Франке У. Когда я закрываю глаза, я вижу тебя (Системная терапия и консультирование).

Под «движением навстречу» можно понимать интерес к миру, на другом уровне - обращенность к жизни и, как бессознательно или сознательно занятую позицию, внутреннюю открытость. Движение навстречу можно описать как первичное движение, направленное на встречу с людьми и объектами. Его задача - устанавливать и сохранять контакт со всем, что необходимо для жизни и выживания. Модели движения навстречу соответствуют так называемые первичные чувства, а для физического состояния характерны расслабленность, подвижность, спонтанные и адекватные ситуации реакции. Основная позиция определяется интересом и согласием и представляет собой принципиальное «да» этому миру. В этом смысле оно дает силы, поддерживает жизнь и помогает двигаться вперед.
Под «движением прочь» можно понимать любой вид ухода, когда клиент внутренне отворачивается и закрывается. Это нужно ему в первую очередь для того, чтобы защитить себя в ситуации, которую он не мог бы встретить иначе, с которой по-другому он справиться не может. На уровне тела внутреннее движение прочь можно распознать по хроническому напряжению, на когнитивном уровне — часто по представлениям и концепциям, как что-то должно бы быть, а не как это обстоит на самом деле. У таких клиентов часто обнаруживается модель отказа, отвержения И сопротивления или постоянная готовность к столкновению, что можно понять как более или менее активную стратегию, направленную на отграничение личного пространства от внешнего мира. Завершают картину «вторичные чувства». Вся позиция клиента соответствует слову «нет». Эта позиция или эта модель ухода является результатом рано приобретенного опыта, когда после фазы импритинга первых лет жизни он подвергался серьезной травма-тизации, которая поколебала и изменила его изначально жизнеутверждающую базовую структуру.
Как нам известно из психологии развития, ребенок начинает общаться очень рано — сразу после рождения или даже раньше. По Боулби (ср. Trautner 1978), фаза, когда ребенок открыт для основных запечатлений, заканчивается уже в возрасте около трех лет. Усвоенные в этот период модели очень стабильны, однако не необратимы. Психотерапевтическое лечение позволяет заново научиться функциональным и, следовательно, более уместным, целесообразным и полезным моделям.
В университете, на курсе психологии развития, профессор показывал нам фильм, посвященный известным опытам «still face» по Брэзелтону. В нескольких эпизодах там демонстрировалась коммуникация между матерью и ребенком (Brazelton u-Cramer 1991).
Камера направлена на маленького ребенка, который полусидит, полулежит в своей люльке. Рядом стоит зеркало, в котором видно лицо матери, так что оба находятся в поле зрения наблюдателя. В начале фильма мать подходит к ребенку, и он смеется. В первом опыте мать реагирует на ребенка, улыбается ему в ответ, обращается к нему, дотрагивается до него. Ребенок в восторге, он смеется и довольно гулит.
Во втором опыте мать подходит к ребенку, который снова смеется. Но в этот раз мать получила указание не реагировать на ребенка. Она смотрит на ребенка неподвижным взглядом, без дружелюбного узнавания {stillface = неподвижное лицо). Ребенок смеется и тянется к матери, но та не реагирует. Ребенок предпринимает еще одну попытку, его взгляд становится беспокойным. Когда мать снова не отвечает на его призыв, он заметно напрягается и начинает беспокойно двигаться. В конце концов он отводит глаза, делается вялым и вопросительно смотрит на мать или начинает кричать и плакать. Каждый эпизод фильма длится несколько минут. Дальнейшие исследования показали, что, если мать снова постоянно ведет себя с ребенком приветливо и внимательно, то отношения между ней и ребенком быстро нормализуются. После первого недоверия ребенок скоро опять открывается навстречу матери.
Если же отвержение ребенка матерью является постоянной моделью (а как показали исследования Брэзелтона, в основе такого поведения матерей лежит их опыт общения с собственными матерями), то ребенок остается в состоянии напряжения и бессильного отказа.
Симптомы правильны
Мы можем понимать симптомы и недостатки, на которые жалуется клиент, его неадекватное поведение и непонятные, смущающие и мучающие его чувства, как исполненные смысла символизации. Они всегда «правильны». В соответствующем контексте становится ясно, почему клиент так поступает или чувствует. Как при отливке бронзового рельефа, мы видим негатив и из этого делаем вывод, как должен выглядеть позитив. В этом смысле симптом — ключ к отсутствующей информации.
Для клиента симптом — помеха и бремя. Он считает себя ответственным за него и предъявляет себе упреки, если не может взять его под контроль. Поэтому когда в симптомах, наконец, обнаруживается некий смысл или когда благодаря системному знанию они приобретают другое значение, это становится для клиента большим облегчением.
Если в сегодняшней ситуации возникает перенятый из семейной системы симптом или чувство, мы исходим из того, что, в отличие от времени и обстоятельств появления, их качество и масштаб «правильны». Эти симптомы или чувства выглядят так, будто они принадлежат кому-то другому. Чтобы понять симптом по-новому, важны следующие вопросы: как его можно объяснить, в каком контексте он имеет смысл, к какой ситуации и к кому из членов системы клиента мы можем его отнести?
Пример
Г-жа Крамер, 25-летняя студентка последнего курса, незадолго до экзаменов рассказывает о своих кошмарах, в которых ей снится война и после которых она каждый раз просыпается в ужасе и вся мокрая от пота. Исследуя ее семейную систему на предмет ситуаций, где эти чувства и образы могли бы иметь смысл, мы натолкнулись на травмирующие события, пережитые на войне ее отцом и дедом, где оба были солдатами. Клиентка словно бы заново переживала их чувства и страхи.
Первичные чувства
и внутреннее движение навстречу
В терапии мы поддерживаем клиента прежде всего в его первичных чувствах. Мы рассматриваем их как изначальные чувства, которые связаны с обращенностью к кому-то или чему-то. Их можно узнать по следующим признакам: первичные чувства придают сил. Они выражают внутреннее движение навстречу, они всегда адекватны той ситуации, в которой возникают. Это может быть симпатия, глубокая любовь, но это может быть и негодование в ответ на несправедливость или страх в опасной ситуации. Такое чувство проходит определенную дугу напряжения: оно появляется, нарастает, затихает и заканчивается. Первичные чувства клиент может переживать с открытыми глазами, оставаясь в контакте с внешним миром, что в случае вторичных чувств невозможно. В нас, терапевтах или присутствующих, что-то отзывается, и мы можем с пониманием, терпением и сочувствием сопровождать клиента в его процессе.
Когда ребенок появляется на свет, все его проявления и коммуникация — это исключительно движение навстречу. Мы предполагаем, что это внутреннее движение вызывается потребностью в принадлежности. Возможно, в нас еще звучит старый опыт млекопитающих, говорящий о необходимости принадлежать к стаду, которое дает нам защиту и безопасность и обеспечивает всем, что нужно для выживания. Если нас исключат или если мы слишком далеко от него отойдем, то нас съест хищник.
Как пишет Иван Бузормени-Надь, мы можем побудить других что-то нам дать, когда сами что-то даем. Так что, если родители всегда в распоряжении ребенка и их действия определяются не их собственной нуждаемостью, то ребенок чувствует себя уверенно и защищенно. Его физические и психические потребности удовлетворяются, и он доволен. Он учится в семье всему, что необходимо для жизни, и в первую очередь он учится различать, что правильно и что неправильно: что он должен и чего он не должен делать, чтобы принадлежать к своей семье.
Люди, которые могут испытывать свои первичные чувства и жить в движении навстречу, на терапию обычно не приходят. Они способны искать контакта и обмена с другими людьми и строить общение таким образом, что оно приносит им удовлетворение. Мы чаще видим людей, для которых этот открытый доступ (в связи с их историей или опытом) закрыт, так что они живут с ощущением внутренней границы, которую сами, при помощи имеющихся на сегодняшний день средств, перешагнуть не могут. В качестве рабочей гипотезы мы предполагаем, что проблемы или нежелательные симптомы, с которыми приходит к нам клиент, берут начало не в его первичных движениях, а что речь идет о вторичных или перенятых чувствах.
Вторичные чувства, внутреннее движение прочь и «прерванное движение любви»
Сначала для ребенка отношения с родителями или теми, кто о нем заботится, представляют собой целый мир. Здоровому развитию способствует, когда ребенка видят, когда о нем заботятся, прикасаются к нему, когда он испытывает чувство принадлежности. Ребенок живет в отношениях и обмене и на опыте убеждается в том, что заботу, внимание и удовлетворение своих потребностей он получает, когда проявляет себя, когда доверяется.
Если предлагаемые им отношения не находят отклика, а попытки сближения постоянно отклоняются и приводят к ощущению беспомощности, для ребенка это означает, что он не в состоянии получить от своего окружения то, что ему сейчас нужно. Как в описанном выше опыте, ребенок, который еще не владеет речью, впадает в состояние физического беспокойства и отворачивается. Мы рассматриваем это как базовую модель для вторичных чувств, и если такая модель проходит через всю жизнь клиента, то мы вслед за Бертом Хеллингером можем назвать это «прерванным движением любви».
Если связь нарушается часто и надолго, то, по всей видимости, наступает предел, когда бессилие одерживает верх и ребенок больше не пытается установить контакт с другим человеком. Он словно бы принимает в душе решение никогда больше не подвергать себя такому болезненному опыту, который вызывает у него эти физические состояния, никогда больше не вступать в близкие, глубокие отношения, а делать все самостоятельно.