая войско императора Гордиана, устремляется в образовательный вояж к персам и индийцам. Поход Гордиана не удался. В 244/245 Плотин водворяется в Риме, где его опеке доверяют сирот знатного происхождения, и обращается к преподаванию философии. После 10 лет устных бесед он начал записывать свое учение (253/254), написав всего 54 трактата. Слушатели Плотина — большею частью не профессиональные философы, а образованные дилетанты, в числе которых врачи, риторы, а также сенаторы (Орронтий Марцелл и Сабинилл Рогациан). Почитателем Плотина был император Галлиен и его супруга Салонина; йллиен, как сообщает Порфирий (Vita P1. 12), сочувствовал его проекту построить в Кампании «идеальное государство», монастырь философов, Платонополис. Однако, по Р. Хардеру, инспираторами этого проекта были покровительствующие Плотину сенаторы, из скрытой вражды к которым Галлиен воздержался от осуществления проекта.

У нас нет оснований говорить о школе Плотина, т. к. кружок его слушателей распался еще до его одинокой смерти; он умер в Кампании, в имении своего старинного приятеля Зета. К его кончине едва успел врач Евстохий, ученик Плотина, первым издавший его сочинения. Приватный характер занятий в плотиновском кружке обусловил мягкую наставительность также и трактатов Плотина, хотя в них отчетливо усматриваются педагогические штампы и общие места, характерные для школ среднего платонизма. Плотин сам считал себя платоником (Enn. V 8, 4, 52—55). Как и представители среднего платонизма, он прежде всего занят толкованием Платона. Однако у Плотина мы не находим ни стремления дать систему (сводку) платонизма в виде учебника (ср. «Учебник Платоновской философии» Алкиноя, «Платон и его учение» Апулея), ни комментариев к отдельным платоновским диалогам; однако он неизменно опирается на отдельные высказывания Учителя и к его мнению стремится возвести свои рассуждения (VI 2,1,5). Плотин исходит, однако, из своего понимания платонизма к истины как таковой. Реально он привлекает весьма небольшой круг платоновских текстов («Тимей», первые две предпосылки «Парменида», миф в «Федре», речь Диотимы в «Пире», VI—VII книги и миф в книге «Государства», Второе письмо), выстраивая из них некое подобие системы на свой лад; помимо этого его трактаты решают «платоновские вопросы» () — трудности, вызываемые отдельными платоновскими текстами (ср. «Платоновские вопросы» Плутарха из Херрнеи и III 9 — «Разные наблюдения» Плотина, наиболее элементарно воспроизводящие жанр «вопросов»).

Подчеркнутый респект к Платону, а также почтительные ссылки на «старинных и блаженных философов» (III 7,1,15) сопровождаются у Плотина острой критикой всей послеплатоновской философии: наибольшее сожаление вызывают эпикурейцы, котовых он сравнивает с тучными птицами, пригнетенными своей тяжестью к земле; выше — стоики, оторвавшиеся от чувственности, но неспособные созерцать горнее и потому ограничившие себя сферой практической деятельности (V 9,1); самой серьезной критике подвергается Аристотель, в частности его учение о категориях (VI 1, 1—24), однако целый ряд его понятий («энергия», потенция», противопоставление «материи-подлежащего» «эйдосу-форме» и др.) включен в плотиновскую философию, и вообще, как замечает Порфирий (Vita PI. 14), «в сочинениях его присутствуют скрытно и стоические положения, и перипатетические, особенно же много аристотелевских, относящихся к метафизике». Плотин не занят разработкой отдельных философских дисциплин, хотя и говорит об иерархии искусств и наук в духе традиционного платонизма (ср. V 9,11), причем специальный трактат посвящает диалектике (13), резко отделяя ее от аристотелевской логики: диалектика (в согласии с «Государством» и «Федром») занята сферой умопостигаемого, а учение о посылках и выводах она оставляет другой дисциплине <13, 4, 18—20). Увещательное философствование, равно как и комментаторская направленность трактатов Плотина, исключает строгое разделение на физику, этику и пр. Более правомерно говорить об антропологии, космологии, психологии, ноологии и генологии у Плотина. Однако и это разделение достаточно условно. Поэтому всякая попытка систематического изложения философии Плотина обречена на известную произвольность.

Все свои сочинения Плотин написал в последние 16 лет своей жизни: 21 трактат до прибытия в Рим Порфирия (263), 24 — за 6 лет при Порфирий (побуждаемый им и Амелием), 9 — после отъезда Порфирия в Сицилию (Porph. Vita PI. 4— 6). Порфирий приводит список трактатов «с закрепившимися названиями» (сам Плотин свои книги не озаглавливал), однако, очевидно, ему пришлось разбить ряд больших текстов на меньшие, чтобы получить шесть «девяток»: первые три посвящены проблемам человека, космоса, рока и промысла; четвертая — душе, пятая — ущ-нусу, шестая — Единому. В тематическом разделении трактатов Порфирий следовал издателям Платона и Аристотеля, а в целом шесть «девяток» — «Эннеады» — призваны воспроизвести структуру плотиновского универсума. Ряд трактатов Порфирий снабдил схолиями, которые до нас не дошли (как и комментарии к «Эннеадам», составленные Проклом).

Традиция среднего платонизма и неопифагореизма, к которому тяготел Плотин, вполне определенно, хотя и не единообразно, учила о противопоставлении чувственного космоса умопостигаемому, посредствующим звеном между которыми признавалась Мировая душа. Новостью Плотина явилось учение о первоначале всего сущего. Едином, которое само — выше сущего, или, по Платону, «за пределами бытия» (/?. Resp. 509b9). При этом последовательность Ум — Душа — Космос, т. е. вся сфера бытия, оказывалась только проявлением, осуществлением первого начала, тремя ипостасями: Ум — осуществление Единого в вечности, космос — во времени, Душа — равно принадлежит тому и другому. Традиционные изложения называют тремя ипостасями у Плотина Единое, Ум и Душу — по аналогии с тремя ипостасями Бога в христианском богословии, когда лицо Отца соответствуют Единому, Сына — Уму, Духа Святого — Душе (ср. Euseb. Praep. Euang. XI 17; 20); однако у самого Плотина — это три «природы» (V 1,8,27). Противопоставление Единого трем его иерархически соподчиненным ипостасям. Уму, Душе и Космосу, а также — в сфере бытия — традиционное противопоставление умопостигаемого космоса, или истинного бытия, призрачному бытию чувственного космоса, — легло в основу плотиновского философствования и определило специфику его платонизма.

Единое, начало всего сущего, традиционно именуется у Плотина благом и сравнивается с солнцем (17, 1; ср. Plat. Resp. 508 с-е). Ему противоположна темная и лишенная вида материя, не-сущее, начало зла (18). Но такова только материя в собственном смысле слова, низшая граница, замыкающая иерархию бытия; однако материя есть и в умопостигаемом (II 4, 3—5). В принципиальном смысле материя у Плотина — бестелесный неаффицируемый субъект (III 6,6—18), относительно неопределенное подлежащее, всякое низшее начало по отношению к высшему в иерархии бытия, увенчанного сверхсущим Единым. Поэтому первой «материей», приведшей Единое к дроблению его превосходящей всякую определенность мощи, оказывается само чистое бытие (ср. Plat. Рапп. 142Ь sqq. — «вторая предпосылка»: «если единое существует»). Для описания материи Плотин в ранних своих трактатах использует пифагорейский комплекс представлений о неопределенной двоице, первом различии и дерзости ( V 1,1, 3—5), ставшей причиной перехода Единого во множество, в более поздних (напр., VI 8,13—14) Плотин подчеркивает, что Единое — «отец причины» (Plat. Epist. VI 323d4) — само является источником бытия, причем именно такого бытия. Ум дерзнул отпасть от Единого (VI 9, 5,28—29), душа — от Ума (V 1, l, 4); а наиболее дерзкая часть души прозябает вплоть до растений (V2, 2, 6). Т. о. материя у Плотина провоцирует высшее к переходу в низшее. Она — зеркало, отражаясь в котором высшее порождает низшее в качестве своего подобия (III 6, 6, 23—26). Но если первое различие — и, т. о., первая категория, первое подлежащее для Единого, т. е. самый принцип различия, позволяющий Единому перейти во множество, — есть чистое бытие как таковое, то собственно материя — принцип непрозрачности, непроницаемости тел чувственного мира друг для друга — оказывается уже небытием. Итак, сфера сущего охвачена, по Плотину, мощью сверх-сущего Единого и ограничена немощью не-сущей материи. Структуру бытия у Плотина задает оппозиция «тамошнего» и «здешнего». «Там» — истинно сущее. Ум, который и есть первичные сущности (V9, 7, 8). В Уме мысль и предмет мысли совпадают. Поэтому Ум обладает недоступной низшему способностью: осуществлять свои замыслы без посредства орудий и в материи, которая не отличается от него самого (V 9, 5—6). Образы, творимые умом, есть первообразы, тогда как в здешнем мире нам приходится довольствоваться подобиями. Однако принцип подражания Плотин проводит не механически. Он исходит из того, что только чувственный космос находится в определенном месте, тогда как умопостигаемый мир — повсюду (V9,13—14). Поэтому душа в человеке есть подобие некоей души-в-себе; знания, получаемые ею от Ума, — подлинные. Сфера истинного бытия всегда открыта для души, ей нужно только уметь вернуться к себе самой, познать свою истинную природу Возможность такого возвращения обеспечена тем, что душа не целиком выступает из умопостигаемого космоса; ее рождение в теле означает дробление единой Души, ибо «там» — все души нераздельны (IV 1). Достигается это возвращение на путях очищения души и уподобления ее божеству (12). Хотя Плотин сам четырежды был восхищен к созерцанию первоединого (Porph. Vita PI. 23), хотя в его сочинениях легко угадывается яркая индивидуальность их автора, тем не менее его учению свойствен последовательно проводимый имперсонализм и—в связи с этим — отсутствие этической направленности. Основная мысль трактата «О добродетелях» (12), напр., состоит в том, что подлинный философ, цель которого— «подражание божеству» (Plat. Theaet. 176 ab), должен стремиться не к добродетели, которой нет у богов, а к тому, что выше ее, что вечно пребывает в области Ума. И подлинное блаженство целиком связано с жизнью Ума (14), и подлинное благо для души — посредством ума воссоединиться с первоначалом (17), в силу чего здешняя жизнь — благо ровно настолько, насколько удается уберечься от неизбежного в мире времени зла, и смерть — скорее благо, потому что освобождает душу от тела. Поэтому основная добродетель философа — очиститься от здешнего, освободиться от власти времени и воссоединиться с умной вечностью.

Универсум Плотина статичен. Всякая низшая ступень в нем вечно рождается от высшей, причем высшая вечно остается неизменной и, порождая, не терпит ущерба, а низшая — не претерпевает никакого развития. Единое вечно сияет в своей сверхпрекрасной благости. Вечно прекрасен созерцающий сам себя Ум. Вечно Душа устремляется к Единому и оглядывается на созданный ею Космос. Космос вечно вращается круговым вращением и в подлунной части его вечно чередуются возникновение и гибель. Вечно взаимное истребление животных, вечны войны и убийства среди людей. Вечно и неизбежно зло в мире. Это, однако, не делает Плотина пессимистом и не внушает ему безразличия к здешней жизни. Здешний мир для него — игра на театре. Ничто не властно над благой душой, даже рок, которому подвластна вся сфера времени. Из того, что в мире есть зло, не следует, будто божество не заботится о мире, что мир лишен разумного плана: ведь и в драме не все герои, есть и рабы (III 2,11,13—15; 16, 35—42; 17,18—24). Разнообразие, вносимое злом, только украшает пьесу, а наша истинная отчизна всегда рядом с нами. Так «бежим в дорогое отечество!» (ср. Нот. II. II 240) — призывает Плотин. Душа, презрев здешнее, пусть вернется к своему Истинному отцу и любит его чистой любовью (16,8,16— 17; VI 9,9, 28—48). Такое отношение Плотина к настоящему и здешнему, его устремленность к прошлому и тамошнему как единственному пристанищу для затерянной в просторах космоса души — характерные приметы не только индивидуальной позиции Плотина, но и того последнего этапа в развитии античной философии, который он открывает.

Однако в целом влияние Плотина на позднейший языческий платонизм не следует переоценивать. Влияние его в значительной степени опосредовано Порфирием, начиная с которого платонизм твердо становится на путь комментирования отдельных диалогов Платона. Позднейший платонизм так же немыслим вне рамок твердой школьной традиции, как немыслим Плотин во главе философской школы. Некоторые моменты плотиновского учения, напр., его концепция материизла, были отвергнуты позднейшей традицией (ср. Procl. In Ale. 319, 12; Olymp. In Gorg. 5, l). И все же влияние Плотина на всю последующую философию огромно, хотя зачастую анонимно и передается через вторые руки (см. «Теология Аристотеля», Марий Викторин, Макробий). Западная философия воспринимает ряд идей Плотина через Августина. Прямое знакомство с сочинениями Плотина происходит в 15 в. благодаря переводам М. Фюино. Плотин повлиял наДж. Бруно. Позднее особый интерес к Плотину характерен для Дж. Беркли, представителей немецкого классического идеализма, а также для мыслителей и эпигонов немецкого романтизма. Современный образ Плотина начинает складываться в 20-х гг. 20 в., во многом будучи подготовлен неоплатоническими штудиями К. Прехтера. В истории античной философии Плотин, пришедший к философии со стороны, от экстатических видений и связанного с ним чувства своей изъятости из истории, — одна из наиболее интересных, но вместе с тем странных и непростых фигур.

Издания текста и переводы: Plotini Opera, editio maior, eds. P. Henry et H.-R. Schwyzer, v. 1—3. P.—Brux., 1951—73; Plotini Opera, editi minor, eds. P. Henry et H.-R. Schwyzer, v. 1—3. Oxf., 1964—77; Plotinus, with an Englisch transi, by A. H. Armstrong; v. 1—7. L.—Cambr. (Mass.), 1966-88; Plotins Schriften, hrsg. R. Harder, R. Beutlei, W. Theiler. Hamb., 1956-71; Plotino. Enneadi, v. 1-3. Bari, 1947-49 (итал. пер. и KOMM. V. Cilento); Plotino. Eneadas I—Ii; IIi—IY Madrid, 1982—85 (испан. пер. и прим. J. Igal); Traite sur les nombres (Enn. VI б (34)), introd., texte, trad., comm., et index, par, J.Bertier. P., 1980; Les ecrits de Plotin publies dans lordre chronologique, sous la direction de P. Hadot: Traite 38 (VI 7), 50 (III 5), introd., trad., comm. et notes par P. Hadot. P., 1988, 1990; Plotin. Traite sur la liberte et la volonte de lUn (Enn. VI 8 (39)), introd., texte grec, trad. et comm. par G. Leroux. P., 1990; в рус. пер.: Сочинения. Плотин в русских переводах, сост. М. Солопова. СПб., 1995.

Лит.: Блонский П. П. Философия Плотина. М., 1918; Лосев А. Ф. Диалектика числа у Плотина. М., 1928; Он же. История античной эстетики. Поздний эллинизм. М., 1980, с. 193—735 (библ. 741—755); Адо П. Плотин, или Простота взгляда. М., 1991 (пер. с франц.); SchwywrH.-R. Plotinos.- RE, Bd. 21. Hdlb. 1, 1951, col. 471-592, Supplementband 15, 1978, col. 311—327; Les sources de Plotin, Dix Exposes et Discussions. Vandoeuvres-Gen., 1960; ArmstrongA. H. (ed.). Cambridge History of Later Greek and Early Medieval Philosophy. Cambr., 1967, p. 195—268; OMearaD. Plotin. Introduction aux Enneades. Fribourg, 1992 (англ.: An Introduction to the Enneads. Oxf., 1993); NarbonneJ.-M. La metaphysique de Plotin. P., 1994; Genou L. P. (ed.). Cambridge Companion to Plotinus. Cambr., 1996 (библ.); Sleeman J. H., Pullet G. Lexicon Plotinianum. Leiden—Louvain, 1980; Blumenthai H. J. Plotinus in the Light of Twenty Years Scholarship, 1951-1971.- ANRW 1136, 1, p. 528—70; Corrigan К., OCleirigh P. The Course ofPlotinian Scholarship from 1971 to 1986.— Ibid., p. 571-623. См. также лит. кет. *Эннеады».

Ю. А. Шичалин