Поскольку я сохраняю в чистоте то, что благодаря свободному
έποχή представляется моему взгляду, взгляду
размышляющего, в отношении бытия данного в опыте мира, важное значение имеет
тот факт, что я и моя жизнь остаемся незатронутыми в своей бытийной
значимости, как бы ни обстояло дело с бытием или небытием мира, и какое бы
решение я ни принял по этому поводу. Это Я, с необходимостью остающееся для
меня в силу такого έποχή, и жизнь этого Я не являются
частью мира, и если оно говорит: «Я есть, ego cogito», то это не означает
более: Я, этот человек, есть. Я уже не являюсь тем человеком, который в
естественном опыте самопознания предняходит себя как человека, а при
абстрактном ограничении чистыми компонентами внутреннего, чисто психологического
опыта самопознания преднаходит свой собственный чистый mens sive animus sive
intellectus, не являюсь душой, постигаемой сама по себе. Воспринятые таким
естественным образом, я и все остальные люди суть темы объективных или
позитивных наук в обычном смысле слова — биологии, антропологии, а среди них
также и психологии. Ведь душевная жизнь, о которой говорит психология, всегда
полагалась и до сих пор полагается как душевная жизнь в мире. Это относится,
очевидно, и к собственной душевной жизни, которая схватывается и
рассматривается в чисто внутреннем опыте. Но феноменологическое έποχή,
которого требует от философствующего ход очищенных картезианских размышлений,
сдерживает признание бытийной значимости объективного мира и тем самым целиком
и полностью исключает его из поля суждения, а вместе с ним также и бытийную значимость
как всех объективно воспринимаемых фактов, так и фактов внутреннего опыта. Для
меня, для размышляющего Я, которое, пребывая в состоянии έποχή,
исключительно себя полагает основанием значимости всех объективных
значимос-тей и оснований, нет, таким образом, никакого психологического Я,
никаких психических феноменов в смысле психологии, т. е. понимаемых как
составляющие психофизического человека.
Посредством феноменологического έποχή
я редуцирую свое естественное человеческое Я и свою душевную жизнь — царство
моего опыта психологического самопознания — к моему трансцендентально-феноменологическому
Я, к царству опыта трансцендентально-феноменологического самопознания.
Объективный мир, который есть для меня, который когда-либо для меня был и будет,
сможет когда-либо быть, со всеми своими объектами, черпает, как уже было сказано,
весь свой смысл и бытийную значимость, которой он для меня обладает, из меня
самого, из меня, как трансцендентального Я, впервые выступающего с началом
трансцендентально-феноменологического έποχή.
Это понятие трансцендентального и его коррелят, понятие
трансцендентного, должны быть почерпнуты исключительно из ситуации наших
философских размышлений. При этом следует иметь в виду: как редуцированное Я не
является частью мира, так и, напротив, мир и любой объект мира не являются частью
моего Я, не могут быть реально преднайдены в жизни моего сознания как ее
реальная часть, как комплекс чувственных данных или актов. К собственному
смыслу всего, что относится к миру, принадлежит его трансцендентность1, хотя
это может получить и получает весь определяющий смысл, равно как и бытийную
значимость, только из моего опыта, из тех или иных моих представлений, мыслей,
оценок, действий, — а возможный смысл бытия, значимого с очевидностью —
только из моих собственных очевид-ностей, из осуществляемых мной актов
обоснования. Если к собственному смыслу мира принадлежит эта трансцендентность,
состоящая в его ирреальной включенности в Я, то само Я, которое несет в себе
мир как значимый смысл и, в свою очередь, с необходимостью этим смыслом
предполагается, называется в феноменологии трансцендентальным, а произрастающие
из этого соотношения философские проблемы — трансцендентально-философскими.
См.: Ингарден, 8.