Можно ли до конца "отгоревать" потерю?

Часто на прием приходят люди с запросом справиться с потерей и пережить ее.

Есть понятие «осложненное» или «патологическое» горе. Такое происходит, когда потеря оказывается настолько тяжелой и болезненной, что придавливает горюющего, как плита, и не оставляет сил с ней справляться.

Человек оказывается в плену навязчивых мыслей, обвиняет себя в случившемся, отстраняется от других, замыкается. Ему кажется, что жизнь остановилась, и никогда не будет прежней. Он парадоксальным образом отчаянно нуждается в помощи, и в то же время никак не может ее получить.

Чтобы пережить горе нужен, прежде всего, эмоциональный и энергетический обмен с близкими, а горюющий часто всячески избегает не только образования новых связей, но и поддержания старых.

Нередко бывает и так, что психическая боль от потери оказывается изолированной где-то глубоко внутри. Она уже не беспокоит человека так сильно, но обращает на себя внимание через телесные симптомы: бессонницу, участившиеся приступы тревожности, общим тяжелым чувством, что что-то идет не так.

На прием пришла красивая молодая женщина, О.  Она жаловалась на апатию, бессмысленность существования, бессонницу и страхи. Факт смерти отца был упомянут вскользь.  

«Отец умер 4 года назад. Но уже много времени прошло. Я и не плакала практически. Было некогда, дети, заботы, потом младший заболел. Некогда было. Все уже в прошлом. Все хорошо».

После смерти О. была вынуждена решать огромное количество бытовых насущных проблем. Муж хоть и был рядом физически, но эмоционально практически отсутствовал.

Каждая новая потеря всегда оживляет опыт прежних, более ранних потерь, и человек заново сталкивается и со старым, и с актуальным горем. Иногда бывает так, что не пережитое горе потери родного человека запускает свою работу много позже, когда появляется какой-то соматический симптом, который работает как своеобразный канал для выхода тяжелых переживаний.

О., пережившая смерть отца, оказалась в тяжелой эмоциональной блокаде. Ни сама она, ни ее окружение не могли предоставить ей подходящего пространства для осознания, проживания и осмысления всех чувств, связанных с этой утратой.

Оказалось, что и в ее детской истории растившие ее взрослые были буквально «погребены» под гнетом своих забот, работы, домашних дел, и не могли адекватно откликаться на ее эмоциональные нужды. Она часто чувствовала себя заброшенной и не важной.  

Она вспоминала вечно усталую маму, которая работала на двух работах, чтобы заработать «не только на кусок хлеба, но и на масло». Мама забирала ее из садика последней, и часто оказывалась не способной выслушать дочь. Девочка не хотела огорчать маму и не жаловалась. Она помнит, что в детском саду сидела часами, уставившись в окно, ни с кем не играя и не разговаривая.

Отец был эмоционально теплее и ближе к девочке, чем мать, но родители были в разводе, и встречи дочери и отца были не частыми. Он был скорее гостем в ее жизни, приходящим праздником, который приносил много бурной радости, но неизбежно заканчивался, и было непонятно, когда он начнется вновь.

В жизни этой женщины все складывалось не так уж трагически.  У нее были друзья, она закончила институт, работала, вышла замуж и родила детей. Но ее внутренний мир был хрупким и уязвимым. Она и сама не очень знала, как обходиться со своими переживаниями и чувствами, часто не осознавая их интенсивности и попросту их отрицая.

Неожиданная гибель отца всколыхнула прежнюю рану от его потери в более раннем возрасте, когда он ушел из семьи от них с мамой. Девочка была тогда совсем маленькой, трехлетней. Потерю отца она переживала очень сильно, но была слишком мала, чтобы интегрировать такой травматической опыт, тем более, что мама сама находилась в подавленном состоянии и мало разговаривала с дочерью об этом.

Тогда, в свои три года О. как будто никак не реагировала на развод родителей, но вскоре после него потянулась череда инфекционных заболеваний, из которых девочка никак не могла выбраться. Ее иммунитет ослаб, также как ослабли и ее душевные силы выносить что-либо. Потеря переживалась ей скорее телесно, как ощущение нехватки чего-то.

Отец потом стал приходить к дочке, но все было уже по-другому. Их отношения продолжались вплоть до его внезапной смерти, но виделись они не часто, хотя и поддерживали контакт. С матерью отношения у О. были очень сложными, более дистантными, чем с отцом.

Когда началась наша работа, О. казалось, что ничего страшного тогда, в три года, не произошло, она никого не потеряла, ни отца, ни матери, «только что разве их как пару». Но потом она осознала, что внутри живет ощущение этой безвозвратной потери, может быть, оно засело где-то глубоко внутри, и оставалось с ней всегда.

Столкнувшись с потерей отца вторично во взрослом возрасте, она заморозила все свои чувства, не могла даже плакать. О. боялась пережить снова и столкнуться с болью и ужасом, связанными с утратой. Она ударилась в домашние дела и заботы о детях, чтобы вытеснить тяжелые переживания, отрицать их, как и саму потерю.

Она лечила своего заболевшего после похорон младшего сына, словно пытаясь залечить свою незаживающую рану, вылечить своего внутреннего ребенка, ту долго болеющую девочку, которая так до конца и не оправилась от потерь в раннем возрасте.

Только начавшиеся панические атаки и бессонница заставили О. обратиться к психологу. Одна ее часть хотела отрицать тяжелые переживания и не думать о них, а другая отчаянно нуждалась в помощи и ждала ее.

Можно думать, что внутренний ресурс и жизненные силы этой молодой женщины оказались достаточными, чтобы она смогла обратиться за помощью и получить ее. В ходе работы развернулась с одной стороны картина ее одиночества и заброшенности, детского горя и отчаянья, с другой стороны – открылись и ресурсы, и богатство ее внутреннего мира, которые позволили ей интегрировать потерю отца в свой жизненный опыт.

Она смогла переосмыслить свои отношения с ним, то, какую важную роль играла их эмоциональная связь с отцом в ее развитии, а также то, как она одновременно тормозила его.

О. смогла оплакать и отгоревать смерть отца. А также отгоревать потерю иллюзии того, что отец – это единственный и лучший мужчина в ее жизни, которого никто не сможет заменить. Это убеждение с одной стороны, сохраняло фантазию О. о том, что их особая связь все еще продолжается, но с другой стороны, мешала ей строить отношения с мужем, заставляло отдаляться от него и обесценивать.

Почувствовав себя более свободной от груза прошлого, О.смогла наладить отношения в семье и почувствовать себя более счастливой и свободной.