Шпильрейн Сабина. Деструкция как причина становления

Я благодарна господину Фройду за обнаружение им идеи о том, что обрезание является символом кастрации. У определённых австралийских аборигенов существует церемония кастрации, в то время как у соседствующих с ними племён церемония заключается лишь в нанесении небольших надрезов. – Всё это церемонии принесения жертв: человек оскопляет себя, то есть, символически убивает в себе сексуальность, чтобы в реальной жизни на него не обрушивалась деструкция; конечно же без деструкции вообще невозможно никакое становление! Одна из женщин рассказывала мне, что когда под наркозом у неё вытаскивали зуб, она видела себя рождающей ребёнка. Нас не удивляет то, что в сновидениях вытаскивание зуба символически замещает рождение ребёнка. Теперь перед нами уравнение: рождение ребёнка = вытаскивание зуба = кастрация, то есть зачатие может рассматриваться как кастрация. Тауск рассказал мне о клиническом случае, в котором больной представлял себя коитус именно как кастрацию: при этом пенис отрезался внутри вагины. Как раз самоудовлетворение и изображается (в сновидениях) как вытаскивание зубов = кастрация. Поэтому вполне возможно выставить следующую формулу:



коитус
зачатие =кастрация
рождение
Самодеструкции можно избежать посредством уничтожения какой-либо жертвы. В христианстве Христос берёт на себя жертвенную смерть, избавляя людей от гибели, которые теперь в своём веровании могут фигурально переживать свою смерть, идентифицируюсь с Христом. В результате символической самодеструкции, так сказать, достигается то же самое, чего Христос достиг своей реальной самодеструкцией, а именно достигается воскрешение. В христианстве самодеструкция осуществляется в образе положения во гроб, обратного перемещения в Мать-землю. Воскрешение приравнивается возрождению.
Об одном из греческих обычаев Плиний пишет следующее: «умерший человек считает нечистым до тех пор, пока он не проделает символического возрождения» (Колер). Как доказал Либрехт, акт возрождения происходит через схожее с материнским лоно круглым отверстием на поверхности какого-либо объекта. В Индии инструментом возрождения является золотая корова; в эту корову помещают возрождающегося человека и потом его протягивают через детородные места коровы. А в Иерусалиме или Мекке вместо обратного перемещения возрождающегося человека в чрево матери, такое осуществляет за него жертвенная овца или коза. Это доказывает, что жертва здесь понимается как аналог помещения в материнское чрево. Процедуру пожертвования Колер описывает следующим образом: «До того, как войти в дверь дома, человек расставляет ноги, чтобы жертву можно было положить между ног. Потом жертву кладут на левый бок, мусульманин направляет её голову на юг или Мекку, а христианин – на восток или на Иерусалим и перерезают голову жертве непосредственно на самом пороге дома или перед домом. Когда возрождающийся человек является христианином, то на его лбу рисуется кровью крест. Потом христианин перешагивает через свою жертву и её кровь, и входит в дом, он приносит с собой в церковь одежду, которую будет носить, чтобы священник освятил её». Положение жертвы, находящейся между расставленными ногами человека, возвращающегося домой, соответствует положению рождающегося ребёнка. Да и на отношение к смерти Христа намекает кровавый крест, который рисуется на лбу возрождающегося человека. Человек умирает и возрождается в Христе.
И в этой главе мы видим, что становление выходит из деструкции; здесь тоже прародитель = одаряющий жизнью Бог превращается в ребёнка, который помещается обратно в материнское чрево. Смерть сама по себе ужасна, но смерть, стоящая на службе сексуального инстинкта, то есть, смерть в качестве деструктивного компонента, ведущего к становлению, приносит исцеление. Вечная жизнь не может принести человеку счастья; это мы видим и в легенде об источнике жизни. Приведу соответствующее место из саги об Александре (по Фридлэндеру): как-то случайно повар Александра оказался у искомого источника; повар хотел промыть в воде засоленную рыбу, и вдруг рыба ожила, выскользнула из его рук и уплыла. Повар тоже искупался в той воде и в результате купания достиг бессмертия, но ничего хорошего это ему не принесло: король, которому он рассказал о происшедшем с ним чуде, страшно разгневался, так как он никогда ранее не слыхал об этом, и велел повара, которого нельзя было убить, бросить в море. Повар превратился в опасного морского демона, которому (по другим легендам) нужно было приносить жертвы. Повар, пожелавший стать бессмертным, был наказан и наказание его заключалось в том, что он был опять помещён в воду, то есть, в первичный элемент (материнское чрево)[1], и его деструкция, не находящая для себя в реальной жизни объекта, стала опасной и разрушительной. Аналогии к такой судьбе повара мы находим в корне мандрагоры[2] или в опасных земляных человечках, пока ещё не родившихся. В результате убийства этих опасных растений их можно сделать исцеляющими человека (убивать = рождение). Другим аналогом беспокойно бушующего в воде повара является Летучий Голландец. На эти аналогия обращает внимание иФридлэндер. По мнению Графа это неутомимое плавание Голландца по морям отражает его психическое состояние, в котором он понапрасну страстно желает отыскать подходящий для себя объект. И повар, стремящийся найти для себя смерть, и Летучий Голландец, оба говорят нам о том, что человек страстно стремится к эротической смерти, то есть, к смерти, приводящей к новому становлению, так как и Зента, и Голландец, поднимаются окруженные волнами.
«В соответствии с одним из древних преданий при изгнании из рая Адам получает на дорожку не посох (= древо жизни, по Вюнше), а геомантическое[3] кольцо с крестом мира, кольцо, которое он передал потомкам; а уже через них кольцо попало в Египет и стало считаться тайной всех наук»[4]. Вместо древа жизни здесь по мнению Вюнше фигурирует кольцо. То есть, кольцо как и древо жизни является символом генезиса (возникновения). Вюнше обращает внимание на одно из мест в гётевском «Райнеке-лис» (песня 10, V, 7 и след.), где речь идёт о золотом кольце с тремя выгравированными на нём древнееврейскими словами, которые если верить лису, предназначены для короля: Три выгравированных имени принёс кроткий Сиф из рая на землю, когда он отыскивал бальзам милосердия. Как мы знаем из рая Сиф приносит три яблочных семечка или три рисовых зёрнышка, из которых потом должно появиться древо жизни[5], так что три выгравированные на кольце слова являются символическими образами силы кольца, одаривающего жизнью. Теперь нам становиться понятнее и кольцо в песне о Нибелунгах, символическое значение которое заключается в оплодотворении и возрождении, это ─ жизнеутверждающая сила, принёсшая закат.
Мир может быть спасён только тем, что жизнь возвращается к своим первоистокам, а символически это может быть изображено так: кольцо (жизнь) возвращается назад на своё исконное место, откуда оно было когда-то взято.
Во второй части моей работы я намеренно ограничилась несколькими задачами, чтобы на несколько довольно разнородных примерах проиллюстрировать применимость к мифологии взглядов, к которым я пришла в первой части. Остаются для будущего более широкие и глубокие исследования, которые позволят доказать наличие деструктивных компонентов сексуальности и в отдельных реликтовых образах, имеющих психологическую или мифологическую природу. Но думаю, что приведённые мною примеры достаточно ясно показывают, что, в полном соответствии с биологическими фактами, влечение к продолжению рода и психологически тоже состоит из двух антагонистических компонентов, а потому оно столь же хорошо может быть как влечением становления, так и влечением разрушения.


[1] См. Ранк. Der Mythus von der Geburt des Helden (Миф о рождении героя). „Schriften zur angewandten Seelenkunde“.
[2] своей формой он напоминает человеческую фигуру (по народному поверью он приносит богатство и счастье)
[3] Геомантия – искусство предсказывать судьбу по линиям и фигурам на песке.
[4] Wünsche. Vom Lebensbaum u. Lebenswasser (О древе жизни и живой воде). По мнению Вюнше во многих легендах древо жизни = древу познания. Сравни с мнением Ницше, для которого познание = любви.
[5] Там же.