11 Два крыла и центр

Фактор, который делает возможной идею двухличностного mundus imaginalis, — это контрперенос. Мы видели, что аналитик может думать, чувствовать или вести себя, как если бы он был пациентом, и как он может стать частью внутреннего мира пациента. Например, М., моя пациентка с анорексией, о которой я говорил выше, стимулировала возникновение у меня в мозгу картин телесного повреждения и разрушения. У нее было бледное лицо, и она была очень худая и изможденная. Мне в голову пришло выражение "живая смерть". Позднее она сказала мне, что много думала о безногих личинках, но что-то мешало ей сказать об этом мне. Мы говорили о том, почему пища отталкивает ее, что значит быть съедаемой изнутри, что яйца (в смысле личинок или размножения) отвратительны и о других связанных с этим вопросах. Мне не нужно было делиться с нею связанными с нею образами, поскольку в этом случае ее материал затрагивал все темы. Тем не менее произошло то (и у каждого аналитика это было), что mundus imaginalis стал общим измерением в переживании.
Я полагаю, что современные взгляды на контрперенос заставляют нас рассмотреть позицию по отношению к разделению между внутренним и внешним в анализе. Нет необходимости бояться оставить межличностное измерение или потерять идею о том, что психологические последствия раннего развития требуют анализа. Фактически я бы сказал, что точно так же, как наше понимание внутреннего мира может быть расширено до включения межличностной динамики, наше понимание того, что межличностно, может быть определено по-другому и расширено до такой степени, когда внутренняя система образов начинает рассматриваться как нечто, связывающее пациента и аналитика (две личности) в анализе. Отсюда следует, что разделять работу над явно воображаемым и над явно межличностным — это концептуальная ошибка и практическое ограничение.
Это не просто вопрос противопоставления межличностной коммуникации и ее исследования подходу воображения. Если идея двухличностного mundus imaginalis воспринимается серьезно, тогда мы должны рассматривать межличностное через говорящую психику, а воображаемое как способ коммуникации между двумя людьми. Люди могут быть выражением внутренней динамики, а внутренние образы могут зарождаться в какой-то степени в личностях. С прагматической точки зрения, размывание этого различия при оценке материала пациентов может быть тем, что аналитики всех школ уже делают, когда используют понятие комплекса (архетипическая сердцевина плюс личный опыт, часть психической реальности). Временами бывает очень важно подчеркнуть это различие, но это было бы реакцией на конкретную ситуацию.
Тем не менее, в аналитической психологии в целом существует напряжение между работой с человеком и с образом. Напряжение иногда выражается через расщепление "клинического и "символического" подходов. Я утверждал, что даже несмотря на то, что могут существовать огромные методологические и описательные различия, такое различие преодолимо. Иначе аналитическая психология перестанет существовать как дисциплина.
Нужно нарисовать поле нашего обсуждения как цельное и непрерывное, с тем чтобы разделялись "образы и "межличностные взаимодействия" не были отделены или не возвеличивались одни над другими из-за предвзятой иерархии важности.

ПРЕДМЕТ ОБСУЖДЕНИЯ: К ПОСТЪЮНГИАНСКОМУ ЭТОСУ

Но даже, или скорее только при наличии единого предметного поля нам необходимо подумать о причинах для того, чтобы уделять внимание одним факторам, и не уделять другим. Ранее я приводил пример того, насколько словесным было архетипическое воздействие, а не зажигательным, хотя это, несомненно, значительно более глубокий вопрос (с. 97 выше). Можно было бы задаться вопросом, что же вызывает такую сильную флуктуацию внимания, флуктуацию, которая создала архетип. В этом примере внимание вырабатывалось глубиной чувствования и, прежде всего, сменой чувств.
Смена чувств ощущалась как изменение в условиях чувствования группы и отдельных людей в ней. В свою очередь, изменение происходило вследствие несоответствия, использования метафоры (группа словесна). При анализе аналитик работает с подобными вещами, находит их психологическую подоплеку, используя минималистский подход. Речь аналитика, обращенная к пациенту, также изобилует флуктуациями, несоответствиями и метафорами. Интерпретация или вымысел, даже основанный на реконструкции, — это метафора, созданная для смены чувств пациента.
Когда мы говорим о смене чувств, ясно различимы два вида воздействий. Во-первых, то, что Пуанкаре назвал "избранным фактом". Психологически это образ или идея, которая нмчынает сильное ощущение понимания в атмосфере несоответствия, играя роль особой ключевой точки внимания.
Второй вид воздействия, говоря словами Биона, — это "вертекс" (вершина) субъекта. Он предполагает точку, угол зрения, или перспективу и включает предположения, оценку ценностей, концепции и уроки, полученные из опыта. Именно с этой' вершины происходят попытки понять явления. Это не следует воспринимать как нечто чисто интеллектуальное. Бион пишет об "использовании внутреннего глаза", "видении" и "видении в воображении" в связи с вертексом (Bion, 1965).
Многочисленные разногласия относительно теории, и практики отражают различные стороны анализа. Но, как указывал Бион и предполагается показать в этой главе, "два аналитика, принадлежащих к разным психоаналитическим школам, могут общаться и понимать друг друга, если у них общий вертекс, даже несмотря на то, что их теории и концептуальные схемы могут быть различны" (цит. по: Grinberg и др., 1977, с. 10 . Таким образом, теперь мы можем посмотреть на шесть категорий решетки, введенной в главе 1, которая определяет дисциплину аналитической психологии и дает постъюнгианский вертекс. Теории и концептуальные схемы аналитических психологов все же различаются, но по отношению к спорам по поводу большего или меньшего внимания к шести разделам у постьюнгианцев общий вертекс и общее идеологическое будущее. Важно, что это показывает их возможности общаться и понимать друг друга.
Вертекс предполагает точку зрения или перспективу, но перспективу чего? Вероятно, психики. Схематический, иерархический и классификационный подходы к психике уступили место нейтральным функциональным этосам, предполагающим темы, модели, поведение, образы, эмоции, инстинкты. Ключевыми словами теперь являются "взаимодействие" (этих элементом), относительность" (архетипы в глазах наблюдателя) и "системный". Системный (не систематический) подход предполагает, что изменения в каком-либо одном рассматриваемом элементе вызывают изменения во всех других элементах, с которыми он может быть связан. Следовательно, изучение одного элемента становится трудным, даже бесполезным занятием.
В конце концов, внутреннее и внешнее, врожденное и личностное, образ и инстинкт, межличностное и внутрипсихическое можно рассматривать как просто некое непрерывное поле без каких-либо изначально существующих или предписанных фокусов или центров внимания. Именно к этому применимо понятие вертекс.
Также следует установить связь между взглядом на аналитическую психологию и тем, что происходило в физике, лингвистике и антропологии в течение двадцатого столетия. В этих областях также произошел сдвиг от размышлений по поводу массы, вещества или сущности к размышлениям и фантазированием по поводу множественных отношений, гипотез и других попыток поймать момент в текучести вселенной. В целом, Юнг указывает, что ложный взгляд на его психологию как на нечто буквальное, конкретное и статичное — это такое прочтение, в котором и он тоже виноват.
Наша ориентация квази-феноменологична. При этом я имею в виду, что феноменологический поиск того, что является причиной, также обращен ко внутреннему миру, к образам и фантазиям, расширяет его сферу и включает мысли о значении, но только тогда, когда такие мысли действительно выбираются человеком или контекстом. Смысл — не есть нечто данное, обязательство или требование, предъявляемое внешним миром.