Травма и душа: внутренний "мучитель"

Как в мифологии и сказках, так и в структуре травмированной психики детская часть, олицетворяемая образом ребенка (см. статью «Образ ребенка»), представляет угрозу для защитной системы самосохранения. Это достаточно мощная, властная и ригидная часть личности противостоит всему новому и отвергает любые изменения.

Система сохранения психики формируется как ответ на травму, в результате чего она подчиняет себе личность. В детстве она функционирует как защита от распада и разрушения, однако поскольку она противится любому развитию и изменению, в конечном итоге внутренний «убийственный патриарх» по Юнгу препятствует всякому изменению, включая исцеление в аналитической работе.

В своей книге «Травма и душа» юнгианский аналитик Дональд Калдшед ссылается на данные ранних наблюдений за младенцами, которые подтверждают факт расщепления либидо и агрессии в результате травмированной привязанности. В результате агрессия, которая  при нормальном развитии служит для защиты от внешней угрозы, направляется вовнутрь и «атакует» потребность в отношениях как фактор, угрожающий стабильности, достигнутой за счет расщепления.

Защитная система психики: личный ад

Для иллюстрации действия защитной системы психики Калдшед использует яркий образ  дантовского ада с его параноидным ландшафтом. Чтобы исцелиться необходимо мужество для спуска в преисподнюю и встречи со своим внутренним демоном.

Сначала внутренние демоны выступают защитниками ребенка при множественной травматизации, однако по мере взросления они набирают силу и приобретают все больших контроль над личностью, усиливая чувства гнева и разочарования.

Расщепление в младенческом возрасте выражается в том, что тело становится контейнером (вместилищем) для отщепленного «плохого» аффекта, а сознание становится обителью только для «правильных» мыслей. С одной стороны такая защита уберегает психику от осмысления непереносимого переживания, с другой – невротическое страдание становится постоянным.

Отщепленные части личности, как «невинные детские», так и «агрессивные» проявляются в материале сновидений и фантазий клиентов, переживших травму.

Что примечательно, в психоанализе эта зловещая внутренняя часть по-разному обозначалась в различных теориях:

У Фрейда – влечение к смерти.

У Биона – «атака на связь».

У Кляйн  - садистические импульсы по отношению к груди.

У Винникота – «примитивные защиты при ранней травме».

У Фордхама – архетипические зашиты Самости.

У Пинкола-Эстес – «внутренний хищник».

Дит стремится полностью починить себе сознательное Эго, используя для этого искажение реальности. По этой причине жизнь пациентов, переживших систематическую детскую травматизацию, представляет собой постоянное вписывание реальности в привычный сценарий «невинная жертва/злодей».

О терапии травмы

Как и произведение Данте, исцеление в аналитическом контакте начинается с нисхождения в ад, на входе которого расположена надпись «Оставь надежды всяк сюда входящий…»  В нашем случае это означает, что для исцеления необходимо вступление в область настоящей боли и отказ от прежних ложных надежд, которые до этого питали личность. Для того, что бы справиться с бесконечно повторяющимися страданиями в аду, необходим рост участия сознания в процессе анализа.

Следует отметить, что согласно Юнгу и Фрейду, многократно повторяющееся «невротическое» страдание отличается от подлинного переживания боли, которое содействует индивидуации (развитию).

Как писал сам Юнг в своем эссе «Психотерапия и жизнь», психотерапевтической целью является не перевод клиента в какое-то невероятное состояние счастья, а укрепление его духа, обретение способности встретиться со страданием. Часто за невротическим страданием скрывается естественное, которое люди, по мнению Юнга, не желают претерпевать.

Вечное «невротическое» страдание вызывается не внешними факторами, а скорее подпитывается изнутри. Постоянное страдание принимает форму тяжелой депрессии, которая может быть также понята как нехватка истинной любви.

Человек не решается полюбить кого-то искренне, не в симбиозе, не поглощая другого и не используя его как свое нарциссическое расширение для укрепления самооценки. Искренняя любовь – это встреча с непредсказуемостью и риском потери, которая непереносима для травмированной личности.

В результате внутренняя система сохранения атакует связи между эмоциями и мышлением, разрушает его способность чувствовать. Ограждая от осознания подлинной боли, она предлагает взамен вечное, но привычное невротическое страдание в «личном аду».

В связи с этим терапия выстраивается на том, чтобы клиент смог в итоге встретиться со своей подлинной болью и совершить ту необходимую «работу горя», о которой писал еще Фрейд, т.е. отгоревать свои душевные потери, включая утрату любви, ложных надежд и т.д. При этом аналитик выполняет роль спутника, медиатора сильных аффектов (переживаний). Его помощь позволяет пройти через работу горя и не впасть в отчуждение, описанное Джоном Боулби, автором теории привязанности. Согласно его мнению и результатам наблюдения за детьми, процесс горевания не сменялся холодным отчуждением у тех детей, которые имели поддерживающее окружение.

Более подробное рассмотрение терапии травмы и символической иллюстрации будет продолжено в следующей статье.