Как родители травмируют своих детей. Механизм передачи травмы привязанности. Записки_психотравматолога

Сразу хочу оговориться, что цель этой статьи не изобличение родителей, травмирующих своих детей. В данном случае чувство вины родителя перед ребенком деструктивно и не помогает в процессе воспитания. Моя задача показать, насколько процесс передачи травмы привязанности автоматически встроен в само явление травмы, насколько он бессознателен и неизбежен, если у самого родителя есть травматическое расщепление*. (*О том, что такое травма привязанности и травматическое расщепление, можно подробнее прочитать в моих предыдущих публикациях: https://www.psyoffice.ru/article/269493/, https://www.psyoffice.ru/article/129410/, https://www.psyoffice.ru/article/130459/). На мой взгляд, такое знание способно дать ответ на вопрос: «как это исправить?», «как перестать передавать эту травму из поколения в поколение как горячую картошку и остановить это зло?», внеся тем самым неоценимый вклад, как в личное благополучие, так и в благополучие будущих поколений.

Как происходит процесс формирования травматического расщепления у ребенка?

Главным и достаточным условием для формирования травмы привязанности у ребенка является наличие травмы привязанности у родителя. В этом случае у взрослого человека детская программа привязанности не завершена и не закрыта, а взрослая программа активирована не полностью.

Как это может проявляться? В принципе родители с травмой привязанности это вполне взрослые и возможно хорошо адаптированные в жизни люди, достигающие определенных успехов в учебе, общественной жизни и профессиональной деятельности. Но время от времени в ситуации стресса они с трудом справляются со своими эмоциями и не умеют контейнировать (понимать свои чувства и успокаивать) себя. При этом список ситуаций, вызывающих наибольший стресс у каждого человека индивидуален, такие ситуации содержат триггер, запускающий острую эмоциональную реакцию. Таким образом, время от времени такой взрослый теряет адаптацию, становится эмоционально незрелой личностью. Степень этой эмоциональной незрелости может варьироваться от низкой устойчивости к стрессам и психосоматических реакций на стресс до личностных расстройств и психических заболеваний.

Теперь о том, что происходит в отношениях между родителем и ребенком в ситуации, когда родитель и ребенок находятся в стрессе, а значит, у ребенка активировалась детская программа привязанности. Под действием триггеров, взрослый попадает в свою Аффективную Личность (детскую травмированную часть), с трудом справляется со своими эмоциями, так как он не унаследовал бессознательный механизм контейнирования. Отсутствие этого механизма мешает родителю быстро справиться со стрессом и вернуться во взрослое состояние. В этот момент он сам нуждается в родителе, у взрослого тоже активируется не закрытая детская программа привязанности. В диаде родитель-ребенок не остается того, кто мог бы в этот момент ДАВАТЬ, то есть быть во взрослой программе привязанности. Ребенок в этот момент чувствует себя одиноким, по сути, он временно сирота, потому что рядом с ним нет взрослого. При этом ребенок испытывает стресс из своей детской программы привязанности от того, что не может ПОЛУЧИТЬ утешение и удовлетворение своей актуальной потребности для снижения стресса. В то же время родитель испытывает двойной стресс: из детской программы привязанности от того, что не может ПОЛУЧИТЬ, а из взрослой программы привязанности от того, что не может ДАТЬ своему ребенку контейнирование и удовлетворение его потребности в ситуации стресса.

Способы, с помощью которых дети справляются с этой ситуацией, весьма разнообразны. Стоит вспомнить, что инстинктивная программа ребенка – вовлечь родителя в привязанность любым доступным способом. Среди самых распространенных стратегий – частые болезни или плохое поведение, заставляющие родителей экстренно вернуться к своим обязанностям. Если же это не помогает, то ребенок учится справляться со своим стрессом самостоятельно. Еще одна стратегия ребенка – это утешить своего родителя, позаботиться о нем и снизить его стресс. То есть стать на время взрослым и побыть в позиции «родителя для своего родителя» чтобы закрыть активированную детскую программу привязанности у родителя и вернуть себе взрослых: маму или папу. Родители могут гордиться такими детьми, не по годам взрослыми, благодарными и заботливыми. Но повода для гордости здесь не много, так как в этот момент ребенок преждевременно включает у себя взрослую программу привязанности, при этом его потребности из детской программы не удовлетворены. Все эти стратегии порождают травматическое расщепление у ребенка, то есть формируют травму привязанности.

Одним из распространенных триггеров для травмированного родителя являются сильные эмоции своего ребенка. В ситуации истерики у ребенка такой родитель теряет устойчивость и может либо тоже впадать в истерику, либо разозлиться, желая это прекратить. Также распространены ситуации, когда родитель переживает горе и утрату в результате смерти близкого, развода или другой потери. Все силы уходят на то, чтобы справиться с этим и на родительство остается очень мало ресурсов. Вместо того чтобы вербально и невербально контейнировать своего ребенка (а для этого надо быть спокойным и устойчивым), родитель использует ребенка как контейнер для своих эмоций.

Есть родители, которые не переносят определенные эмоции своих детей. Например, страх. Когда ребенок начинает бояться, родители могут обесценивать этот страх («здесь нечего бояться»), требовать победить страх («ты должна быть сильнее своего страха»), высмеивать ребенка в страхе («что ты испугался как девчонка»), игнорировать эмоциональное состояние ребенка. В то время как единственная здоровая реакция на страх ребенка – признать наличие эмоции («да, тебе сейчас страшно»), признать, что бояться – это нормально, объяснить что страх – естественная реакция на реальную или воображаемую угрозу, что страх концентрирует на поисках путей избегания угрозы, а также помочь составить план действий на случай возникновения угрозы. Такая реакция родителя помогает ребенку научиться проживать эмоцию здоровым способом, а не вытеснять ее.

Нарушение привязанности порождает у детей разнообразные симптомы. В этом случае родители приводят детей к детскому психологу. Детский психолог может многое – провести диагностику и понять причины симптома, объяснить родителю что происходит, помочь стабилизировать эмоциональное состояние ребенка. Но когда ребенок вернется в дисфункциональную семью с нарушенной привязанностью, с большой вероятностью симптом ребенка возобновится, или появится новый симптом. Самый короткий путь детской психотерапии – это психотерапия родителей. Когда родитель обучается организовывать здоровую привязанность, многие симптомы ребенка теряют своё назначение, оказываются просто не нужны детской психике.

Итак, отвечая на вопрос «как уберечь своих детей и не передавать травму привязанности из поколения в поколение?», могу предложить такой план действий:

во-первых, нужно исцелять собственную травму привязанности, поскольку травматическое расщепление – это обратимый процесс, поддающийся терапии;

во-вторых, обучаться организовывать здоровую привязанность со своим ребенком.

Полученная травма привязанности – это не наш выбор, а наша судьба, но каждый человек делает выбор, как с этим наследием жить – передать проблему дальше своим потомкам или выбрать путь исцеления своих отношений и семейного сценария.

В следующих публикациях я планирую рассказать о контейнировании и других важных функциях родителя.