Древнерусский панэтизм

Живой свидетель тех потрясений епископ Серапион Владимирский (ум. 1275) сравнивает нашествие иноплеменных с разрушительным землетрясением. "Ныне землею трясеть и колеблеть, безаконья грехи многая от земли отрясти хощеть, яко лествие от древа". Подобно летописцам, он с болью и смирением признает, что обрушившееся испытание есть меч карающий в деснице Божией за умножившиеся грехи, небратолюбие, вражду, усобицы Русской земли. Однако Бог как Отец любящий посылает наказание не для уничтожения, но для вразумления людей, их покаяния и исправления. Серапион призывает не унывать, быть морально стойкими и "крепкодушными". Подобная нравственно акцентированная трактовка исторического процесса отражает особое видение бытия в духе "онтологизации морального воззрения на мир" (О.Г. Дробницкий).

Действенным средством нравственного воздействия и воспитания служила агиографическая литература. «Житие Михаила Черниговского», мученически погибшего в ставке Батыя вместе с боярином Феодором за веру христианскую; «Житие Михаила Тверского», также убитого в Орде и причисленного к лику святых; «Повесть о житии Александра Невского», где соединены черты воинской повести и благочестивого жития принявшего перед смертью схиму и канонизированного впоследствии одного из самых любимых народом устроителей и защитников земли Русской. Именно он произнес в Софийском соборе Новгорода перед походом против высадившихся на берегах Невы шведов пламенные слова "Не в силе Бог, но в правде", ставшие знаменем борьбы в те тяжелые времена, когда Русь была стиснута между Западом и Востоком, когда решался вопрос о ее существовании.

Его имя Александр (в переводе с греческого "защитник людей") ассоциировалось с именем и подвигами Александра Македонского, известными в древнерусской среде по многим памятникам, в том числе по переведенной с греческого «Александрии». Данный источник, существующий в пяти редакциях, весьма интересен и вместе с тем мало изучен в философском отношении. Из него русский читатель получал сведения о связи философии и политики на примере отношений Аристотеля и Александра; здесь же повествуется о "рахманах", индийских нагомудрецах и аскетах, их споре с завоевателем мира, своеобразных установках древнеиндийской мудрости о суетности внешнего активизма, о крахе неправедно достигаемого, о слиянии с природой и стремлении к бесконечному духовному универсуму.

Так в сознание русских людей входили некоторые понятия и образы восточной философии задолго до Нового времени. Кроме цикла памятников, связанных с Александром Македонским, этому способствовали сочинения «О рахманах», «Хождение Зосимы к рахманам», «Повесть о Варлааме и Иоасафе», «Стефанит и Ихнилат», «Повесть об Акире Премудром» и ряд других источников (В.К. Шохин). Следует, однако, заметить, что нехристианские тексты подвергались христианской адаптации, в них вносились коррелирующие их в православном духе акценты и нюансы. Александр приобретал черты протохристианского героя, исповедующего единобожие и общающегося с пророком Иеремией, глава рахманов Дидим назывался "игумен", а его единомышленники — "братия". [24, т. 2, с. 78—92]. Впрочем, подобная корреляция прошлого и его деятелей, устойчиво вошедших в мировое культурное наследие, присуще не только средневековью. Она присутствует всегда и повсеместно, ибо в минувшем актуализуется то, что отвечает чаяниям и злобе сегодняшнего дня.