§ 44. Редукция трансцендентального опыта к собственной сфере - Эдмунд Гуссерль и его Картезианские размышления - Неизвестен - Философы и их философия

Коль скоро речь заходит о трансцендентальной конституции и тем самым о трансцендентальном смысле «других» субъектов, и следовательно, об универ­сальном смысловом пласте, который продуцируется «другими» и которым только и обеспечивается возмож­ность существования для меня объективного мира, то нужно сказать, что этим субъектам пока еще не может быть приписан смысл объективных существующих в мире «других». Первое методическое требование для правильного дальнейшего движения состоит здесь в том, чтобы прежде всего осуществить внутри универ­сальной трансцендентальной сферы своеобразное те­матическое ётюхп Все, о чем шла речь в настоящий мо­мент, мы исключаем пока из тематического поля, т. е. мы отвлекаемся от всех результатов консти­тутивной работы интенциональности, непос­редственно или опосредованно связанной с «дру­гими» субъектами, и прежде всего выделяем всю полноту взаимосвязей той актуальной и потенциаль­ной интенциональности, в которой ego конституиру­ется в собственном своеобразии и конституирует не­отделимые от него синтетические единства, которые, следовательно, тоже следует причислить к этому свое­образию ego.

Редукция к моей трансцендентальной собствен­ной сфере или к моему конкретному трансценден­тальному «Я сам» путем абстрагирования от всего, что в результате трансцендентальной конституции воз­никает как другое по отношению ко мне, обладает необычным смыслом. В естественной, связанной с миром установке я нахожу «других» отличными от меня и противопоставленными мне. Если я абстраги­руюсь от «других» в обычном смысле слова, то оста­юсь один. Но такая абстракция не радикальна, такое одиночество еще ничего не меняет в естественном смысле мира, доступного для каждого в опыте, — в смысле, который в естественной установке свойствен и для Я и который не исчез бы, даже если бы какая-ни­будь вселенская чума оставила меня в полном одино­честве. В трансцендентальной же установке, которая сопровождается охарактеризованной выше консти­тутивной абстракцией, мое ego, ego размышляющего, в своем трансцендентальном своеобразии не есть все­го лишь редуцированное к коррелятивному феноме­ну обычное человеческое Я в рамках совокупного феномена мира. Скорее, речь идет о сущностной структуре универсальной конституции, в ко­торой трансцендентальное ego живет как конституи­рующее некий объективный мир.

То, что специфически свойственно мне как ego, мое конкретное монадическое бытие чисто во мне самом и для меня самого в замкнутой сфере своеоб­разия, охватывает всякую интенциональность, в том числе и направленную на нечто «другое» по отноше­нию ко мне; однако, по методическим соображени­ям, ее синтетический результат (возникающую для меня действительность «другого») следует на первых порах исключить из нашей тематики. В этой особой интенциональности конституируется новый бытий­ный смысл, выходящий за пределы моего монадичес-кого ego в его самостном своеобразии; при этом кон­ституируется некое ego не как «Я сам», но как ego, отражающееся в моем собственном Я, в моей мо­наде. Однако это второе ego не просто наличеству­ет, данное для нас как оно само, — оно конституи­ровано как alter ego, причем упомянутым в этом выражении ego являюсь Я сам в своей собственной сфере. В соответствии со своим конститутивным смыслом «другой» указывает на меня самого; «другой» есть мое собственное отражение, и в то же время не является таковым, это — мой собственный аналог, и, опять-таки, аналог не в обычном смысле слова. Если, таким образом, ego сначала было ограничено в своей собственной сфере, а его содержание исследова­но и надлежащим образом определено не только в отношении переживаний, но и в отношении конк­ретных, неотделимых от ego значимостеи, то теперь следует поставить вопрос о том, как мое ego внутри своей собственной сферы может под рубрикой «опытное познание другого» конституировать имен­но нечто «другое», — нечто, обладающее тем смыс­лом, который исключает продукты конституции из конкретного содержания конституирующего смыс­лы конкретного «Я сам», как некий аналог последне­го. В первую очередь это касается любых alter ego, a затем и всего того, что получает из них смысловые определения, короче говоря, объективного мира в его собственном и полном значении.

Эта проблематика станет более понятной, если мы приступим к характеристике собственной сферы ego и, соответственно, к развернутому проведению абст­рагирующего έποχή, в результате которого эта сфера выявляется. Тематическое исключение конститутив­ных результатов, достигнутых в опыте «другого», и вместе с ним всех связанных с «другим» способов осознания выступает теперь не просто как феноме­нологическое έποχή в отношении наивной бытийной значимости «другого» и в отношении всех сущих для нас в наивной непосредственности объектов. Ведь всегда остается в силе и предполагается трансценден­тальная установка, сообразно которой все, что преж­де существовало для нас непосредственно, берется исключительно как феномен, как полагаемый и под­тверждающий себя смысл, чисто в том виде, в каком он обрел или обретает для нас бытийную значимость как коррелят подлежащих раскрытию конститутив­ных систем. Именно это раскрытие и прояснение смысла мы и подготавливаем теперь посредством но­вого елохп нижеследующим способом.

Как пребывающий в трансцендентальной уста­новке, я в первую очередь пытаюсь установить границы «моего собственного» внутри горизонта мое­го трансцендентального опыта. Прежде всего я го­ворю, что это нечто «не-другое» по отношению ко мне. Я начинаю с того, что посредством абстрагирования освобождаю горизонт этого опыта от всего «другого» вообще. Особенностью трансценденталь­ного феномена мира является его непосредственная данность в согласованном опыте, и потому, рассмат­ривая этот мир, следует обратить внимание на то, как «другое» участвует в определении смысла, и путем абстракции исключить его в той мере, в какой оно задействовано в этом определении. Таким путем мы абстрагируемся в первую очередь от того, что при­дает людям и зверям их специфический смысл в ка­честве, так сказать, эгоподобных живых существ и, в дальнейшем, от всех определений феноменального мира, которые в своем смысле отсылают нас к «дру­гим» как к субъектам Я и, следовательно, предпола­гают наличие последних. Таковы, например, все куль­турные предикаты. Можно также сказать, что мы абстрагируемся от всего «духовно-другого» по отно­шению к нам, что позволяет рассматриваемому здесь «другому» обрести свой специфический смысл. Сле­дует также учесть и исключить путем абстрагирова­ния свойственный всем объектам феноменального мира и определяющий их как «другие» характер яв­ной для каждого принадлежности к окружающему миру, их наличие и доступность для каждого, их спо­собность заинтересовать или оставить равнодушным каждого в его жизненных стремлениях.

Мы констатируем при этом одно важное обстоя­тельство. После того к.ак мы осуществили такую аб­стракцию нам постоянно дан в своем связном единстве один слой феномена мира, как транс­цендентального коррелята непрерывно текущего согласованного опыта мира. Несмотря на нашу аб­стракцию мы можем непрерывно продолжать наше опытное созерцание, оставаясь исключительно в пределах этого слоя. Этот единый слой замечателен далее тем, что он является сущностно фундирующим слоем, т. е. я, очевидно, не могу обладать «другим» как опытом и, стало быть, не могу обладать смыслом «объективного мира» как данным в опыте, не обла­дая этим слоем в своем актуальном опыте, тогда как обратное может иметь место.

Рассмотрим ближе результат нашей абстракции, т. е. то, что остается для нас после ее осуществления. В феномене мира, в явлении мира в его объективном смысле выделяется некий нижний слой как природа в моей собственной сфере, которую следует четко отличать от просто природы, т. е. той природы, кото­рая становится темой естествоиспытателя. Правда, последняя тоже вырастает в результате абстрагиро­вания, а именно, абстрагирования от всего психичес­кого и от тех предикатов объективного мира, про­исхождение которых личностно обусловлено. Но то, что получает в своей абстракции естествоиспытатель, представляет собой некий принадлежащий самому объективному миру (а в трансцендентальной уста­новке — предметному смыслу «объективный мир») и, таким образом, тоже объективный слой, как объек­тивно, в свою очередь, и то, от чего он абстрагирует­ся (объективное психическое, объективные культур­ные предикаты и т.д.). В нашей же абстракции целиком и полностью исчезает сам смысл «объектив­ного», принадлежащий всему сущему в мире как ин­терсубъективно конституированному, как доступно­му для каждого в опыте и т. д. Так к моей собственной сфере, очищенной от всех смыслов «другой» субъек­тивности, принадлежит смысл «просто природы», который тоже утратил это уточнение «для каждого», и который, следовательно, ни в коем случае нельзя принимать за некий абстрагированный слой самого мира или его смысла. Тогда среди тел, охваченных этой природой в моей собственной сфере, я нахожу мое живое тело, выделенное в своей уникальности, как то единственное среди них, которое есть не просто тело, но именно мое живое тело, един­ственный объект в пределах абстрагированного мной мирового слоя, которому я, сообразуясь с опы­том, приписываю поля ощущения, хотя они и по-раз­ному связаны с ним (поле тактильного ощущения, поле ощущения теплого и холодного и т. д.), един­ственный объект, в котором я непосредственно пре­обладаю и господствую, как, в частности, и в каждом из его органов. Благодаря осязательному кинестезису я получаю и в любой момент могу получить вос­приятие с помощью рук, благодаря зрительному — с помощью глаз и т. д., причем всякий такой органичес­кий кинестезис протекает в модусе «Я делаю» и под­чинен моему «Я могу»; далее, вводя в игру эти кинес-тезисы, я могу что-нибудь толкать, передвигать и т. д., и тем самым сперва непосредственно, а затем опос­редованно действовать как живое тело. Осуществ­ляя восприятие, я познаю или могу познать в опыте все, что принадлежит к природе, в том числе и соб­ственную живую телесность, которая, следователь­но, рефлексивно соотнесена при этом с самой собой. Это становится возможным потому, что я в тот или иной момент могу с помощью одной руки воспри­нимать другую, воспринимать глаз с помощью руки и т. д.; при этом действующий орган должен стать объектом, а объект — действующим органом. То же самое относится и вообще ко всякому возможному способу изначального рассмотрения природы и жи­вой телесности при помощи этой последней, кото­рая, следовательно, и в практическом отношении соотнесена сама с собой.

Выявление моего редуцированного к собственной сфере живого тела уже отчасти знаменует собой вы­явление собственной сущности объективного феномена «Я как этот человек». Если я редуцирую Других людей к моей собственной сфере, я получаю заключенные в ее пределах тела, если я редуцирую себя как человека, я получаю свое живое тело и свою душу, или себя как психофизическое единство и в нем — свое личное Я, которое действует в этом жи­вом теле, а также при его посредстве действует во внешнем мире или претерпевает его воздействие, и которое, таким образом, благодаря постоянному присутствию в опыте таких уникальных способов со­отнесенности с Я и с его жизнью, вообще конститу­ировано в психофизическом единстве с одушевлен­ным телесным организмом. Если в моей собственной сфере произведено такое очищение внешнего мира, живого тела и психофизического целого, то я утра­чиваю свой естественный смысл в качестве некого Я, — поскольку исключено всякое смысловое соотно­шение с каким бы то ни было «Мы» или «Нам», — а так­же всякую соотнесенность с миром в естественном смысле слова. Но в своем духовном своеобразии я ос­таюсь тождественным Я как полюсом своих много­образных чистых переживаний, протекающих в моей пассивной и активной интенциональности, а также всех хабитуальностей, учрежденных или еще только подлежащих учреждению в этих переживаниях.

Благодаря этой своеобразной абстракции, в ре­зультате которой был устранен смысл «другого», мы сохранили некий мир, некую редуцированную к соб­ственной сфере природу, которая при посредстве телесного организма вмещает в себя психофизичес­кое Я, обладающее телом, душой и личностным Я, как абсолютно уникальными образованиями в этом ре­дуцированном мире. Очевидно, в нем встречаются и предикаты, получающие свое значение из этого Я, например, «ценностные и деятельностные предика­ты». Все это не имеет, таким образом, абсолютно ни­какого отношения к миру в естественном смысле (и поэтому здесь постоянно используются кавычки), но есть лишь то, что принадлежит мне одному в моем опыте мира, что всюду пронизывает его и пребывает в нем в связном единстве, доступном моему созерцанию. Следовательно, все то, что мы различаем при членении этого феномена мира в собственной сфе­ре, образует конкретное единство, о чем свидетель­ствует и то обстоятельство, что пространственно-временная форма, — соответственным образом редуцированная к собственной сфере, — также вклю­чена в этот редуцированный феномен мира; поэто­му и редуцированные «объекты», «вещи», «психофизи­ческое Я» существуют как внешние по отношению друг к другу. Но здесь наше внимание обращает на себя одно примечательное обстоятельство: некая череда очевидностей, которые, однако, в своем чередовании кажутся парадоксальными. При оттеснении «друго­го» на задний план не затрагивается совокупная пси­хическая жизнь моего Я, этого психофизического Я, включая и жизнь, в которой совершается мое опыт­ное познание мира, т. е. не затрагивается мой действи­тельный или возможный опыт «другого». Значит, мое душевное бытие включает в себя совокупную консти­туцию сущего для меня мира, в дальнейшем подраз­деляемую на конститутивные системы, в которых кон­ституируется мое собственное, и конститутивные системы, в которых конституируется «другое». Я, ре­дуцированное «человеческое (психофизическое) ego», конституирован, таким образом, как звено мира, вме­щающего многообразные объекты, находящиеся вне меня, но я сам конституирую все это в своей душе и ношу в себе, в интенциональном смысле. Если бы и могло оказаться, что все конституированное в пре­делах моей собственной сферы, а значит, и редуци­рованный мир, принадлежит конкретному существу субъекта конституции как неотъемлемое внутреннее определение, то собственный мир Я оказался бы в его саморазвертывании внутренним, а, с другой сторо­ны, Я, непосредственно развертывающееся в этом мире, само обнаружилось бы в качестве одного из его внешних моментов и отличало бы себя от внешнего мира.