Энгельс Фридрих » Происхождение семьи, частной собственности и государства

издание этого составившего эпоху про изведения, еще имеющееся в продаже,-  

немецкий перевод.  

В чем причина этой сдержанности, в которой трудно не усмотреть заговор  

молчания, особенно если иметь в виду многочисленные цитаты, приводимые  

просто из вежливости, и другие свидетельства уважения к коллегам, которыми  

пестрят сочинения наших признанных знатоков первобытной истории? Уж не в  

том ли, что Морган - американец, и для английских историков первобытного  

общества весьма неприятно, что при всем их усердии в собирании материала,  

заслуживающем всяческого признания, они, когда дело касалось общих исходных  

положений, необходимых для систематизации и группировки этого материала,  

короче говоря, необходимых им идей, вынуждены обращаться к двум гениальным  

иностранцам - к Бахофену и Моргану? С немцем можно было бы еще примириться,  

но с американцем! По отношению к американцу каждый англичанин становитс  

патриотом, и в Соединенных Штатах я видел забавные примеры этого 140. А к  

тому же Мак-Леннан был, так сказать, официально признанным основателем и  

главой английской школы первобытной истории; в этой области стало своего  

рода хорошим тоном говорить не иначе, как с величайшим почтением об его  

искусственной исторической конструкции, ведущей от детоубийства через  

многомужество и брак-похищение к семье, основанной на материнском праве;  

малейшее сомнение в существовании абсолютно исключающих друг друга  

экзогамных и эндогамных "племен" считалось дерзкой ересью; таким образом,  

Морган, рассеявший как дым все эти освященные догмы, совершил в некотором  

роде святотатство. К тому же он рассеял их такими доводами, которые  

достаточно было только высказать, чтобы они тотчас стали очевидными дл  

всех; так что почитатели Мак-Леннана, бессильные до сих пор выбраться из  

противоречий между экзогамией и эндогамией, должны были чуть ли не ударить  

себя по лбу и воскликнуть: как могли мы быть столь глупыми, что сами этого  

давно не обнаружили!  

А если бы даже этих преступлений было недостаточно, чтобы официальна  

школа отнеслась к Моргану не иначе, как холодно отвернувшись от него, то он  

переполнил чашу тем, что не только подверг цивилизацию - общество товарного  

производства, основную форму нашего современного общества,- такой критике,  

которая заставляет вспомнить о Фурье, но и высказался о грядущем  

преобразовании этого общества в таких выражениях, которые мог бы произнести  

Карл Маркс. Поэтому Морган получил по заслугам, когда Мак-Леннан с  

возмущением бросил ему упрек в том, что "исторический метод ему совершенно  

антипатичен", и когда женевский профессор г-н Жиро-ТЇлон подтвердил это и в  

1884 году. А ведь этот самый г-н Жиро-ТЇлон еще в 1874 г. ("Происхождение  

семьи") беспомощно блуждал в лабиринте мак-леннановой экзогамии, откуда его  

вывел только Морган!  

Рассматривать здесь другие успехи, которыми обязана Моргану  

первобытная история, нет надобности; все необходимое на этот счет можно  

найти в соответствующих местах моей работы. Четырнадцать лет, истекших со  

времени появления главного труда Моргана, значительно обогатили наш  

материал по истории первобытных человеческих обществ; к антропологам,  

путешественникам и профессиональным историкам первобытного общества  

присоединились юристы, занимающиеся сравнительным правом, которые отчасти  

дали новый материал, отчасти выдвинули новые точки зрения. Некоторые  

отдельные гипотезы Моргана были в результате этого поколеблены или даже  

опровергнуты. Однако нигде вновь собранный материал не привел к  

необходимости заменить его существенные положения какими-либо другими.  

Система, внесенная им в первобытную историю, в основных чертах сохраняет  

силу до сих пор. Можно даже сказать, что она все более и более завоевывает  

себе общее признание, причем в такой же мере, в какой стараются утаить, что  

именно он является основоположником этого великого прогресса [На обратном  

пути из Нью-Йорка, в сентябре 1888 г., я встретился с бывшим депутатом  

конгресса от Рочестерского избирательного округа, знавшим Льюиса Моргана. К  

сожалению, он мог рассказать мне о нем немного. Морган жил в Рочестере как  

частное лицо, занимаясь лишь своей научной работой. Брат его, полковник,  

служил в Вашингтоне, в военном министерстве; при содействии брата ему и  

удалось заинтересовать правительство своими исследованиями и издать  

несколько своих работ на государственные средства; мой собеседник в то  

время, когда он был депутатом конгресса, тоже, по его словам, неоднократно  

хлопотал об этом].  

Фридрих Энгельс  

Лондон, 16 июня 1891 г.  

Напечатано в журнале "Die Neue Zeit",  

Bd. 2, ї 41, 1890-1891  

и в книге: Friedrich Engels. "Der Ursprung der Familie, des  

Privateigenthums und des Staats". Stuttgart, 1891  

Печатается по тексту Сочинений К. Маркса и Ф. Энгельса, изд. 2, т. 22,  

с. 214-225  

ПРОИСХОЖДЕНИЕ СЕМЬИ, ЧАСТНОЙ СОБСТВЕННОСТИ И ГОСУДАРСТВА  

В СВЯЗИ С ИССЛЕДОВАНИЯМИ ЛЬЮИСА Г. МОРГАНА  

I  

ДОИСТОРИЧЕСКИЕ СТУПЕНИ КУЛЬТУРЫ  

Морган был первый, кто со знанием дела попытался внести в предысторию  

человечества определенную систему, и до тех пор, пока значительное  

расширение материала не заставит внести изменения, предложенная им  

периодизация несомненно останется в силе.  

Из трех главных эпох - дикости, варварства, цивилизации - его, само  

собой разумеется, занимают только две первые и переход к третьей. Каждую из  

этих двух эпох он подразделяет на низшую, среднюю и высшую ступень  

сообразно с прогрессом в производстве средств к жизни, потому что, говорит  

он,  

"искусность в этом производстве имеет решающее значение для степени  

человеческого превосходства и господства над природой; из всех живых  

существ только человеку удалось добиться почти неограниченного  

господства над производством продуктов питания. Все великие эпохи  

человеческого прогресса более или менее прямо совпадают с эпохами  

расширения источников существования" [См. также Маркс К., Энгельс Ф.  

Соч. 2-е изд., т. 45, с. 229. Ред.].  

Наряду с этим происходит развитие семьи, но оно не дает таких  

характерных признаков для разграничения периодов.  

1. ДИКОСТЬ  

1. Низшая ступень. Детство человеческого рода. Люди находились еще в  

местах своего первоначального пребывания, в "тропических или субтропических  

лесах. Они жили, по крайней мере частью, на деревьях; только этим и можно  

объяснить их существование среди крупных хищных зверей. Пищей служили им  

плоды, орехи, коренья; главное достижение этого периода - возникновение  

членораздельной речи. Из всех народов, ставших известными в исторический  

период, уже ни один не находился в этом первобытном состоянии. И хотя оно  

длилось, вероятно, много тысячелетий, доказать его существование на  

основании прямых свидетельств мы не можем; но, признав происхождение  

человека из царства животных, необходимо допустить такое переходное  

состояние.  

2. Средняя ступень. Начинается с введения рыбной пищи (куда мы относим  

также раков, моллюсков и других водяных животных) и с применения огня. То и  

другое взаимно связано, так как рыбная пища делается вполне пригодной к  

употреблению лишь благодаря огню. Но с этой новой пищей люди стали  

независимыми от климата и местности; следуя по течению рек и по морским  

берегам, они могли даже в диком состоянии расселиться на большей части  

земной поверхности. Грубо сделанные, неотшлифованные каменные оруди  

раннего каменного века, так называемые палеолитические, целиком или большей  

частью относящиеся к этому периоду, распространены на всех континентах и  

являются наглядным доказательством этих переселений. Заселение новых мест и  

постоянное деятельное стремление к поискам, в соединении с обладанием  

огнем, добывавшимся трением, доставили новые средства питания: содержащие  

крахмал корни и клубни, испеченные в горячей золе или пекарных ямах  

(земляных печах), дичь, которая, с изобретением первого оружия, дубины и  

копья, стала добавочной пищей, добываемой от случая к случаю. Исключительно  

охотничьих народов, как они описываются в книгах, то есть таких, которые  

живут только охотой, никогда не существовало; для этого добыча от охоты  

слишком ненадежна. Вследствие постоянной необеспеченности источниками  

питания на этой ступени, по-видимому, возникло людоедство, которое с этих  

пор сохраняется надолго. Австралийцы и многие полинезийцы и теперь еще  

находятся на этой средней ступени дикости.  

3. Высшая ступень. Начинается с изобретения лука и стрелы, благодар  

которым дичь стала постоянной пищей, а охота - одной из обычных отраслей  

труда. Лук, тетива и стрела составляют уже очень сложное орудие,  

изобретение которого предполагает долго накапливаемый опыт и более развитые  

умственные способности, следовательно, и одновременное знакомство со  

множеством других изобретений. Сравнивая друг с другом народы, которые  

знают уже лук и стрелу, но еще не знакомы с гончарным искусством (его  

Морган считает началом перехода к варварству), мы действительно находим уже  

некоторые зачатки поселения деревнями, известную степень овладени  

производством средств существования: деревянные сосуды и утварь, ручное  

ткачество (без ткацкого станка) из древесного волокна, плетеные корзины из  

лыка или камыша, шлифованные (неолитические) каменные орудия. Огонь и  

каменный топор обычно дают также возможность уже делать лодки из цельного  

дерева, а местами изготовлять бревна и доски для постройки жилища. Все эти  

достижения мы встречаем, например, у индейцев северо-запада Америки,  

которые хотя и знают лук и стрелу, но не знают гончарного дела. Для эпохи  

дикости лук и стрела были тем же, чем стал железный меч для варварства и  

огнестрельное оружие для цивилизации,- решающим оружием.  

2. ВАРВАРСТВО  

1. Низшая ступень. Начинается с введения гончарного искусства. Можно  

доказать, что во многих случаях и, вероятно, повсюду оно было обязано своим  

возникновением обмазыванию плетеных или деревянных сосудов глиной с целью  

сделать их огнеупорными. При этом скоро нашли, что формованная глина служит  

этой цели и без внутреннего сосуда.  

До сих пор мы могли рассматривать ход развития как вполне всеобщий,  

имеющий в определенный период силу для всех народов, независимо от их  

местопребывания. Но с наступлением варварства мы достигли такой ступени,  

когда приобретает значение различие в природных условиях обоих великих  

материков. Характерным моментом периода варварства является приручение и  

разведение животных и возделывание растений. Восточный материк, так  

называемый Старый свет, обладал почти всеми поддающимися приручению  

животными и всеми пригодными для разведения видами злаков, кроме одного;  

западный же материк, Америка, из всех поддающихся приручению млекопитающих  

- только ламой, да и то лишь в одной части юга, а из всех культурных злаков  

только одним, но зато наилучшим,- маисом. Вследствие этого различия в  

природных условиях население каждого полушария развивается с этих пор своим  

особым путем, и межевые знаки на границах отдельных ступеней развити  

становятся разными для каждого из обоих полушарий.  

2. Средняя ступень. На востоке начинается с приручения домашних  

животных, на западе - с возделывания съедобных растений при помощи орошени  

и с употребления для построек адобов (высушенного на солнце кирпича-сырца)  

и камня.  

Мы начинаем с запада, так как здесь, до завоевания Америки  

европейцами, дальше этой ступени нигде не пошли.  

Индейцам, находившимся на низшей ступени варварства (к ним  

принадлежали все, кто жил к востоку от Миссисипи), был известен уже ко  

времени их открытия какой-то способ выращивания в огородах маиса и,  

возможно, также тыквы, дыни и других -огородных растений, которые  

составляли весьма существенную часть их питания; они жили в деревянных  

домах, в обнесенных частоколом деревнях. Северозападные племена, особенно  

обитавшие в бассейне реки Колумбии, стояли еще на высшей ступени дикости и  

не знали ни гончарного искусства, ни какого бы то ни было возделывани  

растений. Напротив, индейцы, относящиеся к так называемым пуэбло в Новой  

Мексике 141, мексиканцы, обитатели Центральной Америки и перуанцы  

находились ко времени завоевания на средней ступени варварства: они жили в  

похожих на крепости домах из адобов или камня, выращивали в искусственно  

орошаемых огородах маис и другие - различные, в зависимости от  

местоположения и климата,- съедобные растения, служившие им главными  

источниками питания, и даже приручили некоторых животных: мексиканцы -  

индюка и других птиц, перуанцы - ламу. К тому же они были знакомы с  

обработкой металлов, но за исключением железа, и поэтому они все еще не  

могли обходиться без оружия и орудий из камня. Испанское завоевание  

оборвало всякое дальнейшее самостоятельное их развитие.  

На востоке средняя ступень варварства началась с приручения животных,  

дающих молоко и мясо, между тем как культура растений, по-видимому, еще  

очень долго в течение этого периода оставалась здесь неизвестной.  

Приручение и разведение скота и образование крупных стад, по-видимому,  

послужили причиной выделения арийцев и семитов из прочей массы варваров. У  

европейских и азиатских арийцев домашние животные имеют еще общие названия,  

культурные же растения - почти никогда.  

Образование стад вело к пастушеской жизни в пригодных для этого  

местах: у семитов - на травянистых равнинах вдоль Евфрата и Тигра, у  

арийцев - на подобных же равнинах Индии, а также вдоль Оксуса и Яксарта,  

Дона и Днепра. Впервые приручение животных было достигнуто, по-видимому, на  

границах таких пастбищных областей. Позднейшим поколениям кажется поэтому,  

что пастушеские народы произошли из местностей, которые в действительности  

не только не могли быть колыбелью человечества, но, напротив, были почти  

непригодны к жизни для их диких предков и даже для людей, стоявших на  

низшей ступени варварства. Наоборот, после того как эти варвары,  

находящиеся на средней ступени, привыкли к пастушеской жизни, им никак не  

могло прийти в голову добровольно вернуться из травянистых речных долин в  

лесные области, в которых обитали их предки. И даже когда семиты и арийцы  

были оттеснены дальше, на север и запад, они не могли перебраться в  

западноазиатские и европейские лесистые местности раньше, чем возделывание  

злаков не дало им возможности прокармливать свой скот, особенно зимой, на  

этой менее благоприятной почве. Более чем вероятно, что возделывание злаков  

было вызвано здесь прежде всего потребностью в корме для скота и только  

впоследствии стало важным источником питания людей.  

Обильному мясному и молочному питанию арийцев и семитов и особенно  

благоприятному влиянию его на развитие детей следует, быть может, приписать  

более успешное развитие обеих этих рас. Действительно, у индейцев пуэбло  

Новой Мексики, вынужденных кормиться почти исключительно растительной  

пищей, мозг меньше, чем у индейцев, стоящих на низшей ступени варварства и  

больше питающихся мясом и рыбой. Во всяком случае, на этой ступени  

людоедство постепенно исчезает и сохраняется лишь как религиозный акт или,